Олеся. Сожженные мечты - Елизавета Воронина

Крутецкий от услышанного был вне себя. Даже если он внутренне и соглашался с методами сержанта, все равно считал, что никто, кроме него, отца, не может наказывать его сына. Тем более – без его ведома. Что бы ни отмочил Игорь, это не должно касаться никого, кроме семьи. В конце концов, парень никого не убил и не покалечил. Всего лишь ездил пьяный на машине – с кем не бывает! И если обнаглевший сержант милиции решил, что он может безнаказанно стегать сына заместителя мэра города ремнем в присутствии свидетелей – он глубоко ошибается.

Разумеется, вопрос с машиной решился за несколько минут. Начальник райотдела даже вызвался лично подогнать ее туда, куда укажет господин Крутецкий. Очень не хотелось Николаю Николаевичу становиться обязанным этому начальнику, услужливому, скользкому, к тому же – с противным запахом изо рта: видать, печень совсем «села». Однако вряд ли начальник станет в ближайшем будущем наглеть, как сержант, да еще и кичиться своим личным знакомством с Крутецким. Наоборот, свой неожиданный бонус он наверняка прибережет до лучших времен либо же на крайний случай. От таких случаев ни один начальник в украинской милиции не застрахован. Но опыт подсказывал Николаю Крутецкому: уж коли начальник милиции не воспользуется своим бонусом сейчас, а станет выжидать, этот бонус скоро будет просрочен. Железо нужно ковать, пока горячо, а в милиции мало кто мыслит стратегически…

Сам же Крутецкий взял быка за рога мгновенно, и после короткого разговора с начальником райотдела сержант Плахотнюк был уволен по статье «служебное несоответствие» в двадцать четыре часа. Процесс прошел стандартно: как только возжаждавший социальной справедливости сержант попытался возражать и спорить, ему пообещали состряпать дело – при желании его можно завести на любого сотрудника МВД. Ни один из них не ангел, общество воспринимает милицию враждебно, только и ждет показательных уголовных дел в отношении очередного зарвавшегося правоохранителя. Плахотнюк как человек Системы прекрасно понимал: посадить его не просто, а очень просто. И найдется за что. Потому согласился уйти без возражений, тем более что ему намекнули: через некоторое время, скажем, через год, можно будет восстановиться…

С Юрием Марущаком, пострадавшим охранником, у Грекова и Крутецкого проблем не возникло вообще. После серьезного разговора с матерью Артур пригласил Юру в ресторан. Туда же подтянулся Игорь, пообещавший родителям месяц пить только минеральную воду. Троица свела дружбу, и, узнав, что Марущак не местный, снимает в Кировограде квартиру, Артур предложил в качестве компенсации оплатить ее до конца года. Такой расклад Марущака устроил вполне, и хотя он даже не думал жаловаться, узнав, что ночное недоразумение у него возникло и вправду с сыном хозяйки, после ужина в ресторане и щедрого предложения понял, что приобрел больше, чем потерял.

Речь не только об арендной плате. Двое парней из числа тех, кого принято называть мажорами, теперь стали ему если не друзьями, то уж точно – покровителями.

Олеся

У нее по-прежнему не было собственного угла, своей крыши над головой, хотя деньги появились.

И это – благодаря матери.

Точнее – благодаря тому, что мама вдруг рассталась со своим сожителем и засобиралась в Киев. Одноклассница, лет пять не дававшая о себе знать, вдруг вспомнила, что Тамара Воловик – специалист по рекрутингу, давно занимается подбором персонала. А в Киеве как раз открывается новое рекрутинговое агентство, возглавляет его муж одноклассницы, и им нужны свои, проверенные люди, на которых можно положиться.

Тамаре такая работа сулила неплохие перспективы, к тому же ей должно было повезти с жильем: муж той самой приятельницы владел агентством недвижимости, которому удалось с наступлением кризиса не потерять клиентуру и удержаться на рынке. В основном за счет того, что фирма специализировалась не на купле-продаже, а на аренде. Сдавали офисные помещения, вовремя предложили клиентам гибкую систему скидок. Благодаря этому приятельница смогла пообещать Тамаре жилье в столице по смехотворной цене. И вообще, – намекнула нанимательница, – если подруга хорошо себя зарекомендует на новом месте, будет возможность получить право выкупа этой однокомнатной квартиры.

Короче говоря, Тамаре Воловик выпал тот единственный шанс, который, как говорят, выпадает не каждому и которым остается лишь воспользоваться в меру своих сил и способностей.

