Война «невидимок». Остров Туманов - Николай Шпанов

— Тоже засиделся, старик? — ласково сказал Бураго. — Хочешь прогуляться?.. — Он надел на собаку тяжелый ошейник. — Пошли, старина!

Весело напевая, Бураго направился в прихожую. Оттуда на всю квартиру загремел его бас:

— Аделина Карловна, мы пройдемся с Тузиком, затем — в институт. Вернемся, наверно, очень поздно. Не ждите нас!

Заспанная экономка затворила за ними дверь.

Часа через два в кабинете профессора зазвонил телефон. Аппарат долго посылал в темноту пустой комнаты звонки. Умолк, снова зазвонил, еще настойчивее. Наконец Найденову, находившемуся у другого конца провода, ответил голос Аделины Карловны:

— Я слушаю, алло!

— Александр Иванович дома?

— Нет, Александр Ифанович ушел немножко шпацирен и потом на институт.

Найденов положил трубку. Через час он снова вызвал квартиру Бураго: профессора все еще не было в институте. Не было его и дома. Оставалось предположить, что старик задержался на набережной, где любил сиживать часами, обдумывая свои физические задачи.

Найденов решил, что, засидевшись там допоздна, Бураго уже не пошел в институт, а вернулся домой. Беспокоить его так поздно он не стал, а утром позвонил, чтобы условиться о времени свидания.

— А разве Александр Ифанович не ночефаль в институт? — услышал он удивленный вопрос Аделины Карловны.

Найденов испугался. Тотчас сообщил в НКВД об исчезновении профессора. Розыски в течение целого дня ничего не дали.

Ночью запоздалые прохожие видели на проспекте большого сенбернара, медленно тащившегося по направлению к дому № 5. Пес шел шатаясь, с трудом передвигая лапы. Временами он ложился, потом с видимым усилием вставал и снова тащился дальше. Это был Тузик. Его хорошо знали жители квартала, где жил старый профессор. И первый же человек, узнавший собаку, пришел на квартиру Бураго. Не застав дома хозяина, он сообщил о Тузике Найденову.

Тот бросился на улицу. Тузик лежал на тротуаре у ворот дома. Узнав Найденова, он попытался подняться, но тут же со стоном повалился на бок. Лапы его судорожно вытянулись, из горла хлынула кровь. Глаза закрылись.

Наклонившись над трупом собаки, Найденов заметил вложенную в петлю ошейника бумажку. Он развернул ее и прочитал: «Найденову. Я понял, что глупо, как мальчишка, ошибся. Все, над чем я работал, — химера. Этого простить себе не могу. С этим жить нельзя. Не ищите мое тело. Бураго».

Глава третья. Поединок на трапе

Навязчивое воспоминание капитан-лейтенанта Житкова

Штатское платье ловко сидело на Житкове. Никто не узнал бы в этом коренастом торговом моряке военного. Хотя «Архангельск» и числился в списках военно-морского флота, но со дня постройки не носил на себе ни одного орудия. Назывался он по штату «опытным» кораблем, и назначение его было совершенно мирным — производство практических опытов с разного рода навигационным оборудованием, аппаратами связи и прочими «не стреляющими» приборами. Вот почему и экипаж его с полным правом носил в этом плавании одежду торговых моряков. «Архангельск» плавал в дальних морях, ему нередко приходилось заходить в иностранные порты.

С тех пор как исчез профессор Бураго, работа над проблемой невидимости разладилась. У Вали все валилось из рук. Наиболее важная часть расчетов была унесена в могилу старым профессором. Житкову не удавалось их восстановить. Неудачи следовали одна за другой. В это время был получен приказ командования: закончить приемку и установку ряда заказанных за рубежом приборов новой конструкции. Житкову предписывалось отложить свои институтские работы и, воспользовавшись рейсом «Архангельска», отправиться в заграничную командировку с тем, чтобы в плавании поработать над некоторыми новыми проблемами судовождения, намеченными Институтом.

Стоя на палубе «Архангельска», Житков следил за приближением берега. Далекая серая полоска, закрытая дымкой тумана, сливалась с таким же серым неприветливым небом. Но эта невеселая картина была мила Житкову. Она напоминала ему далекие родные берега, омываемые такими же серыми и холодными водами неприветливого Балтийского моря…

Бураго! Какая странная судьба… На память Житкову часто приходили подробности таинственного исчезновения старика. Труп Тузика отправили на вскрытие. Ветеринары заключили, что собака отравлена. Доза яда оказалась недостаточной, чтобы убить сразу, — отравители не рассчитали силу сенбернара. Благодаря этому собака смогла дотащиться до дома. Следы Тузика привели к берегу уединенного канала на островах, к одинокой скамейке в тени деревьев. Старик любил сиживать в таких местах. Но поиски его тела так ничего и не дали.

Когда Житков думал о покойном Бураго, на память приходили подробности немногих встреч, и всякий раз среди больших и малых, важных и неважных обстоятельств этих встреч перед Житковым вставала неприятная физиономия рыжего дворника дома № 5. Не случайно же память зафиксировала именно это лицо! Неясное, но неотступное ощущение, что когда-то Житков уже встречался со взглядом этих водянистых серых глаз, преследовало его. Но где и когда?..

И вот сейчас, стоя на палубе «Архангельска» и вглядываясь в туманные берега, Житков вспомнил. Вспомнил все! И эти холодные рыбьи глава, и голову огурцом, и жидкую рыжую растительность на лице. Только тогда вместо этой неопрятной бородки были длинные колбаски выхоленных бак.

Житков вспомнил, как эти глаза глядели на него, маленького корабельного юнгу, когда он отправлялся с секретным поручением Тихменева. Да, да, он готов дать голову на отсечение: эти самые глаза! И Житков понял все: барон Остен-Сакен и рыжий дворник дома № 5 — одно лицо!

Житков побежал в радиорубку. К Найденову полетела радиограмма. Через день пришел ответ: «Все известно; он исчез в день смерти профессора».

Знакомство с капитаном Витемой

«Архангельск» миновал рифы Волчьей Пасти. Сразу за ними открылась резкая полоса, где вечно сталкиваются, никогда не смешиваясь, темно-зеленые волны моря с серыми водами Альды. Днем позже «Архангельск» вошел в широкое устье реки и, высадив Житкова, покинул порт, чтобы вернуться на родину.

Обстоятельства не позволили Житкову в намеченный короткий срок выполнить поручение командования. Но он не мог и уехать. Поэтому у него оставалось много времени, чтобы познакомиться с этим старинным городом моря и моряков. А знакомиться тут было с чем, начиная с благоустроенных доков для кораблей, уютных отелей для их капитанов, пьяных матросских кабаков и кончая лучшим в мире морским музеем с великолепной библиотекой. Небольшой, скромный по внешности дом, на воротах которого висела потемневшая от времени бронзовая доска с лаконической надписью «Институт моря», был гордостью города. Трудно было бы перечислить обширность производимых институтом работ и исследований и оценить значение снаряжаемых им экспедиций. Все, что имеет отношение к морю, нашло отражение в институте. Не было, кажется, в жизни моря и моряков мелочи, которой не интересовались бы в институте, которую бы не изучали.