Французская Советская Социалистическая Республика - Анатолий Гладилин

Я заметил, что мой сектор зала поскучнел. Гости завяли. Причина обнаружилась быстро - иссякло спиртное. Я послал гонца в буфет с Приказом не экономить на шампанском. Срочно приволокли два столика на колесиках с бутылками. Летящие к потолку пробки оживили публику.

Из толпы гостей выпрыгнула Лида. Мы с ней разыграли соответствующую пантомиму. Она мне шепнула:

- Борис Борисыч, этой ночью у нас любовное свидание.

Я понял. Опять не спать до утра! А ведь устал чертовски.

Я постарался улыбаться как можно радостней, но Лида иронически хихикнула:

-Не вижу особого энтузиазма!

Я раздвинул улыбку до ушей и сказал:

- Лида, у меня ощущение, что за мной наблюдают. Кто тут может мной интересоваться?

Лила сморщила нос:

- Нашли о чем спрашивать бедную девушку! Это ваши шпионские игры. Кстати, полно народу из американского посольства. Вам их лучше знать. Но если обернетесь, только не сейчас, обратите внимание на худенького брюнета с дамой в красном платье. Это Клод Бернан, чиновник из канцелярии премьер-министра, а на самом деле - чистый ДСТ.

Ага, вот оно что! О Клоде Бернане я был наслышан. Захотелось придумать повод, чтобы подойти и взглянуть ему в глаза. Но я поборол это искушение. Он разом догадается, кто меня на него навел. Не будем проявлять чрезмерное любопытство.

В одиннадцать вечера, когда все кончилось, мы поехали с Лидой на Большие бульвары. Мне хотелось немного погулять и передохнуть.

Бульвары были забиты машинами, как в часы пик. На тротуарах не протолкнешься. Слышна английская, немецкая, итальянская речь. Но все же в основном - молодые французы. Как объяснила мне Лида, в пятницу вечером народ съезжается из дальних парижских пригородов.

Сплошные кафе и рестораны. Все столики заняты. Огни реклам сияют до верхних этажей. У входа в дорогие рестораны парни в матросской одежде вскрывают устрицы и продают всевозможные ракушки, крабы, креветки, омары. Рядом торгуют горячими каштанами, жарят блины. Масса лотков с восточными сладостями. И опять датские, испанские, итальянские, китайские и марокканские рестораны. Сквозь стеклянные витрины видно, как посетители сосредоточенно и со смаком едят. Откуда такая прорва жратвы?

Уличные тиры, лотереи. Переполненные залы с игральными автоматами. Длинные очереди у входа в кинотеатры. Люди стоят на последний полуночный сеанс. За тот отрезок, что мы прошли от площади Опера до кинотеатра "Рекс", я насчитал шестьдесят три афиши различных фильмов, включая классические ленты Антониони, Феллини, Бергмана, американские боевики, вестерны, французские новинки, фильмы ужасов, фантастики, космических приключений, эротические, полицейские и порнографические. Действительно на любой вкус.

Около дешевых американских закусочных "Макдональд" мотоциклисты, все в кожаных куртках, с диковинными прическами, оставив свои машины прямо на тротуаре, отбивали такт под музыку транзисторов.

И самое непривычное - даже не музыка, не круговорот огней, не праздничное шествие - нет, самое непривычное это отсутствие полиции, ни одного человека в форме! Представить себе нечто подобное в центре Москвы, на улице Горького, при том, что на каждом шагу продают спиртное в разлив, бр... мороз продирает кожу.

Толпа двигалась медленно, застревая у очередного зрелища. Вот мим в фиолетовом бархатном сюртуке с белой маской на лице дает сольный концерт. Вот фокусник колдует с колодой карт. Пожиратели огня пустили шапку по кругу, дескать, дамы и господа, сначала раскошельтесь - потом мы исполним номер.