Осталось как-то решить проблемы дочери. За те месяцы, что Олеся ночевала то у подружек, то у бабушки в селе недалеко от Знаменки, Тамара как-то привыкла, что несовершеннолетняя дочка сама о себе заботится, не пропадает и даже, кажется, не голодает. Ну, а если немного похудела – девушке-подростку это на пользу. К тому же Тамара искренне считала: ее девочка взрослеет и умнеет сама, без посторонней помощи, а значит не пропадет и не даст себя в обиду.

Конечно, время от времени Олеся появлялась дома, даже получала от матери какие-то небольшие деньги. Единственное, что Тамара знала о роде занятий дочери, – это то, что Олеся никуда не поступила учиться, пережидает год, чтобы повторить попытку и пойти хотя бы в техникум. Причем какой именно техникум выбрала Олеся, мать понятия не имела. Знала только одно: дочь хочет стать или стилистом, или артисткой – потому решила ей не мешать. И в свою очередь вполне логично рассудила: Олеся не должна мешать ее личной жизни.

Когда Тамара рассталась с сожителем, Олеся некоторое время жила дома. Но перед новым годом, как раз незадолго до пятнадцатого дня рождения девочки, у них с мамой состоялся серьезный разговор. Выложив дочери свои планы, Тамара подошла к самому главному:

– Если мне удастся зацепиться, Лесь, ты переедешь ко мне. Пока там негде жить, у меня будет одна комната.

– Здесь у нас тоже одна, – напомнила Олеся.

– Но там – Киев, совсем другая жизнь, другой ритм, понимаешь? Мне надо устраиваться, маневрировать, а когда ты рядом, у меня связаны руки.

– Разве я тебе мешаю?

– Здесь – нет. Ты здесь выросла, у тебя тут подруги, куча знакомых, ты сама о себе позаботишься. В Киеве все не так.

– А как?

– Лесь, не задавай глупых вопросов… Лучше верь маме. И вообще, когда я устроюсь и смогу тебя забрать, ты все сама увидишь, узнаешь и поймешь. Пока же ты останешься здесь. Живи, как жила, осторожно только… Ну, да ты у меня девочка умная и взрослая.

Мать закурила, и Олеся, немного поколебавшись, взяла у нее сигарету. Тамара напряглась, но затем быстро расслабилась. В конце концов, только что она сама назвала Олесю взрослой девочкой. А взрослые девочки сами решают, курить или не курить. Потому мать просто протянула дочери зажигалку.

Олесе же на самом деле в тот момент совсем не хотелось курить. Девочка по-прежнему относилась к сигаретам как к баловству, редко затягивалась, скорее, поддерживала компанию, чтобы производить впечатление «свойской». Что касается «травки», то знакомство с ней Олеся с начала осени решила немного притормозить: ей вдруг перестало нравиться собственное состояние после нескольких глубоких затяжек.

Из спиртных напитков девочка по-прежнему попивала пиво, реже – вино, ничего серьезнее старалась не пробовать. Внезапно обнаружила: стоит войти в состояние даже легкого опьянения, как желудок протестует, к горлу подбирается тошнота, а тело начинает бить мелкая дрожь. У одной из подружек Олеся зашла в Интернет, поблуждала по сети и нашла некую медицинскую статью, где объяснялось: реакция на спиртное иногда бывает индивидуальной, вплоть до сыпи на теле и изменения цвета лица. С тех пор девочка старалась по возможности избегать ситуаций, в которых предлагали выпивать. Хотя с ее кочевым образом жизни это становилось чем дальше, тем сложнее.

– Еще одно, – проговорила Тамара, стараясь, чтобы слова прозвучали как бы между прочим. – Зарабатывать много я не смогу пока. За перспективу стану трудиться, деньги придут позже.

– И что? – Олеся почувствовала, что мать готовит ее к чему-то не слишком приятному.

– То, что в Киеве цены другие, затраты. Мне нужны другие финансовые возможности… Хотя почему только мне? Нам они нужны, Лесь. Так что придется немного потерпеть.

– Выкручусь.

– Уж постарайся. Потому что квартиру вот эту, – Тамара Воловик обвела стены вокруг себя свободной рукой, – я сдала уже. С первого декабря тут люди будут жить.

– А я? – вырвалось у Олеси.

– А ты, дочка, будешь получать за это деньги. Система у нас такая: квартиранты переводят их на банковскую карточку с первого по третье число каждого следующего месяца. Такой у нас с ними уговор. Карточку я открыла специально для такого случая, и она – твоя.

Оставив дочку на кухне переваривать информацию, Тамара вышла и вернулась с банковской карточкой в руке. Положила пластиковый прямоугольник на кухонный стол, пододвинула пальцем к дочери.