Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Стаут

— У меня был вопрос, — процедил он сквозь зубы, — один только вопрос, но теперь я его не задам. Черт побери, и у вас еще хватило наглости!.. Эти ваши люди… прямо при мне…

Он круто повернулся и затопал к двери.

Провожать я его не стал, но, услышав, как открылась, а потом хлопнула входная дверь, я протрусил в прихожую, чтобы удостовериться, что инспектор и в самом деле ушел, а не затаился под вешалкой. Вернувшись в кабинет, я занес в расходную книгу сведения о выданных наличных. Не люблю откладывать дела на потом. Вулф произнес:

— Ты его знаешь. Зачем он приходил?

— Он же сказал, что следствие зашло в тупик.

— Вздор! Такая самоуверенная личность не способна признать свое поражение.

Я сел за свой стол.

— Значит, ему просто хотелось полюбоваться вами. Ясное дело — он знал, что вы не клюнете на его идиотское предложение. Возможно, он хотел прощупать, насколько сильные карты у вас на руках.

— Думаешь, такое может у него выгореть? А у тебя?

— Я предпочел бы сейчас не отвечать на такой вопрос. У нас дел по горло. Или я должен сидеть как приклеенный у телефона и тупо отвечать на звонки?

— Нет. Ты должен соблазнить мисс Лугос или мисс Веннер. Кого ты выберешь?

Я изогнул одну бровь. Вулф так не умеет и страшно из-за этого бесится.

— А почему не обеих сразу? Мы обсудили это.

Глава 10

Как только у меня выдалась свободная минутка после обеда, я полез в словарь и посмотрел в нем глагол «соблазнять». Вот что я вычитал. «1. Уговаривать (склонять) кого-либо к неповиновению, неверности. 2. Искушать, увлекать, кружить голову. 3. Совращать, сбивать с пути истинного, склонять к сожительству, принуждать расстаться с целомудрием».

Увы, даже последнее значение не позволило бы мне в подходящую минуту обвинить Вулфа, что он вынуждает меня зайти слишком далеко — вряд ли у кого-либо из них осталось достаточно целомудрия, с которым их можно было бы убедить расстаться.

Лучшее место в четыре часа дня в июньскую субботу во всем Большом Нью-Йорке — это стадион «Шеа», но мне, несмотря на субботу, не довелось там побывать. Я сидел в кокпите тридцатифутовой яхты и стаскивал с крючка удочки Сильвии Веннер камбалу размером с мою ладонь. Лично я предпочитаю снимать с крючков шестнадцатидюймовую радужную форель или головореза — форель с красной полоской на шее, но, увы, в заливе Саунд форели не водятся. Называлась яхта «Счастливый везунчик». Я одолжил ее у человека по фамилии Сопко, который в свое время уплатил Вулфу семь тысяч триста семьдесят два доллара и сорок центов, включая расходы, за то, что Вулф вытащил его из крупной передряги, в которой он очутился.

Сильвия Веннер сама лично поведала мне по телефону, что терпеть не может бейсбол, на дух не выносит танцы, пересмотрела все нью-йоркские шоу, а на ужин в «Рустерман» не пойдет, потому что сидит на диете. А вот на яхте покататься не отказалась бы. Она обожала удить рыбу, хотя ни за какие коврижки не согласилась бы потрогать пойманную добычу руками, но даже на рыбалку могла поехать со мной не раньше субботы.

За пятьдесят шесть часов Сол, Фред и Орри не добыли ровным счетом ничего, что могло бы расстроить мои планы на уик-энд. В пятницу вечером я подбил итоги за прошедшие два с половиной дня — получилось вот что.

Количество работников КВС, которые думали, догадывались или намекали:

— что Оделл подложил бомбу в ящик, чтобы устранить Браунинга, — 4;

— что Браунинг подложил бомбу, чтобы избавиться от Оделла, и каким-то образом убедил Оделла пойти и самому залезть в этот ящик, — 1;

— что Деннис Коупс подложил бомбу, чтобы свести счеты с Кеннетом Миром, — 2;

— что никто вообще бомбу не подкладывал; она осталась после программы и считалась обезвреженной, — 2;

— что подложила бомбу Сильвия Веннер, чтобы отомстить Браунингу, — 1;

— что бомбу оставила Хелен Лугос, чтобы разделаться с Кеннетом Миром, — 2;

— что бомбу оставил Кеннет Мир, чтобы разделаться с Хелен Лугос, — 1;

— что неведомый террорист подсунул ее, чтобы хоть кого-нибудь разорвало в клочья, — 3;

— что никогда не удастся выяснить, кто подложил бомбу, и с какой целью, — 8.

