Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 4 - Журнал «Полдень

— Что, так заметно? — обеспокоенно спросила она, прикасаясь пальцами к желтоватым синякам на скуле, и пояснила: — В прошлом месяце я сделала пластику. Коррекция линии подбородка, ничего особенного.

Она подняла стекла своих очков, чтобы я мог видеть ее глаза. Девушке было под сорок, и теперь я не понимал, как мог принять ее ноги за девчоночьи. Она была в шортах, белых носочках и кроссовках, и у нее совсем не было груди, если не считать грудью пару плоских мальчишеских сосков. Ее глаза выглядывали из-под панамы испуганно, как два пойманных мышонка.

— Я давно наблюдаю за вами, — сказала она, стряхивая пепел сигаретки в песок и одновременно облизывая пухлые губы розовым язычком. — Вы из «Элеоноры», верно?

Я сделал неопреденный жест.

— Вы единственный живой человек среди мертвецов, — тоскливо сказала она. — Заходите как-нибудь поболтать. Я остановилась в «Пафосе». В тысяча двадцатом.

Несостоявшееся рандеву

В половине второго я нацепил наплечную кобуру, надел костюм, повязал перед зеркалом галстук под цвет сорочки, побрызгался одеколоном и вышел из номера.

Возле стойки администратора я столкнулся со старухой снизу. У нее были пышные бледно-фиолетовые волосы. Она улыбнулась мне, показав полный рот добротных зубов. Это было так неожиданно, что я растерялся, как если бы мне улыбнулся телеграфный столб. Она была значительно выше и массивней меня, с хорошо развитой грудной клеткой и столь же зачаточной грудью, как у моей новой пляжной знакомой. Ей было лет восемьдесят, но одета она была в высшей степени легкомысленно. На ней были серая майка с красной ниткой и длинная цветастая юбка поверх зеленого купальника, вблизи дряблая кожа рук казалось обожженной, настолько она была веснушчатой.

— На прогулку? — спросила старуха низким, лишенным всяких эмоций голосом. Так могла бы разговаривать ожившая мумия.

Я ответил в том смысле, что типа да. Она улыбнулась еще шире, словно хотела показать, что у нее все тридцать шесть зубов. Пропустив меня к стойке администратора, она прошествовала к дверцам лифта и зашла внутрь. Я вручил ключ лысому старику с мраморным носом и попросил его вызвать такси.

Водителем такси оказался вертлявый хохол Славик, приехавший из Донецка на заработки. Он принадлежал к тому племени таксистов, которые вечно всем недовольны. С силой ударяя по рулевому колесу раскрытыми ладонями, он всю дорогу доказывал мне с убежденностью религиозного фанатика:

— Здесь никто никогда ничего не заработал. Я не говорю за себя, я говорю за тех молодых идиотов, которые рассчитывают наколотить бабок, а возвращаются на родину в тех же старых джинсах, в каких приехали.

Мы свернули на перекрестке с фонтаном, выехали на трассу, и Славик со злостью пнул педаль газа.

— Я объясню тебе, в чем дело, парень, — продолжал он, не прерываясь ни на минуту, как будто его речевой центр работал от батареек «Duracell». — Молодым не на что рассчитывать. Повсюду старики. Ну ничего! Теперь все изменится. Теперь заживем! Что ты лыбишься? — вдруг вскинулся он, глядя на меня белыми, как вареные белки, глазами. — Нет, что ты лыбишься?

Он резко притормозил на обочине и сделал знак, чтобы я выметался. Заплатив по счетчику, я так и сделал. Он тронулся, не дав мне времени на то, чтобы захлопнуть дверцу, и развернулся поперек движения, как будто ему была не дорога жизнь. Он возил с собой свой маленький апокалипсис.

Я остался один на пустом шоссе. Впереди было море и международный аэропорт Ларнаки, по правую руку Соленое озеро и далекие горы на горизонте. Вдоль берега на холмах располагалась военная база, обнесенная высоким дощатым забором. Многочисленные знаки запрещали фотосъемку и призывали помнить 1974 год. Все равно что призывать помнить, как ты прилюдно обделался.

Мимо то и дело проносились такси — полные в сторону аэропорта, пустые в сторону города. Туристы в спешке покидали остров. Я перелез через покореженную шпалу ограждения и спустился к озеру. Оно уже начало высыхать.

Прогулочная тропинка была пуста. Я поглядел на солнце, высокое и горячее, раздумывая, что делать дальше. Легко сказать «прогуляйся к Соленому озеру». За все время пребывания в Ларнаке я так и не удосужился побывать здесь… Я не ожидал, что озеро окажется таким большим. Оно тянулось от военной базы на холмах почти до самого моря и загибалось к югу, на том его берегу виднелся купол мечети. Я знал, что там похоронена тетка Пророка, но это не делало меня счастливей.

