Разум. Творческий отклик на сейчас - Бхагаван Раджниш

Я сказал:

— Да, это правда. С вами два миллиона индуистов, а я один. Но даже один человек может разрушить поддержку ваших двух миллионов индуистов, если она основывается на лжи. Вы совершили ошибочный шаг — вы никогда не должны были меня слушать!

Именно это и есть фанатизм: не слушать ничего, что идёт против ваших убеждений. Прежде чем кто-то что-нибудь скажет, начните кричать так громко, чтобы вы слышали только собственный голос. Читайте только свою собственную книгу, слушайте только собственную церковь, собственный храм, собственную синагогу.

Фанатизм — это просто стратегия, направленная на то, чтобы защитить себя от сомнений. Но, хотя от сомнений можно защититься, разрушить их нельзя. И в этом нет необходимости. Человек пережил стадию, в которой он нуждался в толпах. Теперь он может быть индивидуальностью. Это не значит, что у вас не должно быть клубов, не должно быть обществ, — но нет необходимости в том, чтобы быть им фанатично преданными.

Вы можете быть ротарианцем; это не значит, что вы фанатично преданны и готовы умереть за Ротари-клуб. Это будет настоящим великим мученичеством — если кто-то умрёт за Ротари-клуб! Вам не нужно умирать за Ротари-клуб, за Клуб Львов... вам не нужно умирать за христианство, ислам, индуизм, коммунизм, социализм. Вы можете испытывать с людьми резонанс, можете вести с людьми диалог. Вы можете встречаться с людьми, общаться с людьми, разделяющими ваши взгляды, но незачем поднимать вокруг этого много шума. Никаких крестовых походов, никаких священных войн...

Да, вы можете оставаться нацией, но нет надобности в том, чтобы слишком серьёзно относиться к границам, которые вы создали на карте. Они существуют только на карте, не начинайте видеть их на земле. Именно так вы становитесь слепыми.

Очень хорошо, чтобы было так много наций, но нет необходимости в том, чтобы было так много разновидностей безумия. Очень хорошо, если люди могут совершать поклонение по-своему, молиться по-своему, почитать собственную книгу, любить собственных мессий, — в этом нет никакой проблемы. Но не делайте из этого проблему для других человеческих существ. Это ваше личное дело. Вам что-то нравится, вы предпочитаете определённый аромат — очень хорошо; если кому-то он не нравится, это не делает его вашим врагом. Это дело вкуса — у кого-то другого может быть другой вкус. И различие не подразумевает противоборства, это просто значит, что у человека другой способ смотреть на вещи, чувствовать.

Нет надобности ни в каком фанатизме, нет надобности ни в каком окончательном решении. Если мы можем поддерживать в мире организации без всяких клятв в пожизненной приверженности, без фанатизма, это будет красивый мир. Организации сами по себе не плохи. Организации с возможностью принимать разные решения, без фанатичных подходов просто придадут миру порядок. А порядок, безусловно, необходим. Там, где столько миллионов людей, вы не сможете жить без порядка. Я назвал этот порядок «коммуной». Я назвал его «коммуной» просто для того, чтобы отличить его от организации, политической партии, религиозного культа. Я назвал его просто «коммуной», где люди сходного видения живут в дружественности, со всеми своими различиями.

Они не стирают своих различий, чтобы быть частями коммуны; это стало бы фанатичной преданностью. Их различия принимаемы; это — качества этих индивидуальностей.

И, фактически, это делает коммуну богатой, если в ней столько людей с таким множеством разных качеств, талантов, видов творчества, чувствительности, и все они объединяются, не калеча друг друга, не разрушая друг друга. Напротив, они помогают друг другу стать совершенной индивидуальностью, уникальной индивидуальностью...

Шаг за пределы пирамиды

Вопрос.

Я был потрясён, когда услышал, как ты говоришь, что пирамида человечества состоит из аятолла Хомейни и Альберта Эйнштейна, и между ними нет никакой качественной разницы. Может быть, возможен кто-нибудь третий?

Я сам потрясён, но перед лицом реальности человек беспомощен. Истина в том, что между аятоллой Хомейни и Альбертом Эйнштейном нет качественной разницы; я был бы очень рад объявить, что есть хотя бы небольшая возможность какой-то качественной разницы. Но это не значит, что оба они — люди одного и того же типа.

