Зачистка территории - Владимир Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое поразительное, что буквально через минуту после того, как кончил, подумал: "Во, попал! Зачем я тут? Что я тут делаю? Надо срочно бежать!" Но не убежал – сначала спать захотел, а когда проснулся, снова этого самого дела. И на фига мне все это надо было?
Теперь вот женат – и каждый божий день меня грызут: "Купи шубу! Купи кухню! Дай денег! Дай! Дай!" Когда женился, мне было двадцать два года, и похоть меня просто разъедала изнутри, казалось, что хочется постоянно, и если жениться – это решит все проблемы: не где-то это делать украдкой и по-быстрому, а где угодно, когда хочешь и сколько хочешь. Жена стирает что-то в ванной – быстренько сзади пристроился
– и давай! Конечно, потом пошли дети, и как-то все это потихоньку утихомирилось. И вот я теперь просыпаюсь, а рядом – кошмар – карга!
Еще и кошками в меня кидается! И что делать дальше? – Он замолчал и уже молча вновь погрузился в ужасы своей частной жизни.
– А я вот что скажу…- начал, было, Хомяк, но Дима Росляков его перебил:
– Самая скверная ночь в моей жизни, проведенная с женщиной была такая. Познакомился я однажды с одной очень серьезной девицей, якобы будущей артисткой, студенткой консерватории. Как-то раз мы уединились, целую ее в губы, а она как-то никак – все отпихивается, хотя и не ругается, а только смеется. Я думаю: ну и черт с тобой и забыл о ней на месяц. Потом как-то иду вечером мимо ее дома. Гляжу: окно горит. Тут же зашел в магазин, купил какие-то французские духи.
Пришел к ней, вручил подарочек, стал целовать, а она – опять в смех, как будто ей щекотно! Стало поздно, я стал ее убеждать, что меня можно безопасно оставить ночевать – вполне могу спать валетом, если так боится. Ну, она вышла, я быстренько разделся догола, залез в кровать и притворился, будто бы сплю. Сквозь веки вижу – свет потушила, ложится рядом. Ну, думаю, сейчас словлю кайф! Однако локтем чувствую – рубашка на ней надета и штаны, – короче, оказалась целая пижама, – а руки держит на груди. Я ей: "Ты бы, Валентина, – говорю, – еще бы в пальто легла!" – А она мне в ответ: "Это в браке естественно сразу, а не так вот", – короче, какую-то чушь мелет, и руки мои, которыми я хочу ее ухватить, очень ловко перехватывает. И как-то даже противно стало с ней спать – как будто с мужиком лег, – аж затошнило. И спать не могу, и до утра еще долго, а она мне еще какой-то стих о любви читает – и это в пижаме! Утром, как только рассвело, быстрее встаю. Она: "Ты запомнишь эту ночь?" – "Да, – говорю, – уж точно не забуду!" – и снова к ней пытаюсь прилепиться: а вдруг? – но она до себя ну никак не допускает. "Знаешь, что, – говорю ей тогда, – пошла бы, подруга, ты на хуй!" Она обиделась, но не очень – тут же бежит следом: "Не уходи!". Я ноги в руки и бегом.
Больше ее никогда не видел и, надеюсь, не увижу. У меня еще ладно, обошлось без последствий. А один дружбан тоже так познакомился с артисткой Москонцерта, долго ее уламывал, уламывал, цветы дарил, а получил триппер.
Потом Росляков обратился к Павлу:
– Ты сам-то, Паша, где сейчас работаешь-обитаешь?
– Я – государев человек: что прикажут, то и делаю, – неопределенно ответил Павел.
– В армии, что ли? – уточнил Росляков. – Десантник? Ты же, помнится, срочную-то служил в ВДВ.
– А тут в любого ткни – все десантники! – вмешался в разговор
Хомяков. – Вон, Серега Хлопин, на что пьянь болотная, – тоже бывший десантник. И этот, – он показал на только что вошедшего молодого рослого парня, – тоже десантник. Тут второго августа всегда очень интересно: в парке у фонтана собираются все бывшие десантники, и все в голубых беретах и в полосатых майках-тельняшках. Разом можно видеть разные поколения. Там и пузаны есть в возрасте и молодые пацаны, бизнесмены и работяги – и все вдребезги пьяные. Иных потом просто выносят за руки и за ноги. Ты, Рослик у нас в классе только не десантник да я. А, ну-да, еще и ты, Арканя! Димыч, а я забыл: ты-то в каких войсках служил? В ракетных? А-а, всем известно: там, где кончается порядок и начинается бардак – нам начинаются ракетные войска!
– А ты же вроде как на флоте? – уточнил Росляков.
– Так точно: отличный морской тральщик "Комсомолец Латвии". БЧ-5
– царство говна и пара! – тут же приободрился Хомяков. – Я, знаешь, как на флот попал: как раз только-только женился, надеялся, что отсрочку дадут, заявление писал, но все равно повестка пришла. Меня на комиссии спрашивают: "Чего это ты женился? Как же ты в армию-то пойдешь, молодую жену не боишься одну дома оставлять?" – А я им говорю: "Мне все равно!" – Полковник говорит: "Улыбнись-ка!" – Я улыбнулся. – "Да у тебя флотская улыбка!" – говорит он и записывает на флот. А я не и жалею. Таня ко мне приезжала на присягу, потом беременная ходила, потом Витька родился. Когда я дембельнулся,
Витьке было уже год. А наша "коробка" мне до сих пор снится. Да что там говорить – одно слово – Балтика! Закрою глаза – так и вижу: белое небо, белое море, между небом и морем – дождь… А ты,
Аркадий, армию-то вспоминаешь?
