Граф из Техаса - Джерина Кэрол

Мгновение она колебалась, думая, стоит ли объяснять все это ему, но у нее не было выбора. Он должен знать правду.

— Я не просто ваша кузина. Я ваша внебрачная кузина.

«Ну вот, — подумала Люсинда. — Я, наконец, сказала ему».

Сейчас она увидит, что так часто бывало при этом с другими, выражение недоумения, разочарования и подозрительности в его глазах. Затем появятся обличительные нотки в его голосе, и он постарается создать дистанцию между ними.

Но вместо того, чтобы бросать ей в лицо обвинения или, переминаясь с ноги на ногу, мямлить какие-то оправдания с целью как можно скорее избавиться от нее, Прескотт просто пожал плечами.

— Меня это совершенно не волнует, — сказал он. — Семья есть семья. А остальное не имеет для меня значения.

Ему было все равно? Это потрясающее открытие обрадовало ее больше, чем она осмелилась признаться самой себе и, сделав его, она почувствовала еще большую привязанность к своему кузену. О Господи, помилуй! Она, наконец-то, нашла мужчину, которого, казалось, совсем не трогал факт ее незаконного рождения. Но, может быть, он до конца не осознал того, что она сказала ему?

— Я не знаю, как у вас в Техасе, но здесь, в Англии, доброе имя значит для человека все. Из-за того, что я была рождена вне брака, мне отказывают в добром имени.

— Черт побери, нет, — сказал он сердито. — Вы такая же Трефаро, как и я. И никогда не позволяйте никому говорить вам что-либо другое. К черту все это, Люсинда, мы же с вами — семья.

— Но вы законнорожденный Трефаро. А я — нет. Это бремя, которого вы никогда не узнаете и никогда не сможете понять за всю свою жизнь.

— В этом вы правы. Не в силах оказаться на вашем месте и жить вашей жизнью, я не смогу этого понять. Но я понимаю одну вещь — это совершенный бред, чтобы вы расплачивались и чувствовали себя виноватой за то, что ваши мамочка и папочка сделали, или чего они не сделали. И еще хуже, что другие презирают вас за это. Как вы были рождены или когда — вовсе не ваша вина, и к тому же это не их дело. Во всяком случае для меня это не имеет ни малейшего значения. Я ведь техасец, помните.

— О, понятно. Вы, техасцы, не обращаете внимания на незаконнорожденность.

— По крайней мере не так, как оказывается, это делают англичане, это уж наверняка. Конечно, я не могу ручаться за всех техасцев, я говорю, только за тех, кого я знаю, но они склонны судить о человеке по тому, кто он есть и чего он достиг в жизни, нежели по тому, что сделали или не сделали его родители. Будь я проклят, Люсинда, но я знавал много людей, которые не знали своих отцов. Знавал и тех, кого вырастили двое родителей, и, поверьте мне, среди вторых найдется ничуть не меньше негодяев, чем среди первых. Возьмите, например, этого Эмерсона. Бьюсь об заклад, он знает своего папашу, но тот факт, что он является законнорожденным, не делает его хорошим человеком. Вы гораздо лучше его. Вы не были грубы со мной, когда мы в первый раз встретились. Вы были добры, готовы помочь, по-настоящему дружелюбны и, без всякого сомнения, вы… — он замолчал, не закончив свою мысль, осознав, что не может сказать ей, что она самая красивая женщина, которую он встретил в жизни. По крайней мере пока… — Вы лучшая садовница изо всех, кого я знаю. Поверите ли, я был знаком с дюжиной, а может, и большим количеством женщин, которые отдали бы частичку своей жизни за то, чтобы иметь такие же зеленые насаждения, как у вас.

— Зеленые насаждения?! — спросила она с улыбкой.

— Да, у вас есть талант выращивать прекрасные цветы.

— К сожалению, этого вовсе не достаточно, чтобы завоевать уважение среди моих земляков англичан. И вы скоро сами убедитесь в этом.

Прескотт хотел сказать ей, что он уже прекрасно все это знает, прочувствовал это на собственной шкуре, когда впервые встретился с семейством Кандервудов, своими родственниками по матери. Возможно, он был бы лучше подготовлен к этой встрече, если бы прислушивался к наставлениям своего брата Пайна. Но, не желая верить ему, он не уделял им ни малейшего внимания.

Прескотт с детства был приучен верить, что семья есть семья — частичка твоей плоти и крови, люди, к которым ты должен относиться с уважением и любовью и которые так же должны относиться к тебе. Даже если ты не чувствуешь к ним особой любви и уважения, ты должен быть с ними по крайней мере терпеливым. Но о Кандервудах нельзя было сказать ничего подобного. С первой же минуты их встречи с ним они были отдалены, безразличны и откровенно грубы. Они были так холодны с ним, что он мог сравнить их только со снежным бураном, который внезапно налетает, когда его меньше всего ждешь, и замораживает тебя до мозга костей. Честно говоря, Прескотт прекрасно понимал, что не навяжи ему сэр Генри этот проклятый титул, сделавший его графом Сент Кеверна, вряд ли кто-нибудь из Кандервудов уделил ему хотя бы минуту внимания. Когда он пытался обсудить со своими дядюшками и кузенами вопросы управления ранчо и разведения скота, они только задрали кверху носы. Ему пришлось утешаться лишь тем, что как купцы, люди городские, они все равно вряд ли понимали что-нибудь в этих вещах.

Но как ни были плохи его родственники мужского пола, его тетушки и кузины, однако, были гораздо хуже. Боже всевышний! Прескотт готов был съесть свою шляпу, если в их головах появилась хотя бы еще одна мысль кроме той, как женить его на одной из своих дочек с лошадиными лицами. Прескотт всегда думал, что отбиться от атак сестер Камбеллов дома, в Техасе, было очень трудной задачей, но улизнуть от девушек Кандервудов оказалось в десять раз труднее. Мало того, но они еще были и в десять раз уродливее. И попытки заарканить его были тоже в десять раз сильнее… Он не мог спокойно пройтись по улицам Лондона или пойти на ужин в какой-нибудь ресторан без того, чтобы хоть одна из них внезапно не появилась перед ним, улыбаясь до ушей, как полусумасшедшая, хихикая и строя ему глазки. Вероятно, они надеялись привлечь его внимание и понравиться ему так, чтобы он, в конце концов, сделал предложение.

Черт побери, ведь он приехал в Англию вовсе не за тем, чтобы найти себе здесь жену!

Но он не мог сказать обо всем этом Люсинде. Он даже не мог поделиться с ней своими проблемами, связанными с семейством. Ведь у нее хватало и своих забот. «И в особенности одной», — подумал он.

— Эмерсон вчера так грубо обошелся с вами, неужели с таким неуважением относятся к вам все люди в округе?!

— Нет, к счастью, он является исключением. Все остальные принимают меня такой, какая я есть.

«Пока я не забываю, где мое место», — добавила она про себя.

Она никогда не пыталась оспаривать те неписанные законы, которые накладывали на нее из-за внебрачного рождения столько запретов, лишали ее стольких радостей в жизни. Например, радости снискать любовь хорошего приличного мужчины, выйти за него замуж, обзавестись домом. Но, пожалуй, самым ужасающим было то, что они лишали ее радости иметь детей.