Аятолла Хомейни — сумасшедший. Альберт Эйнштейн — гений, самый острый разум, которого только произвело человечество. И я не говорю, что они люди одного и того же типа, но что я могу сделать? — они принадлежат одному и тому же спектру. Аятолла находится на самой низшей его ступени, Альберт Эйнштейн — на высшей, но разница только в степени; пирамида одна и та же.

Аятолла Хомейни, Адольф Гитлер, Иосиф Сталин, Бенито Муссолини, Мао Дзе Дун — они настолько же человеческие существа, что и Альберт Эйнштейн, Берт-Ран Рассел, Жан Поль Сартр, Карл Ясперс; они принадлежат к одному и тому же человечеству, к одному уму.

Но аятолла Хомейни и его компания — больны. Ум один и тот же, но их ум болен, перевёрнут вверх дном Альберт Эйнштейн и Бертран Рассел — здоровы. Это тот же самый ум, но в хорошей форме; он такой, каким должен быть.

Но я не могу сказать, что они принадлежат к разным категориям; это было бы ложью. В этом было бы утешение — ты не был бы потрясён, я не был бы потрясён, все были бы счастливы. Но если разрушить истину ради таких глупых утешений, это никому не поможет.

Но зачем смотреть только с одной стороны? Есть множество аспектов, которые нужно принять во внимание. Почему не увидеть в этом великого откровения? Ты подумал только об одной стороне, и именно поэтому ты потрясён. Я тоже был потрясён, но также это принесло мне волнение, экстаз.

Ты подумал только об одном: что Альберт Эйнштейн оказался низведённым до уровня аятоллы Хомейни. Но почему ты не видишь другой возможности? — возможности того, чтобы аятолла Хомейни был возвышен до уровня Альберта Эйнштейна?

Я открываю для этих сумасшедших людей бесценную возможность. И эти сумасшедшие люди главенствуют в человечестве; что-то должно быть сделано. Человечество как таковое — не плохое, не злое, но один аятолла Хомейни может свести с ума, повергнуть в идиотизм целую страну. Имена, слова, принципы, которые эти люди используют, чтобы скрыть свои безумие и глупость, красивы.

Аятолла Хомейни каждый день цитирует Священный Коран. Ему не нужно даже читать; он его заучил — весь Священный Коран целиком. Он постоянно цитирует Священный Коран, и те, кто его слушает и ему следует, верят, что он — пророк, посланник Бога, присланный, чтобы помочь процветанию ислама. Именно в это верят все религии: если они достигнут процветания, только тогда у человечества есть будущее; иначе никакого будущего нет, с человеком всё кончено. А то, что он делает, — такое варварство, так уродливо, так бесчеловечно... Людей постоянно зверски убивают, им отрубают головы. Людей избивают до смерти на перекрёстках перед тысячами зрителей — и эти зрители радуются, потому что это — процветание ислама.

Аятолла Хомейни говорит, что всё, что делается согласно принципам ислама, правильно. Другого пути нет, нет другого критерия, чтобы определять правильное и неправильное. Отрубить человеку голову — это соответствует исламу. Если человек не желает стать мусульманином, будет лучше, если он умрёт. Жить вне ислама хуже смерти, потому что смерть может изменить смысл его жизни. Может быть, его тело, его ум не способны стать мусульманином, значит, эти его тело и ум должны быть уничтожены. Это препятствия к его спасению. И умереть от рук солдат ислама — само по себе это приносит славу. Вы должны гордиться: вы достигли великолепной смерти. Вы не смогли достичь великолепной жизни, но достигли великолепной смерти. И человек, лишаемый жизни исламскими убийцами, должен считать себя счастливцем. И люди, которые его убивают, тоже зарабатывают великую добродетель, потому что у них нет никакого другого мотива — они пытаются помочь этому человеку, трансформировать его существо. Они освобождают и расчищают для этого человека путь к Богу. Они делают работу Бога: они снова родятся святыми в раю. И оба получают пользу. Как в этом может быть что-то плохое или злое, если обе стороны получают огромную пользу, духовную пользу?