Кабаре - Лили Прайор

Когда эпидемия дизентерии вспыхнула с новой силой, капитан понял, что обитателей нижней палубы нельзя пускать на праздник, дабы не заразить остальных пассажиров. И ему пришлось объявить в третьем классе карантин.

Вернувшись на свою палубу, я повсюду увидела заградительные ленты и объявления: «Зараженная зона. Опасно для жизни. Не входить». Из глубины зоны слышался тихий плач.

Вот так и получилось, что я перебралась в каюту Альберто, хотя ничего интимного между нами не было, уверяю вас. Он жил в развлекательной зоне, на особой палубе между вторым классом и машинным отделением. Кукле пришлось уступить мне койку и вернуться в чемодан. Конечно, Малько возражал, но Альберто был непреклонен. С тех пор мальчуган невзлюбил меня. Я всячески старалась его задобрить, но он так и не простил.

Потом я выпросила костюм у одной из девушек-танцовщиц, и ночь гала-концерта стала лучшей в моей жизни. Альберто был великолепен. Он выступил даже лучше, чем в прошлый раз, и я гордилась им. Да, гордилась. Остальные зрительницы смотрели на меня с пониманием и одобрением, некоторые даже с завистью. Я краснела и смущалась. Голос нашептывал мне в ухо:

— Фреда, выходи за меня замуж.

И я шептала в ответ:

— Все зависит от моего попугая.

После выступления кабаре начались танцы. Их устроили на палубе первого класса, где был самый ровный пол. Альберто оказался прекрасным танцором. Очень легким для такого толстого мужчины. Он подошел ко мне, и я сразу поняла, что мы красивая пара. Мы быстро-быстро кружились по палубе. Альберто знал фигуры всех танцев: самбы, мамбы и прочих. Мы даже исполнили танго и заслужили аплодисменты зрителей.

Мы все еще танцевали, когда прозвучал гонг, и капитан объявил отбой. Правда, на сей раз это пошутил Альберто.

Никто так и не понял, что случилось. Была такая романтическая ночь, мерцающие звезды освещали рождение новой луны. Море было спокойное и гладкое, как шелк. Ни дуновения ветерка.

Впоследствии самой убедительной версией стала торпеда, выпущенная с русской подводной лодки. Простая небрежность. Промысел Божий. Или дьявольский. Провели даже специальное расследование. Но скорее всего это была диверсия со стороны какого-нибудь пассажира из третьего класса. Я знала, что многие достигли пика раздражения. А остальные были близки к отчаянию.

Как бы то ни было, корабль стал быстро тонуть. В отличие от фильмов о кораблекрушениях, у нас не было паники — женщины не закатывали истерик, мужчины не палили из револьверов и не протискивались первыми в спасательные шлюпки. Оркестр не продолжал играть: музыканты отложили инструменты и выстроились в ряд. Да и капитан не остался стоять на капитанском мостике.

Шлюпки по очереди спустили на воду, и было их больше чем достаточно. По крайней мере для первого и второго класса, артистов и команды.

А в третьем классе пассажиры, которые не умерли от дизентерии, уже утонули. Над водой держалась только верхняя палуба. Альберто сбросил свой парадный пиджак и уже собрался нырнуть в лестничный проем, спасать Малько, как вдруг вода забулькала, и мальчуган всплыл на поверхность, одетый в красные купальные штанишки и с маской на лице. Он смерил Альберто лукавым взглядом, залез в одну из спасательных шлюпок и завернулся в простыню. Когда вода дошла до подола одолженного мною платья, мы поняли, что пора спасаться. Мы сели в лодку, матросы быстро отплыли прочь от корабля, и «Святая Доменика» тихо скользнула под воду.

Шлюпки держались вместе, как поплавки. Слышно было только, как волны бьются о борта и как перешептываются уцелевшие.

Время замерло. Потом минный тральщик «Кловер» подобрал нас, и к полудню мы уже были в Чивитавеккья. Какое облегчение испытала я, когда мой родной порт становился все ближе и ближе! Потом я услышала с набережной звуки духового оркестра. Повсюду натянули транспаранты, украсили причал воздушными шариками.

Вскоре я разглядела тех, кто меня встречал, и глаза мои наполнились слезами. Это были все те же, стояли они все там же, где и провожали меня в путешествие.

Неужели прошло всего пять дней? Я-то успела прожить целую жизнь.

Неподалеку от моих близких я увидела мать Клодии. Она приветственно махала механической рукой какой-то другой женщине, которую приняла за свою дочь, и что-то выкрикивала, притворяясь восхищенной.

