Румбы фантастики. 1989 год - Иван Ефремов

Она показала мне язык, и джип умчался. Я огляделся, сошел на обочину и зашагал в степь, вправо от дороги — туда, где виднелись эти обломки. Я знал, что могу увидеть их здесь, где же им еще быть, как не здесь, но подсознательно надеялся, что все будет не так примитивно, что это не просто авария, а мостик к чему-то глобальному, важному. Так думали обложившие островок светила научной мысли, так думали и у нас, все мы надеялись на нечто значительное, великое, эпохальное, на сияющие горизонты, доступные вершины, еще вчера считавшиеся непокоримыми. Воздушные замки. Уютные фуникулеры, ведущие к снеговым пикам, куда до сих пор доползали на брюхе лишь отчаянные одиночки — по одному везунчику на девяносто девять почетно сгинувших без вести. О многом мы грезили, не привыкшие грезить люди, наблюдая в бинокли за островком…

Когда-то, совсем недавно, всего три дня назад, это был скоростной вертолет «Орлан», маневренная и надежная машина. Теперь передо мной громоздились перекрученные лохмотья ферролита, землю усеяли клочья обивки и осколки унилекса — небьющегося стекла фантастической прочности. Дед бил-бил — не разбил, баба била-била — не разбила… Один решетчатый хвост остался нетронутым, красно-синий хвост с яркой эмблемой биостанции «Зебра» — его я и увидел из машины. Красивое перо мертвой птицы.

А земля вокруг нетронута, цела трава, целы низкие серые кочки, придающие равнине вид коварного болота. Ни малейшего следа, несмотря на то что падавший с высоты вертолет должен был разметать землю, вспахать ее, вырвать кочки, оставить заметный след. Я служил когда-то в вертолетных частях и хорошо знал, как это выглядит… Или на здешнюю почву наши законы природы не действуют?

Я ударил каблуком по земле. Земля была твердая, пронизанная корнями, но каблук все-таки выбил крохотную ямку. Земля самая обыкновенная. Либо разбитый вертолет был опущен на землю медленно, плавно, с нормальной посадочной скоростью, либо все произошло где-то в другом месте, и обломки перевезены сюда.

Нечего и пытаться пролезть в кабину — кабины не было. Я принюхался — сладковатого запаха разложения не чувствовалось, пахло только сухой травой, краской, свежей синтетикой — «Орлан» был новенький, Бауэр решил его обновить и обновил вот. Руди, кто это тебя так?

Я обошел обломки со стороны бывшей кабины и замер. В тени стоял голубой пластиковый ящик, и на ящике сидел Рудольф Бауэр, сидел, свесив длинные руки меж колен, загорелый, безмятежный, одетый так, как был одет в день своего исчезновения, и одежда — чистая, отутюженная, новенькая. Даже запах его любимого одеколона «Шери» витал в воздухе.

— Ты… ты чего здесь сидишь? — спросил я хрипло.

Бауэр спокойно и неторопливо поднял голову, наши взгляды встретились, и я охнул. Это нельзя было даже назвать взглядом идиота, гораздо страшнее — пустота. У любого идиота в глазах что-то есть, хотя бы один идиотизм, а у ЭТОГО был пустой, как вакуум, взгляд, взгляд, из которого отсосано все человеческое и ничего не дано взамен. Ни малейшей тени каких бы то ни было эмоций. Бессмысленная стерильная пустота.

— Кто ты такой? — спросил Бауэр столь же стерильным, профильтрованным голосом, и его лицо осталось неподвижным, а глаза смотрели сквозь меня с величавым спокойствием слепых бельм степной каменной бабы, повидавшей на своем веку слишком многое, чтобы интересоваться каким-то там одиноким двуногим. Впрочем, и равнодушия в этом взгляде не было. Ничего не было. Просто Пустота.

— Бауэр, — сказал я, и мне хотелось плакать. — Руди, ты же меня знаешь, мы с тобой сто раз летали на рыбалку, и ресторан «Камеамеа Великий», помнишь? Я Алехин, капитан Алехин, неужели ты забыл?

— Я тебя не знаю, — сказал он. — Оставь меня в покое.

— Может быть, тебе лекарства? — Я потянулся за аптечкой.

— Никаких лекарств, — сказал этот манекен. — Оставь меня в покое.

Разумом я понимал, что это не Руди, что все так и, останется, но сердцем не смог принять — суетился вокруг него, совал ему ампулы, пытался заставить встать и идти за мной, а он отстранялся, отводил мои руки, монотонно просил отстать, отвязаться, оставить его в покое, уйти и не надоедать. Не узнавал меня и не хотел со мной разговаривать, не хотел ничего делать и принимать от меня помощь. Я выбился из сил и отступился наконец. Все равно что биться головой о каменную стену, только стена еще и заявляла человеческим голосом, что она всем этим недовольна и просит меня идти своей дорогой.

— Оставьте вы его, — раздался сзади спокойный, уверенный голос, и я шарахнулся, по всем правилам упал на землю, перекатился на бок, выхватив одновременно пистолет.

В трех шагах от меня стоял незнакомец, высокий и сухопарый. Лицо у него было узкое, умное и запоминающееся: смуглое, мохнатые брови вразлет, крючковатый нос, эспаньолка и маленькие лихие усики. Одет элегантно и добротно, но как-то старомодно: строгий черный костюм забытого фасона и сорочка с кружевным пышным жабо, какие носили кавалеры куртуазного восемнадцатого века. На голове дисгармонично красовался лихо заломленный красный берет с пушистым пером.

— Оставьте вы его, — повторил незнакомец, постукивая тростью по ближайшей кочке. — И уберите эту штуку, я имею в виду пистолет. Или вы меня боитесь?

— А покажите-ка зубки, — сказал я, вставая. Не то чтобы я его боялся, но он появился неизвестно откуда, неизвестно как сумел подкрасться бесшумно, и неясно еще, что ему от меня нужно.

— Это вы напрасно, — сказал он. — Зубы у меня самые обыкновенные. Вы-то кто такой?

— Я из-за Мохнатого Хребта, — нахально сказал я. — Там у нас все другое, совсем не как у вас. Понимаете, я всегда любил путешествовать…

— А врать тоже любите?

— С чего вы взяли? — очень натурально изумился и даже слегка оскорбился я.

Не отрывая от меня ироничного взгляда, он щелкнул пальцами, и позади него возникло огромное мягкое кресло, тоже ужасно старомодное. Что-то толкнуло меня под коленки — второе кресло, такое же массивное, со спинкой выше человеческого роста.

— Прошу, — сказал он и сел. — Итак, по вашему утверждению, вы явились сюда из-за Мохнатого Хребта?

— Вот именно, — сказал я, скопировал его позу и светским тоном добавил: — Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь?

— Нет, — сказал он. — Я и так знаю, что вы врете, к чему мне сомневаться? Собственно говоря, это неплохая задумка — объявить себя пришельцем из-за Хребта. Большинство у нас уверены в существовании за Хребтом каких-то неизвестных областей. Но, кроме большинства, есть еще и хорошо информированное меньшинство, к которому принадлежит и ваш покорный слуга. Так что для меня придумайте что-нибудь поубедительнее. Проще всего было бы передать вас компетентным органам на предмет соответствующей проверки.