Чтобы не стоять на месте, я двинулся вперед по тропинке. Постепенно она сворачивала направо, удаляясь от шоссе, и вскоре по левую руку от меня уже тянулись заросли декоративного подсолнуха, за которыми виднелся широкий край пересыхающего озера. Холмы, поросшие непроходимым кустарником, становились все выше, воздух все горячее. Теперь до воды было метров сорок — сорок метров обнажившегося, высохшего и растрескавшегося озерного дна.

Тропинка свернула налево, следуя за береговым изгибом, и пошла на подъем. Теперь она вся лежала передо мной, как на ладони, белая и блестящая. И пустая, как дорога в Эммаус на третий день.

Я уже начал сомневаться, что правильно понял Мамулину записку, как вдруг услышал за спиной быстрые, легкие шаги. Кто-то догонял меня. На мгновение меня охватила ни на чем не основанная уверенность, что это окажется моя новая пляжная знакомая.

На тропинке появилась миниатюрная женщина в спортивном костюме, она дышала сильно и ровно. Не обращая на меня внимания и не задерживаясь, она пробежала мимо, ее кроссовки мелькали в завораживающе быстром ритме. Что-то звонко стукнуло на грани слышимости. Я глянул под ноги и увидел пластмассовую капсулу, закатившуюся в мелкую выбоину. Я машинально поднял ее. Внутри была свернутая в трубочку записка: «Убей старуху».

Дешевый триллер

Две недели назад, в Москве, Мамуля вызвала меня к себе и сказала:

— Назревают события. Тебе придется лететь на Кипр. Пока я еще не знаю, что там произойдет. Но что-то должно произойти.

— Что мне делать? — спросил я.

— Ничего. Купаться, загорать. Приглядываться. И ждать указаний.

Это было сложнее всего. Еще хуже было то, что я не знал, на кого работаю. Мамуля тщательно оберегает своих агентов от этого ненужного знания. Подозреваю, если бы мы знали, на кого нам приходится работать, мы бы не могли принимать еженедельные конвертики с прежним благодушием.

«Убей старуху». Вот так просто, ни с того ни с сего. Входя в отель, я еще не знал, что буду делать. Я словно переключился на автопилот.

Взяв ключ у администратора, я поднялся на третий этаж, вышел из лифта и, повернув за угол, двинулся по коридору. Еще не доходя до своих апартаментов, я понял, что что-то случилось. Что-то очень скверное. Не знаю, на чем основывалась моя уверенность. Если хотите, назовите это предчувствием. Таблички на двери не было, значит, горничная уже прибралась и повесила ее с внутренней стороны. Но не в этом дело. Дверь была приоткрыта, и из-за нее доносилось гуденье. Мерзкое такое гудение. Слишком хорошо мне знакомое. Такое гудение стоит на базаре, в мясном отделе, когда разделывают тушу.

Прежде чем войти, я обмотал руку носовым платком и только после этого толкнул дверь внутрь. Гудение стало более явственным. Оно доносилось из гостиной. Я вспомнил, что не закрыл балконную дверь. Несколько секунд я стоял, раздумывая, что делать дальше. Если бы я был немного умнее, я спустился бы вниз и поднялся обратно вместе с администратором. В данный момент даже мраморные прожилки на его носу не казались мне такими уж отталкивающими. Я прикрыл за собой дверь и заглянул в гостиную.

Тело лежало на полу, между стеной и кухонной стойкой. Это была давешняя старуха, моя соседка снизу. На ней была все та же серая майка с красной ниткой, обильно намокшая на спине, длинная цветастая юбка задралась, обнажив набедренный целлюлит. Старуха лежала лицом вниз, между лопаток у нее торчал разделочный топорик. Я попытался и не мог вспомнить, был у меня этот топорик или нет. В Ларнаке я покупал мясо уже разделанным.

Я прислонился спиной к дверному косяку и стал размышлять, кто мог меня опередить. И почему в моих апартаментах? И еще: если Мамуля хотела, чтобы я убил старуху, зачем тогда ей понадобилось посылать меня к Соленому озеру? Я знал, что не должен зацикливаться на этом, но ничего не мог с собой поделать. И чем больше я думал об этом, тем меньше мне нравилась вся эта ситуация.

И тут телефон в моем кармане ожил. Звонили с незнакомого мне номера. Бодрый юношеский голос посоветовал по-английски:

— Не делайте глупостей, мистер. Мы контролируем каждый ваш шаг.

Реплика была явно из дешевого триллера. Но лучше бы этот бодрый юноша не подавал ее. Он выдал себя с головой. Отвечая на звонок, я стоял спиной к балконной двери, ну и что с того? Я готов был поставить сто против одного, что юнец пристроился с биноклем в чердачном окошке дома напротив. Слегка повернув голову, я уловил уголком глаза блеск линзы под черепичной крышей и внутренне усмехнулся.