И вот наконец я сошла с корабля и попала в жаркие объятия моих любимых. Альберто смущенно стоял рядом, а Малько нетерпеливо шаркал ножкой, поднимая пыль. Пьерино тут же уселся мне на плечо и потерся клювом сначала об одну щеку, потом о другую таким движением, каким точат ножи.

Синьора Доротея первая похлопала меня по попе, чем вызвала недовольство тетушки Нинфы, которая полагала, что первой должна быть она. Синьора Доротея плакала, и речь ее была неразборчива.

— Бедная моя девочка, — причитала она. — А ведь это я тебя втянула. Ты могла погибнуть, и я была бы виновата.

— Да, вам должно быть стыдно, — упрекала ее тетя Нинфа, почувствовав свою силу. — Не надо было ее подбивать. Какая-то загранпоездка! Египет! Нет ничего более естественного, чем жить и умереть под звук одних и тех же колоколов. Заграница — она для иностранцев, вот что я вам скажу!

В тот момент, когда две женщины готовы были вдрызг разругаться, подоспел фотограф из «Похоронного альманаха». Кораблекрушение стало для редакции неожиданной удачей. Они как раз ломали голову над тем, чем бы заполнить июльский номер. Теперь можно будет дать целый разворот со вставками цветной рекламы.

Тетушка Нинфа переключилась на фотографа. Вообще-то она не агрессивна, просто стресс давал о себе знать. Тетушка места себе не находила до тех пор, пока власти не подтвердили, что мое имя числится в списке спасенных.

— Искатели сенсаций, вот вы кто, — приговаривала тетя, пока лупила фотографа дешевеньким бумажным веером. — Проклятые папарацци!

Фотограф не обращал на нее внимания и продолжал щелкать затвором.

Мать Клодии переходила от одной группы встречающих к другой, звала свою дочь, но все знали, что бедняжка Клодия не вернется.

— Он к тебе пристает? — спросил Полибио, показав на Альберто. Они молча и неприязненно смотрели друг на друга, оба готовые вступить в схватку.

— Он чревовещатель, — сказала я вместо ответа.

— Мы обручены, — добавил Альберто, чем вызвал полный паралич всей портовой суеты. Краны перестали грузить контейнеры на корабли; чайки без движения застыли в воздухе; духовой оркестр умолк. Матросы, грузчики и проститутки остолбенели.

Все движение прекратилось, только легкие перышки полетели по воздуху, когда Пьерино уселся на кончик носа Альберто. Они пристально посмотрели друг другу в глаза, и это была любовь. Пьерино продемонстрировал весь свой арсенал средств для обольщения. Он нежно пощипал Альберто за уши, доверчиво положил голову ему на плечо, исполнил несколько сальто через его руку. Потом уселся на парик и захлопал крыльями. И все это время моя птица ворковала нежным детским голоском. Так попугаи созывают своих сородичей.

— Я тебя люблю, — страстно сообщил Пьерино, и это были первые когда-либо сказанные им слова.

— Видишь, он меня любит, — прошептал Альберто.

Я поняла, что выйду за него замуж, и в душе у меня что-то оборвалось.

Глава 20

Как выяснилось позже, Альберто не произвел на моих друзей и родственников благоприятного впечатления.

— Ты не можешь выйти за него замуж, — сказала синьора Доротея, когда я на следующий день появилась на работе. — Не знаю, в чем тут дело, — продолжила она, из-за волнения напихивая слишком много ваты за щеки синьора Стуфо, в результате чего тот стал похож на хомяка. — Да, — сказала она, вытаскивая вату и начиная все сначала, — я не знаю, в чем тут дело, но с ним что-то не так.

То же самое озвучили дядя Бирилло и тетушка Нинфа, настойчиво зазывавшие меня на обед.

— Я знаю, ты только что пережила ужасные события, — начал дядя Бирилло за артишоками с мятой и большим количеством чеснока, — и тебе нелегко с тех пор, как ты потеряла свою дорогую мамочку, упокой Господь ее душу.

Он бросил на тетушку Нинфу настороженный взгляд, чтобы убедиться, что говорит все правильно. Она одобрила.

— Мы с твоей тетушкой очень беспокоились о тебе, ты же знаешь.

Я кивнула. Я знала, куда он клонит. Потом выступила тетя. Она не могла сдержаться и вклинилась в тщательно подготовленное дядюшкой вступление.

— Не делай этого, Фреда! — пронзительно взвизгнула тетя. — Не выходи за этого ужасного человека. Это кончится бедой, я точно знаю. Рафаэлло говорит…

— Бога ради! — перебил дядя Бирилло и, не сдержавшись, шваркнул кулаком по столу. — Ты можешь хотя бы раз в жизни держать рот закрытым?

Тут тетушка Нинфа разразилась такими рыданьями, что в дом ворвались соседи. Они подумали, что случилось худшее.