Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография - Коллектив авторов

Проведя анализ положений Статута, можно выделить моменты, которые могут быть учтены при совершенствовании отечественного уголовно-процессуального законодательства.

Так, в соответствии со ст. 41 Статута отводимый судья никогда не участвует в разрешении вопроса об отводе.

Статья 53 Статута определяет полномочия прокурора при расследовании: прокурор для установления истины проводит расследование с тем, чтобы охватить все факты и доказательства, относящиеся к оценке того, наступает ли уголовная ответственность в соответствии с настоящим Статутом, и при этом в равной мере расследует обстоятельства, свидетельствующие как о виновности, так и о невиновности; принимает надлежащие меры для обеспечения эффективного расследования и уголовного преследования за преступления, подпадающие под юрисдикцию Суда, соблюдая при этом интересы и личные обстоятельства потерпевших и свидетелей; в полной мере соблюдает права лиц, вытекающие из настоящего Статута.

То есть Статут требует установления истины при проведении предварительного расследования, содержит требование «эффективности» предварительного расследования. В соответствии со ст. 61 Статута функция судебного контроля при предании суду и функция рассмотрения и разрешения дела отделены друг от друга. Функцию предания суду выполняет Палата предварительного производства, а Судебная палата разрешает уголовное дело по существу.

Статья 63 Статута «Судебное разбирательство в присутствии обвиняемого» устанавливает, что если обвиняемый, присутствующий в Суде, продолжает нарушать ход судебного разбирательства, Судебная палата может удалить обвиняемого и предоставляет ему возможность следить за ходом разбирательства и давать указания защитнику, находясь за пределами зала заседаний, с использованием, когда это необходимо, средств связи. Указанные меры принимаются только в исключительных обстоятельствах после того, как иные разумные меры были признаны непригодными, и только в течение такого периода времени, который является строго необходимым. Подобную норму можно было предусмотреть в ч. 3 ст. 258 УПК «Меры воздействия за нарушение порядка в судебном заседании» в отношении удаления подсудимого из зала судебного заседания в целях повышения гарантии очности процесса.

В ст. 65 Статута прослеживается весьма осторожное отношение международного сообщества к «сделкам о признании вины». В п. 2 ст. 65 Статута указывается, что Судебная палата рассматривает признание вины наряду с любыми дополнительными доказательствами, которые были представлены, как устанавливающее все существенно важные обстоятельства, необходимые для доказательства совершения преступления, в отношении которого сделано признание, и может осудить обвиняемого за совершение этого преступления.

Статья 69 Статута закрепляет активные полномочия Суда в судебном следствии – Суд правомочен требовать представления всех доказательств, которые он считает необходимыми для установления истины (ч. 3 ст. 65 Статута).

Более конкретными, чем в УПК, являются и правила проверки допустимости доказательств судом – Суд может в соответствии с Правилами процедуры и доказывания вынести решение об относимости или допустимости любых доказательств, принимая при этом во внимание, наряду с прочим, их силу, а также вред, который такие доказательства могут причинить проведению справедливого судебного разбирательства или справедливой оценке показаний свидетеля (ч. 4 ст. 65). Доказательства, которые получены в результате нарушения положений настоящего Статута или международно признанных прав человека, не являются допустимыми, если: a) нарушение порождает серьезные сомнения в достоверности доказательств; или b) допуск доказательств был бы несовместим с добросовестным проведением разбирательства и наносил бы ему серьезный ущерб (ч. 7 ст. 65 Статута).

1.2.3. Международные правовые стандарты взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права на уровне Совета Европы

Российская Федерация приняла на себя одно из международных обязательств, ратифицировав Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 30 марта 1998 г. Федеральным законом «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»240. Этим документом была официально признана и юрисдикция ЕСПЧ по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации.

Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.241 (далее – Конвенция), несомненно, должна пониматься и толковаться в том смысле, который придается ей прецедентной практикой ЕСПЧ. Статьи Конвенции, сформулированные, на первый взгляд, достаточно кратко, на самом деле имеют достаточно емкое, можно даже сказать «суперобъемное» содержание.

