Одиночка - Кэтрин Ласки

Фаолан сдерживался изо всех сил. «Не сейчас, – уговаривал он себя. – Нужно держать шаг. Нужно действовать так, словно я не один, словно нас целая стая». Волк инстинктивно знал, что в бирргисе самыми быстрыми были самки, всегда возглавлявшие строй. Однако сейчас он один заменял собой всех, поэтому нужно было правильно оценивать не только скорость оленей, но и свои собственные силы.

Добравшись до низины, олениха решила отделиться от остальных – наверное, понимала, что по довольно крутому склону ей не спуститься. Развернувшись, она почти галопом стала удаляться от стада. Фаолан тоже резко сменил направление и устремился следом.

На ровной местности у карибу словно открылось второе дыхание. Она бежала с удивительной для такой старой самки энергией, однако ее хриплое дыхание волк уже отчетливо слышал. Долго она так не протянет. «Или все-таки протянет?» – мелькнуло у него в голове.

Прошло уже довольно много времени, с тех пор как началось это преследование. Звезды успели подняться на темный купол ночи и опуститься с другой его стороны, луна зависла над далеким горизонтом, но олениха и не думала сбавлять темп. «Я не один», – успокаивал себя Фаолан, вызывая в памяти серебристую ленту волков, в едином порыве стремящихся к далекой цели. В строю у каждого из них – неважно, переходили ли они с места на место или охотились, – существовала четко определенная роль. В пещере, внимательно всматриваясь в рисунки на стенах и изучая их, Фаолан порой начинал чувствовать себя будто бы частью бирргиса; сейчас же присутствие рядом других членов строя он воспринимал практически как реальность. Волки вытягивались в длинную цепочку, посылали друг другу сигналы, и Фаолан был в этом воображаемом бирргисе равным среди равных: «Один во всех сразу. И все в одном!»

Надо сбить олениху с толку, притвориться, что он сдается. Окинув взглядом расстилавшийся впереди ландшафт, Фаолан заметил овражек, а возле него холм, невысокий, но вполне подходящий для его цели. Если сделать вид, что он решил прекратить погоню, то можно обогнуть этот холм и заставить карибу направиться вниз по склону оврага.

Волк несколько раз отрывисто фыркнул, будто бы в раздражении, затем завыл и побежал прочь. Щелканье суставов карибу прекратилось практически мгновенно, и воцарилась оглушающая тишина. Фаолан разворачивался медленно, почти напоказ – он чувствовал, что олениха за ним наблюдает. Скрывшись в низинке, волк быстро обежал холм. Конечно, ущелья, чтобы загнать добычу в ловушку, здесь не было, но если быстро догнать старую самку, пока она спускается по склону…

Действовал он стремительно, чтобы не дать карибу времени на передышку. Пулей выбежав из-за холма, который только что обогнул, Фаолан погнался за ней вниз по склону, с каждым мгновением увеличивая скорость. Олениха едва успела добраться до середины спуска, когда он подпрыгнул, вцепился передними лапами ей в круп и повалил на землю. В следующую секунду шея самки, прямо под челюстью, оказалась в пасти волка. Темные губы обнажили острые клыки, вонзившиеся в дыхательное горло.

Фаолан хотел, чтобы жертва умерла быстро, но не слишком. Как и в тот раз, с кугуаром, что-то, стоящее гораздо выше его собственной воли, побуждало его признать силу и выносливость оленихи. Она должна была понять, что волк уважает ее и считает достойной добычей. Глаза карибу так и притягивали к себе его взгляд. Да, Фаолан уважает ее жизнь, этот дар, который она преподнесла ему.

Инстинкт лохинвирра древний, как сам волчий народ, и после выполнения этого ритуала мясо считалось «моррин» – освященным. Только в таком случае олениха погибла не зря. Конечно, Фаолан ничего этого не знал и не смог бы объяснить, почему так поступает; в нем говорила память предков, не требующая слов, и он просто наклонился как можно ближе к добыче.

Карибу ответила ему пристальным взглядом, и в ее глазах отразилась искра понимания. Она тяжело вздохнула в последний раз; воздух с шумом вышел из порванной зубами трахеи. «Я прожила долгую жизнь. Я приносила детенышей, я странствовала вместе со стадом. Теперь я готова уйти. Мое время настало».

Два зверя словно кивнули друг другу, и олениха умерла.

Глава восемнадцатая

Первый друмлин

Не успела самка карибу испустить последний вздох, как над головой Фаолана вновь раздался шорох крыльев. Не жадность и не голод заставили волка обернуться и сердито рыкнуть в сторону воронов, усевшихся на скалистом выступе неподалеку от трупа. Злил его даже не тот факт, что он в одиночку завалил олениху а птицы прилетели на готовое. Нет, Фаолану не нравился сам их вид – какой-то слишком темный, не нравилось их резкое карканье при виде мяса благородного животного; присутствие воронов сильно его раздражало.

