Битте-дритте, фрау-мадам - Дия Гарина

Да уж, сообразительности этой девице не занимать. Молодая да ранняя. Или это у нее уже рефлекс выработался — связывать воедино жареные факты?

— Какая тебе разница? — как можно спокойнее сказала я. — Повезло дуре — успела в лес удрать, вот и радуйся, что не ты тут сейчас лежишь. А в чужие дела не лезь. Интервью будешь в другое время брать. И в другом месте. А теперь лучше отойди, не то в крови свои белые брючки перепачкаешь.

Но смутить ухватившуюся за криминальную тему журналистку оказалось не так-то легко.

— Кстати, о крови. Вас, кажется, тоже ранили? — она кивнула на мой порез, который после этой Куликовской битвы разошелся и кровоточил. — Я что-то не видела у них ножей. Только палки…

— Это давнишнее, — прошипела я, заканчивая перевязку. — Картошку чистила и порезалась.

— И все-таки, почему вы отказываетесь от милиции?.. — Оксана укоризненно покачала кудрявой головкой. Короткие обесцвеченные волосы делали журналистку похожей на трепещущий под ветром одуванчик. Но одуванчиком она отнюдь не была — как минимум актинидией, что хватает зазевавшихся рыбок, решивших полюбоваться на морской цветок.

Я даже испугалась, что она вызовет стражей порядка сама, но, видимо, журналистка решила не вмешиваться и только наблюдать. То, что в ближайшем номере областной газеты появится статья о бесчинствах в детском этнографическом лагере, сомнений не вызывало. Кстати о лагере… Где же наши юные пионеры? Все ли с ними в порядке?

Слава богу, в порядке оказались все. Испуганные и потому непривычно тихие мальчишки и девчонки по одному и по двое выходили из леса и молча вставали вокруг лежащего Николая. Только Надя, вытащенная мною из круга потерявших человеческий облик мужиков, то смеялась, то всхлипывала, пока подошедшая к ней Егоровна не обняла девочку за плечи и не увела в избу.

«Скорая» приехала, когда приехала. Не знаю, сколько времени прошло. Сорок минут? Полтора часа? Мне они показались вечностью. Сначала мы собирались перенести Николая в мальчишескую избу, но я неожиданно вспомнила, что людей с травмами черепа и позвоночника лучше вообще не трогать. Правда, вспомнила уже после того, как его голова моталась туда-сюда во время производимой мной перевязки.

Пожилой врач, памятный еще по вызову к Панфилову, кивнул мне, как старой знакомой, и равнодушно поинтересовался, кто его так?

— Нашлись умельцы, — пробормотала я в ответ. — С ним что-то серьезное?

— Смотря что считать серьезным, — хмыкнул эскулап. — Сотрясение мозга и несколько сломанных ребер гарантирую. Остальное будем посмотреть.

Когда «скорая» с так и не пришедшим в себя Николаем умчалась в Ухабов, я запоздало вопросила у Зацепина:

— А почему вы не поехали? Вам ведь тоже в больницу надо…

— Ничего, не развалюсь. Мы ведь до Алексея не дозвонились, так что я тут сейчас за главного. После сегодняшнего надо всех детей по домам отправить. А потом можно и в больницу.

Он сидел на крыльце дома, построенного на месте его родового гнезда, и то и дело подносил к уху свою «Нокию», чтобы поговорить с очередным родителем. Во время этих переговоров я еще раз убедилась, что дипломатических способностей Зацепину не занимать. Не прошло и получаса, как почти все родители оказались предупреждены и вскоре должны были приехать за своими чадами. Да и терпением Виктора Игоревича бог не обидел. Если бы мне досталось хотя бы половина того, что ему перепало от дмитровских мужиков, я бы голову от подушки не отрывала. А он еще находил в себе силы улыбаться растерянным подросткам и покрикивать на возбужденного, вьюном вьющегося Пашку. Разумеется, мальчишка чувствовал себя героем, который привел помощь в самый последний момент. То, что исход дела решила боевитая баба Степа, его нисколько не смущало. Главное, он был сопричастен к героической битве за родной лагерь, а до остального дела ему не было. Правда, надо отдать юному орлу должное, на меня он смотрел почти как на равного себе героя. И еще постоянно пытался помочь Зацепину, предлагая свою помощь в подносе воды, наборе нужного номера и транспортировке историка до ближайшей кровати. Зацепин отнеткивался, но я чувствовала, что предел его терпению уже очень близок.

— Идите прилягте, — увещевала я его. — Не стойте из себя пуленепробиваемого супермена.

— Я и не строю. Мне не так уж крепко досталось. Наверное, потому, что сопротивления настоящего оказать не мог. Это они на Николая сильно обиделись. Потому, что он троих из их ватаги надолго из строя вывел. А с меня что взять? — интеллигент очкастый. Такого бить неинтересно. Правда, очки они мне снять не предложили. Хорошо, что сам догадался…

— А вы… — я смутилась. — Вы — храбрец. Другой на вашем месте удирал бы так, что только пятки сверкали.

