Румбы фантастики. 1989 год - Иван Ефремов

Мы поднялись на второй этаж и сразу же услышали выстрелы — утренняя зарядка Бака-младшего, разминка в стиле «ретро».

В длинном зале у обитой войлоком стены стояли картины, мраморная статуя, чернофигурные и краснофигурные амфоры, толстые фолианты в объеденных мышами кожаных переплетах, а у противоположной стены лежал на поролоновом матраце Бак-младший и, закусив сигаретку, целился из «эм-шестнадцатой».

Бах! И чернофигурная амфора разлетелась в черепки.

Бах! И отлетел в сторону пробитый насквозь фолиант.

Бах! И у статуи появилась во лбу черная рваная дыра.

Бах! И пейзаж в стиле Барбизонской шко…

…Я вновь стоял у сосны и гладил шершавую кору. Я вновь стал самим собой, прекрасно помнил, кто я такой, кто меня сюда послал и зачем. Все помнил. Но эта фантасмагория с белыми ночами, черными котами и пальбой по картинам еще секунду назад была реальностью, и я тогда находился в чьем-то чужом теле. Еще один сюрприз, но анализом заниматься рановато. И поворачивать назад рановато. Так что я отправился дальше.

Глава вторая

Минут через десять я вышел на дорогу, черную десятирядную автостраду. Судя по полустершейся разметке, ездили по ней долго. Никаких автострад земляне здесь не строили — к чему какая бы то ни было дорога на необитаемом островке размером два на пять с половиной километров? Да и сами автомобили здесь абсолютно не нужны…

Я пошел вправо — вправо просто потому, что нужно же было куда-то идти. Труп я увидел, свернув за поворот. Он лежал на обочине, руки были связаны белой нейлоновой веревкой, а спина буквально изрешечена пулями — в него продолжали стрелять, когда он уже умер, стреляли без нужды, пока не кончился магазин. Стрелявший был охвачен злобой и ненавистью, ему мало было просто убить… Неуютный мир.

Я встал на колени и без колебаний перевернул его на спину. Такая работа — не бойся испачкаться в крови, не бойся испачкаться в дерьме, вообще ничего не бойся, кроме того, чего необходимо бояться. Лапидарная истина. Вот только никто до сих пор так и не определил в циркулярно-уставном порядке, чего же следует бояться. Решать это предстоит самому, на месте…

Молодой парень, рослый и симпатичный… Я собрал и сосчитал гильзы — сорок штук, как раз автоматный магазин, калибр 6,85. Судя по пятнам крови и трупному окоченению, убили его час-полтора назад, никак не позже. Из-за деревьев выглядывали крабы, ждали, когда я уйду. Мне стало противно, я запустил в них пригоршней гильз, оставив одну себе в качестве вещественного доказательства, и ушел восвояси, пошел себе дальше по краешку великолепной автострады.

Значит, здесь еще и убивают. Куда-то делось солнце, откуда-то взялась автострада, и наплывают неизвестно куда переносящие галлюцинации. И еще здесь стреляют в людей… Слева раздался рев, душераздирающий, страшный, какой-то первобытно могучий, и вдруг оказалось, что я уже залег за деревом на обочине, рот полон песка, пистолет направлен в сторону рева, и хочется раствориться, стать малюсеньким, крохотулечкой такой, песчинкой, и шапку-невидимку хочется до слез… Чудовище ревело далеко, но все равно чувствовалось, какое оно огромное, страшное, чувствовалось, что ему ничего не стоит проглотить какого-то там пигмейчика не жуя.

Я был подавлен страхом, но не настолько, чтобы стать затравленным животным, думающим только о бегстве. Павлин, между прочим, тоже орет мерзко и страшно, тот, кто услышит его впервые, не видя, может не на шутку испугаться… И еще. Ясно, что это не наша автострада, не наш мир, однако автострада предполагает наличие крупных городов, развитой цивилизации, а какая цивилизация позволит крупным хищникам бесчинствовать в районах своих дорог и городов? Хотя… Возможно, зверюга вовсе не хищник, возможно, это заповедник… в котором расстреливают? Стоп. Самое опасное — с первых минут, с ходу подгонять окружающее под привычные стереотипы, привлекать гео-, антропо— и прочие центризмы. Будем обходиться простой констатацией фактов. Дорога идет через лес. В лесу лежит труп. Вдали кто-то ревет. Вот и все…

Но «кто-то» заревел уже ближе, и я приготовился к бегу на длинную дистанцию. Очень может быть, что при ближайшем рассмотрении инспектор МСБ вполне подойдет как строчка в меню…

И тут, словно в плохом фильме, я услышал рокот мощного мотора — очень быстро приближалась какая-то машина. Выбора у меня не было. В конце концов, люди, пусть даже вооруженные, — это уже не чудовище, а старый, насквозь знакомый противник, так что не известно еще, кто кого возьмет в плен…

Взвесив все шансы, я вышел на обочину и скрестил руки на груди, чтобы моя поза не показалась им угрожающей. Напряг мускулы, изготовился и облюбовал хорошее толстое дерево, из-за которого в случае надобности можно было бы удачно отстреливаться.

Из-за поворота вылетел зеленый джип. Кроме водителя, никого в нем не было, он затормозил с визгом и скрежетом, развернувшись градусов на сорок, и я не изменил позы — уж одного-то, будь он и прекрасно подготовлен, я возьму, как грудного…

За рулем сидела девушка, симпатичная такая девчонка лет двадцати, в брезентовых брючках и зеленой, похожей на форменную, рубашке, но без погон и эмблем. Я стоял и смотрел на нее. Очаровательная такая лапочка, зеленоглазая, с длинными черными волосами. Эстетическую прелесть портрета портила одна-единственная деталь: в руке лапочка держала солидный крупнокалиберный пистолет, и ствол был направлен прямехонько мне в сердце, а лицо у нее стало раздумчивым, словно она решала, пристрелить ли меня на месте или стоит подождать — вдруг обнаружатся смягчающие обстоятельства.

— Ну, что нужно? — спросила она резко. Язык этот не был моим родным, но я прекрасно им владел. — Руки вверх, ты!

— Слушай, а ты симпатичная, — сказал я, из вежливости подняв руки.

— Ну да?

— Ага. Прямо-таки очаровательная. Вот только пистолет тебе не идет. Он, между прочим, стреляет. Ты об этом знаешь?

— Что тебе нужно? — спросила она тоном, показавшим, что всякое балагурство здесь неуместно.

— Куда ты едешь?

— В город.

— Подвезешь?

— А ты, случайно, не вурдалак? — спросила она совершенно серьезно.

— Ну знаешь! — без всякого наигрыша обиделся я. — За кого только не принимали, но чтобы за вурдалака…

— Покажи зубы.

Это было приказано столь же серьезно, и я старательно оскалился. Вид у меня в эту минуту был не самый привлекательный и наверняка смешной, но под дулом пистолета иногда выгодно казаться смешным… Она смотрела мне в рот с таким вниманием, что я забеспокоился — кто знает, каковы здешние критерии и эталоны…