Совсем другой дракон - Рэйчел Аарон

но из-за того, что моя память была тебе так дорога, она смогла связать бога. И не ошибись, это сделала ты. Я жил внутри Пустого Ветра. Я видел его гнев, ужас, каким он мог легко стать. Ты ему не позволила. Ты уперлась ногами и заставила его придерживаться благородной части его цели. Ты сохранила ему разум, оставила его безопасным, потому он смог отпустить меня. Он никогда еще не отпускал душу, которую забрал, но он сделал бы куда худшее, чтобы вернуть тебя. Забытые мертвые постоянно кричат ему, умоляют мстить за них, исправить неверное. Но, хоть они громкие, твой голос сильнее. Мертвая или живая, ты — его Мерлин, голос его совести. Ты помогаешь ему быть не просто бездумным рабом страхов и эмоций, создавших его, и хоть я хотел бы остаться тут навеки с тобой, ему ты нужна сильнее.

Марси отвела взгляд. Она хорошо помнила, что случилось с мертвыми на Земле Восстановления Алгонквин, как она оттащила Призрака от края, но она смутилась, услышав все это от папы. Хоть она кривилась, он был прав. Призрак мог быть наглым, как кот, каким притворялся, но когда все было плохо, он держался за нее. После того, как Эмили выстрелила в нее, он умолял ее сильнее, чем Джулиус, чтобы Марси не бросала его. И потому она взяла его за руку. Не из-за того, что она видела путь к становлению Мерлином, а из-за того, что, хоть она хотела остаться с Джулиусом, она знала, что ее дракон мог жить без нее. Призрак не мог. Он был ее духом, ее ответственностью, и Марси должна была вернуться к нему, несмотря на шансы.

— Ладно, — прошептала она, поднимая взгляд. — Что мне нужно делать?

Алдо посмотрел на их соединенные ладони.

— Отпусти меня.

Марси скрипнула зубами. Даже когда он ей сказал, разжать ладони, держащие его за руки, ощущалось как предательство сего, что было ей дорого: семьи, детства, старых мечтаний. Ее отец был большой частью ее жизни до СЗД, и Марси не знала, как в жизни останется смысл без него. Но, пока она смотрела на свои пальцы, пытаясь набраться смелости разжать их, Алдо склонился и прижался лбом к ее лбу.

— Все хорошо, карина, — прошептал он. — Даже если ты не помнишь меня, я всегда буду помнить тебя. В жизни глупостей и неудач ты была единственным, что я сделал правильно. Ты — моя дорогая, и я всегда буду гордиться тобой.

Марси закрыла глаза, вздыхая.

— Ты не упрощаешь.

— Ты никогда не упрощала, — он рассмеялся. — Но пора отпустить, — он склонился и поцеловал ее в щеку. — Прощай, Марсиваль.

Она не могла ответить. Все ее прощания прозвучали всхлипами, она разжала ладони.

Как только ее пальцы ослабли, тепло ладони ее отца сменилось холодом, который резал, как нож. Когда она опустила взгляд, она увидела только нить.

Она была тонкой, как паутина, сияла на ее коже, как бело-голубой лунный свет. Марси склонилась ближе, чтобы осмотреть ее, когда капли теплой воды полились на ее ладонь вокруг нити. Слезы, запоздало поняла она. Ее слезы, из ее глаз, в чем нее было смысла. Марси не помнила, как заплакала, но ее глаза были мокрыми и опухшими, а грудь болела, словно ее сдавило. Что-то явно произошло, но она не помнила, что. Она знала, что потеряла что-то очень важное, но пока Марси не поняла, что, ледяная нить на ее ладони стала дрожать.

— Что это означает? — спросила Амелия, обошла руку Марси, чтобы рассмотреть.

— Не знаю, — Марси вытерла глаза, подняла нить с ноющей ладони. Нить была ужасно холодной. Как могила. Как…

Ее тело содрогнулось. Что странно, Амелия тоже содрогнулась, дракончик подпрыгнул, как испуганная ящерица, потом поднялась по руке Марси, чтобы скрыться в ее коротких волосах за ухом.

— Ты это ощутила?!

Марси кивнула, посмотрела во все стороны. С тех пор, как она проснулась в смерти, она и Амелия были единственными, кто двигался. Теперь ветер поднялся, поднял пыль с дорожки из гравия в неподвижности.

— Ого, — Амелия зацепилась хвостом за шею Марси. — Что будет теперь?

— Откуда мне знать? — сказала Марси, вставая на ноги. — Ты — эксперт!

— Эксперт по теории, — исправила ее драконша. — Я не была мертвой на практике.

Марси закатила глаза, но критика безрассудства подруги могла подождать. За их короткий разговор ветер стал ураганом. На земле поднималась воронкой пыль, огни в доме дико раскачивались там, где дверь осталась открытой. Даже припаркованная машина сала сдвигаться в сторону по гравию дюйм за дюймом. Марси не видела, на сколько дюймов, потому что лежала на животе, держась за черепицу изо всех сил. Но когда она посмотрела, чтобы убедиться, что Амелию не сдуло, красный дракончик смотрела на потолок, ее янтарные глаза расширились.

На вершине пещеры посреди жуткой черной дыры, ведущей наружу, тянулась ладонь. По крайней мере, это было похоже на ладонь. Было сложно сказать, она еще не пробила обсидиановую поверхность. Вместо этого магия натянулась, как резина, и нечто отчаянно сжимало сквозь стену влажно мерцающей черноты. Это уже должно было пугать, но в миллион раз хуже было то, что это все происходило над головой Марси, и ладонь следовала за ней, куда бы она ни двигалась. Она гадала, стоило ли бежать к подвалу дома, когда увидела что-то мерцающее в центре тьмы. Она поняла вдруг, что это нить сияла во тьме, как лунный свет, тянулась к середине ладони.

И Марси знала, что делать.

— Крепко держись, — сказала она дракону на своем плече, села на корточки. — Я прыгаю.

— Прыгаешь? — в панике сказала Амелия, глядя то на ладонь над их головами, то на пропасть в три этажа. — Нет, нет, нет. Прыжок с крыши — очень плохая идея, когда нет крыльев.

Она не спорила, но дыра была расположена так, что Марси не могла дотянуться рукой, стоя на ногах. Было слишком далеко, и крыша была со склоном. Ей придется прыгнуть, и ветер помогал ей, ударил по стене дома перед ней. Марси была уверена, что ветер поднял бы ее, если бы она упала, и раз поток уже стал поднимать крышу с дома, она не видела повода медлить. Прыжок, или ее подбросят, и Марси схватила холодную нить и спрыгнула с крыши, когда гвозди перестали выдерживать.

Как только ее ноги оторвались от крыши, она поняла Амелию. Дыра казалась близкой, но ладонь, тянущаяся сквозь тьму, была куда больше, чем она понимала, потому что теперь, когда она двигалась к руке, Марси видела, что дыра, к которой она