Если вы пробежали глазами эту белиберду, не став читать, я вас не виню; я привел эту сводку только потому, что мне обидно было выбрасывать материал, на который я потратил столько времени. Всего получилось двадцать четыре человека, хотя опросили наши ребята добрую сотню — следовательно, человек семьдесят — восемьдесят оставили свои мысли, догадки и намеки при себе. В пятницу вечером мы с Вулфом порешили, что самую популярную версию отвергаем. Гипотеза о том, что Оделл подложил бомбу сам, была для нас совершенно неприемлема. Его жена, конечно, знала бы об этом и не стала бы отдавать Вулфу сотню тысяч, чтобы он начал расследование. Да и зачем в таком случае Оделл взял бы с собой ЛСД? Потому что был наркоманом и боялся, что в решающий миг не совладает с нервами? Кремер с прокурором наверняка расследовали эту версию. Значит, нет. Исключается. Правда, одним из ее сторонников был Деннис Коупс, но это еще ничего не доказывает. Сол описал Коупса так: «Пять футов девять дюймов, сто шестьдесят фунтов, длинные каштановые волосы, ниспадающие на плечи, бакенбарды, которые не мешало бы подровнять, рубашка и галстук кричащих тонов, аккуратный серый костюм, тихий приятный голос, дергающиеся руки». Сол беседовал с ним дважды, но ничего полезного не узнал. Разумеется, он не спросил Коупса, знал ли тот, что Кеннет Мир имел привычку лазить в стол Браунинга и проверять, сколько там осталось виски, — хотя Сол не хуже Вулфа мог извлекать ответ на незаданный вопрос, с Коупсом он потерпел неудачу.

Собственно, именно так можно назвать итоги и всех остальных общений. В субботу, в четыре часа дня, мне уже начало казаться, что и от Сильвии Веннер я ничего не добьюсь. На нее стоило засмотреться: гладкая кожа, ровный загар, прелестная мордашка, которая при дневном свете казалась даже лучше, чем при искусственном освещении, голубые шорты и белая безрукавка с синими пластиковыми пуговицами. Мы сидели и уплетали цыплят, поджаренных Фрицем, йогурт с сухим печеньем, которое взяла с собой Сильвия, огурчики и морковь с сельдереем. Сильвия пила овощной сок, а я потягивал молоко, когда она вдруг спросила:

— Вы, конечно, знаете, что такое этимология?

— Ха! — сказал я. — Я работаю на Ниро Вулфа.

— А при чем тут это?

— Как при чем? Он знает больше слов, чем Шекспир.

— Вот как? Я о нем почти ничего не знаю. Однажды мы пытались затащить его в мою программу, но он отказался, и мне не удалось побеседовать с ним. А вы тоже увлекаетесь словами?

— Не совсем. Только в силу необходимости.

— А меня слова очень занимают. Вот я смотрела на вас, когда вы вытаскивали якорь, и думала. Взять, например, такие слова как «половой член» и «писька». Они начинаются на букву «п».

— Очень верное наблюдение, — заметил я, не моргнув и глазом.

— Так вот, они начинаются на «п», потому что с этой же буквы начинается слово «пенис».

— Черт возьми! Вы правы! — с восхищением произнес я.

— А такие глаголы, как «писать», «переспать» или «перепихнуться» — все начинаются с буквы «п». Что это — мужской шовинизм?

— Извините, не понял.

Сильвия отпила глоток сока.

— Неужели вам не ясно? Ведь женщины тоже отправляют естественные надобности, тоже мочатся. Но они вынуждены говорить, что писают, только из-за того, что на эту букву начинается «пенис». А если бы они говорили, что «висают»? Как бы вам это понравилось?

— «Висать», — задумчиво произнес я. — А, понял — от слова «вагина» или «влагалище». Да?

— Ну конечно. И еще «венерин холм», хотя, возможно, что это совпадение.

— Ну что ж, вы, пожалуй, правы. Точнее — «вожалуй, вравы». Вы не поверите, но лично я возражать не стал бы. Мне это даже нравится. «Простите, мне хочется „повисать“. Очаровательно!

— Я вам не верю. Это точно мужской шовинизм. Вот, кстати, еще пример. Палка. Или выражение «кинуть палку». Опять на букву «п». Причем это потому, что палка большая, а мужчинам наверняка хочется, чтобы пенисы были длиной с палку. Фута в три.

— Нет, это слишком много. Давайте помиримся на двух футах. Или хотя бы на тридцати дюймах.

— Не торгуйтесь. Даже два фута… — Она развела руки на расстояние, соответствовавшее, по ее представлениям, двум футам, хотя на самом деле там было двадцать восемь дюймов. Сильвия отправила в рот печенье. «Веченье». Потом сказала:

—Или возьмите слово «евнух». Какое еще излюбленное мужчинами ругательное слово начинается на букву «е»?

Я мысленно охнул.

— С ходу не соображу. Нужно подумать.

— Хорошо, подумайте.

Вот так меня мучала современная суфражистка, любительница этимологии, на борту взятой напрокат яхты неподалеку от берега Лонг-Айленда. Если вы заподозрили, что, приставая ко мне со столь легкомысленными разговорами, она надеялась или хотя бы пыталась меня соблазнить, — вы заблуждаетесь. Я, во всяком случае, ни поводов, ни «воводов» ей не давал. Даже на борту яхты в уединенном районе Атлантики я не готов лишиться своей чести за пару цитат из Оксфордского или Вебстерского словаря.