Конвенция использует такие понятия, как «преступление», «уголовное преступление», «обвинение» в ст. ст. 2, 6, 7, ст. 2 Протокола № 4 к Конвенции, ст. ст. 2, 3, 4 Протокола № 7 к Конвенции, причем их значение не всегда совпадает с принятым отечественным. Так, например, под «обвинением» понимается и подозрение, причем не только документально оформленное, но и фактическое – без придания соответствующего процессуального статуса преследуемому лицу242.

Наиболее значимой по содержанию статьей, устанавливающей минимальные стандарты справедливого уголовного судопроизводства, является ст. 6 Конвенции «Справедливое судебное разбирательство». Содержание ее должно пониматься в комплексе с прецедентным правом ЕСПЧ. Так, понятие «преступление», закрепленное в ст. 6 Конвенции, является далеко не идентичным понятию, закрепленному в ст. 14 УК. Для того чтобы решить, попадает ли то или иное деяние под понятие преступления, необходимо проанализировать три критерия, используемых ЕСПЧ. Первый критерий, являющийся формальным, определяет, принадлежат ли определения рассматриваемого преступления, согласно юридической технике государства-ответчика к уголовному праву или какой-либо иной отрасли права. Второй критерий – природа преступления, в котором обвиняют заинтересованное лицо. Третий критерий – природа и степень серьезности санкций, которые могут быть приняты против заинтересованного лица243. С учетом анализа всех вышеперечисленных критериев, Суд устанавливает, является ли то или иное деяние преступным. Наиболее сложными в практическом применении являются второй и третий критерии. При рассмотрении второго критерия, который считается более важным, в расчет принимаются следующие факторы: распространяется ли такая правовая норма на всех без исключения или только на какую-то особую категорию лиц (Bendenoun против Франции, § 47); инициировано ли разбирательство государственным органом, наделенным законными полномочиями в сфере исполнительного производства (Benham против Соединённого Королевства, § 56); носит ли правовая норма карательный характер, или же она направлена на профилактику и сдерживание (Öztürk против Германии, § 53; Bendenoun против Франции, § 47); связано ли вынесение любого из наказаний с установлением виновности (Benham против Соединённого Королевства, § 56); как подобные нарушения квалифицируются и рассматриваются в других государствах – членах Совета Европы (Öztürk против Германии, § 53); отсутствие факта судимости в связи с констатацией правонарушения может быть важным элементом, но определяющего значения не имеет, поскольку речь может идти всего лишь об особенностях внутренней юридической квалификации (Ravnsborg против Швеции, § 38)244.

Третий критерий – цель наказания, помогает отличать уголовные санкции (имеющие карательную и предупредительную функции) от чисто административных и денежных взысканий, имеющих восстановительный характер245.

Неоспорим тот факт, что само понятие преступления и его состава уже не может больше пониматься только в рамках национального права. Отнесение того или иного деяния к категории преступления должно проводиться также и с учетом международных стандартов. Это подтвердило и решение ЕСПЧ «Золотухин против России» от 10 февраля 2009 г. Палата Европейского суда, принимая во внимание максимальное наказание в виде административного арест на срок 15 суток, которое могло быть наложено за совершенное правонарушение, предусмотренное ст. 158 КоАП РСФСР и административный арест на срок трое суток, который заявитель реально отбыл, сочла, что признание заявителя виновным по результатам рассмотрения административного дела 4 января 2002 г. приравнивается к осуждению «в уголовном порядке» по смыслу положений ст. 4 Протокола № 7 к Конвенции246. Отсюда можно сделать несколько выводов – необходимо либо пересмотреть санкции за совершение ряда административных правонарушений, исключив возможность применения пусть и кратковременного, но лишения свободы – так как наличие данной санкции трактуется ЕСПЧ как признак преступления, а не иного правонарушения; либо оптимизировать процесс административного производства, сделать его соответствующим требованиям ст. 6 Конвенции.