– Меня лучше вообще не спрашивайте – я был в самой плохой говенной-разговенной армии, – сказал Шахов. – Я совершенно не исключаю, что существует другая нормальная армия, но лично я там не был. Может, если чему-то и научился, так разве что рассчитывать только на самого себя, и еще понял, что ты как человек по большому счету никому на хрен не нужен. Всем на тебя глубоко насрать, а уж государству-то – в первую очередь. Но было полезно узнать, как ты будешь себя вести, если у тебя отобрать абсолютно все. И вообще всю службу в армии у меня была только одна мечта: сидеть дома на диване и ничего не делать.
– И у меня точно такая же: лежать на пляже, курить "Мальборо" итоже ничего не делать! – захохотал Росляков.
– Не знаю, как вас, а нас гоняли будьте нате, страшно вспомнить!
– сказал Павел. – Я, считай, два года шагом ни разу не ходил – только бегал.
– Конечно, спецвойска, – глубокомысленно произнес Росляков, – готовят там хорошо.
– Да не надо парить, – сказал Хомяк, – у нас победа всегда за счет количества: за одного немца – девять русских отдай! Вон мой шурин срочную тоже проходил в спецназе, бутылки и кирпичи исправно головой бил. Помнится, по первому году еще фотку домой прислал – ух ты! В 96-м пошли воевать Чечню, куда-то их там выбросили не туда, и за ними несколько дней гнались так, что они еле-еле успевали убегать, да в конечном итоге так и не убежали. Всех взяли в плен местные колхозники-пастухи чуть ли не с охотничьими ружьями. Причем, взяли на испуг. И это легендарный спецназ ГРУ! Мать его (теща моя) лично ездила туда сынка выручать – такое было условие выдачи солдат-срочников. Мне-то и то было тошно от всей этой истории, хоть я его и недолюбливаю. Он сейчас в Н. в казино охранником работает.
Опух от безделья. Когда в гости приезжает – вечно дома все сожрет. Я считаю, что все эти спецвойска – ложь и иллюзия! Специально создается миф, чтобы враги боялись, а свои гордились. Типа кино.
Леня Козлов (парень, который на лесопилке у нас работает) служил в
Псковской дивизии и тоже был на войне. Однажды они попали в очень серьезную переделку. Я как-то спросил его: "Ну, как, что?" – "Мы шли по лесу, – говорит он, – куда нам приказали, потом началась стрельба, потом куда-то отползали, отстреливались. А что, и где, и куда шли, и где это происходило – до сих пор понять не могу!" Многие там у них в том бою погибли. Оставшимся дали медали. Леха, ты же в
Афгане служил! Ты что скажешь? – обратился он к печальному исцарапанному Кикину.
Кикин потер уши:
– А знаешь, я почти вообще ничего не помню – только какие-то обрывки. И как ни пытался вспомнить – не могу… Что-то произошло с памятью. Иногда, правда, пробивает: вот однажды ездили на юг к родственникам и вдруг – пыль по дороге, горы на горизонте, какой-то запах то ли конского навоза, то ли еще какого-то животного дерьма – аж до души продрало – Афган! А в памяти – черно-белый пыльный мир…Еще помню, как дристал неделю… Меня же контузило.
В этот момент к столу подошла какая-то маленькая полная женщина, еще совсем не старая, но уже далеко и не молодая, и, ни слова не говоря, взяв за руку, потащила Рослякова из-за стола. Росляков, опустив голову, покорно пошел за ней.
– Это что за кубышка такая сердитая? – спросил удивленный Павел, глядя им вслед.
– Это жена его – Нина. Никогда не слышал, чтобы она хоть что-то сказала, и не видел, чтобы засмеялась или даже улыбнулась! – сказал
Хомяков. – Он от нее постоянно сбегает, а она его ловит по всему городу.
– И как они вообще уживаются? Они же совсем разные! – удивился
Павел. Действительно, очень странная была эта женщина, внешне, казалось совершенно лишенная каких-либо эмоций. Дима же Росляков энергию излучал невероятную: Павел даже рассмотреть-то его толком не смог – настолько быстро он перемещался, и даже сидя постоянно ерзал.
Хомяков пожал плечами:
– Я думаю, Паша, все это совсем неважно, чтобы непременно совпадали темпераменты. Знаешь, как бывает? Ей нравится попса, ему – рок. Ей нравятся танцы, а ему – нет. Она его считает скучным, а он ее – пустой и вульгарной. И в то же время они жить не могут друг без друга. Помнишь Женьку Миронова – длинный, тощий, усатый – всегда очень широко шагал, как на ходулях? Он, было, завел небольшой бизнес. Дело продвигалось с большим трудом и для раскрутки требовало экономии на личных расходах хотя бы какое-то время. Жене его показалось, что при таком бизнесе он как-то мало ей дает денег на домашние расходы и не покупает эту пресловутую шубу, причудилось