— Наверное, это было бы разумно. Но… Понимаете, мне вдруг почудилось… Это трудно объяснить. Мой дед партизанил в этих местах…

— Понятно.

— Ничего вам не понятно! — почти выкрикнул Зацепин. — И мне тоже. Потому что деда моего, Ивана Петровича Зацепина, советская власть лишила всего. Титула, достатка, дома этого самого лишила. А он ее защищать пошел. То есть, конечно, не ее, а родину свою, Россию-матушку. Так и погиб за нее где-то здесь. Я сколько ни пытался, так и не смог найти, где он похоронен. Все архивы перерыл. В том числе и ту часть немецкого, что у нас в Ухабове осталась. Я даже не знаю как именно он погиб. И сегодня мне вдруг показалось, что с ним тоже было так. Окружающие враги и он, один, без оружия… С детства мучил себя вопросом, а смогу ли я вот так…

— Получается, что смогли.

— Получается ли? Тут ведь не немцы с автоматами — соседские мужики с палками. Ведь не убивать же они нас пришли?

— Уверены?

— Уверен. Я все думал, как Иловский Алексея к ногтю прижать попытается? А он наш рабоче-крестьянский класс подпоил и натравил на проклятых «помещиков»… Поэтому и смысла не было милицию вызывать. У него ведь там давным-давно все куплены.

— Не согласна. То есть насчет милиции как раз согласна. Куплено там все. А вот насчет того, что мужики не убивать пришли… По-моему они в таком состоянии были, что могли мать родную зарезать и не заметить. Невменяемые какие-то…

— А кто у нас сейчас вменяемый? — философски вопросил Зацепин и начал закатывать глаза. Пришлось звать на помощь ребят и осторожно заносить заведующего музеем в его комнату на втором этаже. Так что выдавать детей на руки родителям пришлось мне вместе с путающимся под ногами Пашкой.

Солнце медленно, но верно скатывалось к горизонту, и почти всех пионеров уже разобрали, а я все никак не могла дозвониться до Панфилова. «Абонент временно недоступен» — вот и все, чего я смогла добиться от своего «Самсунга». Но ближе к вечеру удача все-таки мне улыбнулась, и Алексей Михайлович соизволил откликнуться. Я как можно доходчивей разъяснила ему ситуацию, и даже попеняла за телефонную недоступность. В ответ мой ошарашенный наниматель пробормотал что-то насчет потерянной посылки, которую он искал где-то в хранилище почтамта здешнего областного центра. И что сотовый там не берет.

Дождавшись от Панфилова обещания скоро приехать, я с тоской посмотрела на сидящую рядом Надю Маркину. Ту самую, чей крик заставил меня ввязаться в, казалось бы, безнадежную драку. Ведь если бы не автомат Егоровны… Кстати, мне так и не удалось разглядеть его поближе. Баба Степа почти сразу куда-то удалилась, и вернулась в лагерь уже безоружной. Тут я была с ней полностью согласна. Нечего подогревать у подрастающего поколения нездоровый интерес к таким вещам. Тем более что возвратившиеся в лагерь мальчишки, все как один потянулись к табельному оружию немецкого вермахта. В общем, все было тихо и мирно. Даже заурчавший возле шлагбаума мотор напоминал больше мурлыканье ласковой кошки, чем тревожный набат. А зря.

Не помню, почему мне понадобилось обернуться именно в этот момент. Сидя на крыльце в обнимку с так и не пришедшей в себя Надей, я смотрела на тропинку, ведущую к дороге, и в ожидании Алексея Панфилова размышляла, как он отреагирует на мой расплывшийся на пол-лица синяк. В том, что он расплылся очень живописно, я не сомневалась ни минуты. Взгляд, мельком брошенный в зеркало музыкального салона, явил мне весьма плачевное зрелище. Не знаю, скоро ли отважусь на второй. Такие вот мысли, весьма далекие от безоблачных, занимали мое внимание, пока я не решила перенести его на ближайшие к дому кусты. И сделала это как раз во время, чтобы увидеть, как плотная зеленая завеса раздвигается и пропускает на поляну четырех подозрительного вида мужчин. Нет, не давешних мужичков. Дмитровские фанаты классовой борьбы и в подметки не годились тем, кто явился неизвестно по чью душу в наш уже почти закрытый лагерь. И не только потому, что на головах незваных гостей красовались черные шапочки-маски, а в руках вместо допотопных колов я успела заметить вполне современные пистолеты. Было в них что-то еще, от чего сразу же захватило дух, и все пропущенные удары заныли с удвоенной силой. Взбешенный бык тоже опасен, но во всей полноте ощущаешь дыхание смерти, только встретившись с тигром.