Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Марк Твен

— Хелло, Джим! — воскликнул я, выпрыгнув из кустов.

Он, в свою очередь, вскочил и принялся с растерянным видом таращить на меня глаза, а затем упал на колени, протянул с умоляющим видом ко мне руки и проговорил: «Пожалуйста, не обижайте меня! Я ведь никогда не делал ничего дурного мертвому человеку. Я всегда любил мертвецов и оказывал им всяческие услуги. Уйдите, пожалуйста, назад в реку, в назначенное вам место, и не делайте ничего дурного старику Джиму, который всегда был вашим приятелем!»

Мне удалось вскоре растолковать почтенному негру, что я еще нахожусь в числе живых. Я очень обрадовался при виде Джима уже потому, что не чувствовал себя более одиноким. Вместе с тем я имел полную уверенность, что он не станет никому рассказывать о моем убежище. Я все время говорил, а негр молча сидел и глядел на меня. Наконец я сказал:

— Теперь совсем уж рассвело, и нам не мешает позавтракать. Подбрось-ка свежего хворосту в огонь!

— К чему же разводить костер? — спросил он. — Уж не к тому ли, чтобы поджаривать землянику? Впрочем, у вас ведь имеется ружье. Быть может, с его помощью мы добудем себе покушать что-нибудь получше сырой земляники и брусники.

— Неужели ты кормишься здесь только земляникой и тому подобной дрянью?

— Я не мог раздобыть тут ничего!

— А давно ты на острове, Джим?

— Я попал сюда на следующую ночь после того, как вас убили.

— И все время пробыл здесь?

— Точно так!

— И ты все время ничего не ел, кроме такой дряни?

— Ровнехонько ничего.

— В таком случае ты, должно быть, страшно проголодался?

— Я, кажется, мог бы съесть, не во гнев вам будет сказано, даже мертвеца, если он не особенно протух. А вы, сударь, давно уж на острове?

— С той самой ночи, когда меня убили!

— Скажите на милость! Чем же вы жили? Впрочем, у вас есть ружье. Да, ружье — хорошая штука. Вы что-нибудь застрелите, а я пока разведу огонь.

Я провел Джима к тому месту, где стоял мой челн, и пока Джим разводил костер на поросшей травой полянке между деревьями, я достал муку, свинину, кофейник, сковороду, сахар и жестяные кружки. Негр почувствовал ко мне благоговейный ужас, немедленно сообразив, что все это добыто с помощью волшебства. Закинув удочку, я немедленно вытащил здоровенную камбалу. Джим выпотрошил ее своим ножом и поджарил.

Приготовив завтрак, мы улеглись на траве и съели его горячим. Особенно усердно работал челюстями Джим, чуть не умиравший перед тем от голода. Впрочем, по правде говоря, мы оба поели с большим аппетитом, а затем, насытившись, предались сладостному ничегонеделанию.

Помолчав некоторое время, Джим спросил:

— Скажите, однако, на милость, Гек, кто был убит в блокгаузе, если вы остались в живых?

Я объяснил ему тогда свою проделку, и он нашел ее очень ловкой. По его мнению, даже Том Сойер не придумал бы более хитрого плана. Тогда я, в свою очередь, спросил:

— А ты, Джим, по какой причине очутился здесь и как ты сюда попал?

Негр, очевидно, почувствовал себя очень неловко и с минуту ничего не отвечал, а затем проговорил:

— Пожалуй, лучше было бы об этом не рассказывать.

— Отчего же, Джим?

— Да так! У меня на это есть причины. Впрочем, ведь вы меня не выдатите, Гек, если я вам расскажу всю правду?

— Будь я проклят, если сделаю это, Джим!

— Ладно! Я верю вам, Гек… Я… я в бегах!

— Быть не может!

— Помните, вы обещали не рассказывать никому? Помните, вы поклялись не выдавать меня, Гек!

— Да, поклялся! Я сказал, что не выдам тебя, и сдержу свое слово. Право, я его сдержу не хуже честного индейца. Меня, конечно, назовут низким и подлым аболиционистом [1] и станут презирать за то, что я тебя прикрываю, но мне это безразлично! Я никому ничего не расскажу, тем более что никоим образом туда не вернусь! Ну, теперь расскажи мне все подробно про твой побег.

— Видите, как это случилось. Старая барышня, то есть эта самая мисс Ватсон, постоянно меня шпиговала и обращалась со мной довольно-таки крутенько, но всегда говорила, что ни под каким видом не про даст меня в низовье реки, в Орлеан. Заметив, однако, что к ней в последнее время часто похаживает работорговец, я начал маленько беспокоиться. Раз поздно вечером я подкрался к двери, а дверь эта была немножко приотворена, и вот я слышу, как старая барышня говорит вдове, что собирается продать меня в Орлеан. Ей и самой было это не по нутру, но, с другой стороны, за меня дают восемьсот долларов, а против такой крупной суммы денег она устоять не может. Вдова пыталась отговорить свою сестру от этой сделки, и они поспорили друг с другом, но я не стал дожи даться, чем у них кончится разговор, а поспешил улепетнуть из дома подобру-поздорову. Прежде всего я спустился с холма к берегу в надежде воспользоваться там чьей-нибудь лодкой, но на берегу было тогда еще очень людно, а потому я спрятался в старой, полуразвалившейся бочарной мастерской, чтобы обо ждать, пока все разойдутся по домам. Представьте себе, я просидел там целую ночь и все-таки не мог улучить такой минутки, когда бы никого на берегу не было. Приблизительно так к шести часам утра начали плыть мимо меня лодки. Часам же к восьми или к девяти на каждой из них говорили, что ваш папаша приехал в город объявить о том, что вас убили. Эти лодки были переполнены дамами и джентльменами, ехавшими осматривать место убийства. Случалось, что они приставали к берегу немножко отдохнуть, прежде чем переправиться через реку, так что из слышанных разговоров я узнал все подробности убийства. Мне было очень жаль, Гек, что вас убили, но теперь я об этом нисколько не жалею.

Я пролежал в бочарной целый день за досками и очень проголодался, но не испытывал никакого страха. Я знал, что старая барышня и вдова пойдут сейчас же после завтрака слушать проповедь в открытом поле и их не будет целый день. Им было известно, что я с раннего утра ухожу на пастбище присмотреть за скотом. Утром мое отсутствие не могло броситься им в глаза. Поэтому они могли узнать про мой побег лишь вечером, после того как стемнеет. Прислуга тоже не могла ничего заметить, потому что каждый раз, когда господ нет, наш брат отправляется тоже погулять по случаю праздника. Как только опять стемнело, я вышел на дорогу и прошел по ней мили две или больше до того места, где не было домов. К этому времени я уже обдумал, как мне следует поступить. Я сказал самому себе: «Если ты, Джим, попробуешь уйти по дороге, то тебя выследят собаки, если же ты украдешь лодку, чтобы переплыть на другой берег, они сейчас же заметят, что лодки нет, и сообразят, что ты переехал на ней через реку. Им не трудно будет переправиться туда с собаками и опять-таки разыскать твой след. Тебе, дружочек Джим, надо по пасть как-нибудь на плот. Он не оставляет, по крайней мере, никаких следов».