Уличный джаз: трубач в легкой майке американского университета, долговязый саксофонист, коротышка гитарист в старинном котелке и девушка-ударник. Мы еще издалека слышали рулады трубы, но когда подошли, музыканты заиграли что-то очень знакомое. Я остановился. Ну конечно, под это танго я танцевал на институтских вечерах. Кое-что вспомнилось. Я кинул несколько франков в раскрытый футляр гитары на мостовой, и Лида удивленно протянула:

- Ото! Неужели вас проняло!

- Почему? - сказал я. - Я люблю хороший джаз. И потом - я тоже человек.

- Не знаю, -ответила Лида. - Мне кажется, что вы "железный Феликс" и должны воспринимать это как пир во время чумы.

- Близко, но не так, -сказал я. - У нас эти ребята играли бы на эстраде, а не собирали мелочь у прохожих.

- Если бы их выпустили на эстраду, если бы Москонцерт утвердил их репертуар...

- Вы сегодня агрессивны, - сказал я.

- Нет, - ответила Лида, - просто я люблю Париж. Кстати, нам пора. Я изнемогаю от страсти.

- Понял, - сказал я. - Кого же вы мне сегодня приготовили?

- Меня не спрашивают, - ответила Лида.

Мы молча дошли до того места, где я запарковал машину, и по дороге я думал, что слишком суров к Лиде и надо бы с ней как-то по-другому, и вообще, кое о чем я стал догадываться, но я не умел фальшивить, и Лида бы это сразу раскусила.

От Лиды я уехал в пять утра в препоганейшем. настроении.

Хотел даже мчаться в посольство, но рассудил, что это совершенно бессмысленно и глупо. Я поднялся к себе в студию на авеню Сюффрен {в этом доме половину квартир снимали наши посольские), походил по кухне, покурил, поматерился и, так как все равно было рано, решил прилечь на полчаса. Однако проснулся без четверти одиннадцать. Позвонил Белобородову. Его жена сказала, что он отправился с дочерью в зоопарк. Упустил! И хотя Белобородов, как каждый советский служащий, имел право отдыхать в субботу, я попросил, чтобы сразу по возвращении он явился ко мне в посольство.

То, что Белобородов приедет только после обеда, было ясно, как божий день. Впрочем, теперь это меня устраивало. Приехав на бульвар Ланн, я взял ключи от архива, открыл сейф, не торопясь посмотрел бумаги и нашел нужные мне счета.

Увы, все подтверждалось. Эти счета я перенес к себе в кабинет, запер стол и в ожидании Белобородова занялся разбором московской почты. А в голове у меня повторялись слова Ильи Петровича: "С правом расстрела на месте".

Белобородов вошел бодрый, приветливый, вроде бы нисколько не досадуя на то, что я разбил ему выходной. Мы обменялись мнениями о вчерашнем приеме, поговорили о погоде и о тиграх в зоопарке. Как бы со стороны, я отметил, что беседуем мы в привычной манере офицеров КГБ крупного ранга: неторопливо, тихими голосами, в полушутливом тоне - в общем, как люди, котврые настолько сознают свое могущество, что все происходящее их не очень волнует. Потом Белобородов поинтересовался, как прошла ночка. Я кратко изложил главное из того, что мне рассказал "французский товарищ":

- Настроение в офицерской среде жуткое, особенно в пехотных, мотострелковых и бронетанковых соединениях. Считают, что правительство постоянным урезыванием бюджета вконец разрушило армию. Техника устарела. Призывники служить не хотят, дисциплина - хуже некуда. Сокращение срока воинской службы, на которое правительство пошло, чтобы получить голоса пацифистов и выиграть выборы, армия рассматривает как национальное предательство. Компартия откровенно ведет пропаганду среди солдат. Препятствовать этому невозможно, ибо нельзя ущемлять свободу политических убеждений. Левая пресса раздувает каждый такой случай. Короче, идет настоящая травля старых армейских кадров. Некоторые. офицеры- говорят: "Чем хуже, тем лучше. Пусть приходят русские. Может, лишь тогда Франция поймет, до чего она докатилась". Правда, ракетные части, авиация и подводный флот в более привилегированном положении. Но армия уверена, что надеяться только на ядерное оружие - смешно. На атомную войну никто не решится.