Волк уже утолил голод, и даже чуть более, чем было нужно, но от туши оставалось еще много, а ему не хотелось, чтобы его добыча доставалась кому-то еще. Фаолан решил отволочь труп в место, где бы его не обнаружили падальщики. Ухватившись зубами за рога, он потащил тушу оленихи по ровной безлесной равнине. Вороны следовали за ним и, когда волк делал передышку, садились поближе. Но Фаолан оставался начеку и яростно скалил клыки, на которые вначале птицы так надеялись: самим им толстая шкура карибу была не под силу.

Поведение Фаолана казалось воронам из ряда вон выходящим, ведь обычно волки, насытившись, оставляли им добычу. Их даже нередко так и называли – «волчьи птицы», потому что они всегда следовали за стаями.

Пока Фаолан волочил свою добычу по равнине, на ум ему пришла одна идея. Волк вспомнил, как летними ночами смотрел с Гром-Сердцем на ночное небо и медведица показывала ему созвездия. Среди них был и Великий Медведь, указывающий дорогу к Урсулане, где, как надеялась Гром-Сердце, нашел покой дух ее погибшего медвежонка. В Пещере Древних Времен Фаолану показалось, что у волков тоже есть похожая небесная обитель душ. А теперь он подумал, что такое звездное убежище может быть и у карибу, и невольно ускорил шаг.

Один из воронов, посмелее, опустился ниже остальных и принялся кружить прямо над тушей оленихи. Правда, храбрости на то, чтобы сесть прямо на мясо, у него не хватило. Фаолан, окончательно рассердившись, подпрыгнул и ухватил птицу зубами.

Пять ее собратьев от изумления чуть не забыли махать крыльями. Никогда еще они не видели, чтобы животное прыгало настолько высоко. Попавший в клыки ворон тут же погиб, а остальные, оправившись от потрясения, предпочли улететь. Больше Фаолан их не видел.

Фаолан хотел оттащить труп карибу к крутому берегу, как можно дальше от перекатов, где медведи и другие животные во время нереста ловили лососей, и как можно дальше от брода, по которому мигрирующие стада переправлялись через реку. Он знал, что такие места любят посещать хищники, охотящиеся на лосей, оленей и мускусных быков. Никто не должен прикоснуться к этим костям, пока на них сохраняются остатки мяса. Он сам доест оставшееся.

Наконец Фаолан нашел подходящее место высоко над рекой. Под спокойной водной гладью скрывались опасные водовороты, так что переходить бегущий поток в этом месте было очень опасно. Видимо, поэтому запаха других хищников он здесь и не почуял: лисьи семейства боялись, как бы их детеныши не упали с крутого обрыва, росомахи предпочитали искать убежище среди камней, у подножия скал или на вершинах осыпей, а куницы и хорьки обитали в чаще леса. Так что место было просто идеальным.

Фаолан устал тащить тушу оленихи и к тому же опять проголодался. Вскоре несколько костей было полностью очищены от мяса. Он даже отскреб, насколько смог, от крови шкуру и улегся на ней отдохнуть. Наступали сумерки: солнце скатывалось за горизонт, и на смену ему на восточном крае неба всходила луна, бледная, словно собственный призрак. Воздух постепенно становился лиловым, а потом, когда ночь окончательно вступила в свои права, лиловый превратился в темно-фиолетовый, затем в черный. Когда появились звезды, Фаолан поднялся, задрал морду и завыл, обращаясь к ним:

Покажите мне убежище,Высоко-высоко в небе,Убежище благородной оленихи.Покажите мне звездный путь —Путь, по которому ей идти суждено.Свой жизненный путь она завершила с честью.Она была карибу, а я волк.Ее смерть подарила мне жизнь.Она сама доброта и великодушие —Я почтенно склоняюсь перед нейВ серебристом свете ночи.Я лишь прошу – покажите мне путь,И я дам ее костям покой.

Так Фаолан выл до самой поздней ночи, пока не заметил рога звездного карибу – не на небе, а в отражении на тихой водной глади, казавшейся отполированной лунным светом. Вода чуть дрожала, словно ветви деревьев под легким ветерком, хотя никакого ветра не было. Фаолан подошел ближе к обрыву и посмотрел вниз. С замиранием сердца он следил, как появляются знакомые звезды, складывающиеся в силуэт оленя: сначала огромные ветвистые рога, а затем голова, казавшаяся по сравнению с ними совсем маленькой. Шея постепенно переходила в мясистый загривок над плечами. На долю массивных вогнутых копыт приходилось целых шесть звезд. Фаолан снова завыл: