Граф из Техаса - Джерина Кэрол

— Вы скоро сами все увидите, — продолжала она. — Я — паршивая овца в своей семье, поймите это, Прескотт.

— Вы не должны так говорить о себе.

— Даже если это правда?

Прескотт промолчал, не зная, как ответить ей. Он достаточно долго жил на белом свете, чтобы знать, что иногда даже правда не скажет всего до конца. И казалось, что так оно и было в случае с мисс Люсиндой Трефаро. Он прекрасно понимал то положение, в котором она находится, испытывая постоянные унижения даже от своей собственной семьи.

Даже если бы она могла представить властям самые неопровержимые в мире доказательства воровства Эмерсона, скорее всего они не приняли бы ее серьезно и не поверили бы ей только потому, что она была незаконнорожденной, человеком, которому нельзя доверять.

Кошки скребли у него на душе при мысли об ужасающей несправедливости, с которой жизнь относилась к Люсинде. На своем веку он повстречал много женщин, начиная со своих старых знакомых дома, в Техасе, и кончая теми, с которыми ему пришлось познакомиться только несколько дней назад в Лондоне. Но ни одна из них не обладала такой красотой, грацией, таким чувством собственного достоинства, какими отличалась Люсинда. Безо всякого сомнения, она на целую голову превосходила всех этих знатных дам с их длинными родословными.

— Интересно, сможете ли вы узнать правду у Эмерсона? — произнесла она задумчиво.

— Не беспокойтесь. Я с этим справлюсь, — ответил Прескотт. Он был твердо уверен, что сможет вытрясти правду из Эмерсона, даже если ему придется прибегнуть к побоям. Он не выносил воровства. Никогда не мог с ним смириться и никогда, наверное, уже не сможет.

— Если он украл немного, я, пожалуй, смогу убедить его вернуть все назад. Бог знает, возможно, эти деньги как-то помогут нам в нашей ситуации.

— Ну, а если он украл много? В конце концов, он заправлял имением почти три года.

— Я уже сказал, что так или иначе, я заставлю его выплатить назад все, все до последнего никеля.

— До последнего шиллинга.

— Что?

— У нас здесь нет никелей, — сказала она. — У нас есть шиллинги. Стерлинги, шиллинги и пенсы.

— Да все равно. Деньги есть деньги, как их ни называй.

— Здесь налево.

Когда Прескотт потянул поводья, направляя лошадь с главной дороги на узкую тропинку, его рука нечаянно коснулась груди Люсинды. Он почувствовал ее упругую полноту под материей блузки и ощутил внезапный приступ возбуждения в паху. Он понял, что даже невинное прикосновение может толкнуть его к таким действиям, которые в итоге закончат слишком затянувшийся период воздержания. Но Люсинда была женщиной, которая стоила гораздо больше легкого соблазнения.

Дом Эмерсона, как вскоре увидел Прескотт, был полуразвалившейся лачугой с соломенной крышей, которой давно уже требовался ремонт, и крошечным садом, заросшим сорняками. Даже куры, которые, кудахтая, копались в мусоре перед домом, выглядели очень недокормленными.

— Теперь, по крайней мере, мы знаем наверняка, что он не потратил все ворованные деньги на ремонт своего жилища, — Прескотт первым спрыгнул с лошади и помог Люсинде спуститься с седла. — Трудно даже поверить, что в этом доме кто-то живет.

— Однако, это так. Его жена и дети, возможно, и сейчас находятся дома, наблюдая за нами.

— Так у него есть жена и дети?

— Три маленькие девочки.

Прескотт видел Эмерсона только один раз, но и этого короткого столкновения было достаточно, чтобы мысль о том, что он может быть главой семейства, показалась невероятной. Никакая женщина в здравом уме не захотела бы выйти замуж за такого грубого, угрюмого и неприветливого человека, как Эмерсон. Очевидно только та, что не особенно разбиралась в мужчинах.

Прескотт постучал, и через несколько мгновений трухлявая дверь со скрипом отворилась. Высунувшаяся из-за нее крошечная светлая детская головка едва доходила Прескотту до колен. Увидев огромные голубые глаза, смотревшие на него снизу вверх, и ангельское младенческое личико маленькой девочки, он почувствовал, как злоба тает в его сердце.

Улыбаясь, он присел на корточки так, что его голова была почти на уровне головы ребенка.

— Привет, твой папа дома?

Маленькая девочка покачала головой и взглянула вверх на Люсинду, стоящую за спиной Прескотта.

— А мама, — спросил он. — Она здесь?

Она перевела свой взгляд опять на него, ее щеки залились приятным розовым румянцем, и сделала шаг назад.

— Должно быть, это значит, что нас приглашают войти.

Прескотт ожидал, что дом внутри будет таким же заброшенным как и снаружи. Но, вместо того, чтобы гнить от заброшенности, дом Эмерсона был убран и чист, как стеклышко. Прескотт не мог обнаружить ни единой пылинки на голом деревянном полу и на немногочисленных предметах мебели в маленьком зале. Все вокруг тускло сияло, обнаруживая признаки недавно проведенной уборки.

У него сердце сжалось в груди, когда он увидел вторую девочку, чуть постарше, которой на вид было года три — четыре, стоящую на табуретке у стола и отрезающую кусок хлеба от буханки очень острым на вид ножом.

— О Боже всевышний, Люсинда, она сейчас отрежет себе руку!

Он в три больших шага пересек комнату, схватил нож одной рукой, а другой сгреб малышку с табуретки.

— Тебе нельзя играть с ножами, сладкая. Где твоя мама?

— В кровати. Она больна, — ответила девочка.

Ее маленькая сестричка приложила пухленький пальчик к губам.

— Ш-ш-ш. Мама спит.

— Она спит? — спросила Люсинда.

— И она предоставила вас самим себе?

Казалось, что миссис Эмерсон была ничуть не лучше своего мужа — бездумная женщина, не заботящаяся о благополучии собственных детей.

— Александра, Виктория, что вы…? О! Я не знала, что у нас гости.

Прескотт повернулся на звук женского голоса. Молодая женщина с ребенком на руках стояла у двери в спальню. Хотя ее волосы были растрепаны, а платье смято, нельзя было не заметить особенной грации в ее движениях, которые красноречиво говорили о ее хорошем происхождении. По виду она была на восьмом месяце беременности.

— Извините, миссис Эмерсон, — Прескотт поставил девочку на пол и сделал шаг навстречу молодой женщине. — Мы не хотели вас беспокоить в часы отдыха.

— Нет, нет, вы вовсе не побеспокоили меня, — сказала она. — У нас так редко бывают гости, что для для меня большая радость, когда кто-нибудь соизволит посетить нас. Пожалуйста, садитесь. Мне понадобиться не больше минуты, чтобы приготовить чай.

— Спасибо, мэм, но нам не хотелось бы доставлять вам лишние хлопоты.

— Миссис Эмерсон, — сказала Люсинда, — ваша дочь сказала нам, что вы больны.

— Это, наверное, Александра, — ее старшая дочь кивнула, и у миссис Эмерсон на лице расплылась добрая улыбка. — Она такой милый ребенок, а когда вырастет, станет просто прекрасной матерью, потому что всегда думает о своих младших сестрах и обо мне. Всегда так заботится о нас.