Время Феофано - Давид Кизик

– А что же Аарон, побратим Моисея? – спросил Феофилакт. – Ведь на правах Верховного жреца он должен был, как то помочь князю?

– Он и помог. В отсутствие шейха Аарон, на правах Пира, попытался объединить оба культа и выковал бога реатов в новом обличье – в образе Золотого Тельца. И назвал его Израиль[179].

– ???

– Ничего нового он не придумал, – улыбнулся Константин. – Если вспомнить, что у норманнов Тартарии[180] объединяющим символом служит живой белый, то бишь «Серебряный Конь». Где конь символизирует Хорса – солнечное божество язычников, а его серебряный цвет – лунный полумесяц. Позже эту же идею перенял и Соломон, сделав своей печатью изображение звезды в полумесяце. А в недалеком прошлом идею Аарона возродил и Мухаммед[181] в своем Аллахе, который можно перевести как «Золотой Полумесяц». Ведь древний корень «ал» лежит в основе слова «алый», обозначающий цвет червонного золота. И цвет осеннего солнца. Луну же египтяне и сейчас называют словом «Аах»[182]. Свое новое учение Мухаммед с успехом опробовал в Медине[183], когда, под своим Золотым Полумесяцем, примерил и объединил арабских пастухов кочевников и еврейских торговцев самаритян.

– А как же в христианстве? – И в христианстве все тоже! На щите Константина Великого два символа. И Солнце и Полумесяц. Хотя я предпочитаю серебряный равносторонний солярный крест с лучами, расширяющимися от центра к краю. Своеобразный символ маятника качающегося от созидания к разрушению. Ведь равновесие – состояние неустойчивое. В жизни гораздо важнее не оно само, а стремление к нему. – Действительно, этот символ показывает путь к равноправию и равновесию, – согласился Феофилакт и Константин и продолжил рассказ: – Но Моисей, к сожалению, увидел в образе идола Аарона лишь то, что Амона ставят выше Атона. Следовательно, заподозрил он, булэ будет над князем. Очевидно, Моисей не захотел закончить жизнь, как Итро. И тут ему помогли марьи Навина и их земляки левиты, предки которых тоже вышли из княжества Падан, что в горах Загроса. Те, которых позже назвали коленом Левия[184]. Чем это закончилось, ты знаешь.

– «И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень, ко мне. И собрались к нему все сыны Левины. И сказал он им: так говорит Бог: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек»[185].– Просто прекрасно, Феофилакт. Меня всегда восхищала твоя способность говорить цитатами, – похвалил патриарха Константин.

– Это всего лишь зазубривание текстов. И ничто по сравнению с твоим незаурядным умом, – сделал ответный комплимент Феофилакт.

– Ну, вот и обменялись любезностями, – рассмеялся Константин.

– Что же, по-твоему, было дальше с Моисеем и переселенцами реатами? Наверное, Моисей нашел компромисс? – продолжал расспрашивать базилевса Феофилакт.

– Моисей вынужден был искать компромисс. Не мог же он поубивать всех мадьян и всех евреев. В том числе и своего брата. Если опустить пафос Писания, говоря простым языком, скрепя сердце, он согласился на равенство каст шванов и реатов. Он разрешил создать булэ от двенадцати родов. А позже даже государство им созданное стало называться в честь бога земледельцев – Израилем. Но все это при условии сохранения верховной и абсолютной власти князя. И это он отразил во вторых Скрижалях[186]. Дав людям Закон, изложенный письменно, Моисей под страхом смерти запретил всякое идолопоклонство и аллегории связанные с ними. Но и это еще не все.

– Этого было мало?

– Да, разумеется. – Константин неспешно отпил вина, смакуя и наслаждаясь его вкусом. – Заметив вопросительно-ожидающий взгляд собеседника, пояснил:

– Не только Эхнатон начинал реформы с узурпирования жреческой власти. Юстиниан также говорил о двух властях, управлять которыми должен стремиться каждый государь: священстве и царстве. Одной, из которых Создатель поручил заботиться о душах, а другой – управлять телами людей. К этому я бы только добавил, что для уравновешивания первых двух властей и для решения спорных вопросов между ними, существует третья власть, власть арбитра – судейская. – Константин немного подумал и продолжал: – В начале беседы я упоминал, что для сохранения равновесия между тиранией и анархией, для решения кастовых споров между пастухами и реатами, была создана третья сила – жреческий суд. Вопрос только в том: а судьи кто?

В народе Моисея жрецами были избранные народом главы общин! Такие, как Аарон. И значит, можно было предположить, что решения суда были бы на стороне общины, а не князя. А это совсем не нравилось Моисею. Решение ему подсказал тесть Итро.

И тогда Моисей узурпировал обе власти и лишил еврейский народ права выбирать себе судий. Он назначил себя Верховным жрецом вместо Аарона. И назначил жрецами и судьями над сарацинами все тех же левитов, повязанных с князем пролитой кровью израильтян. А во время раздела земли колену Левину, доказавшим свою преданность, отвели сорок восемь городов, из которых тринадцать были назначены для священников-судей. – «И сказал Господь Моисею, говоря: Приведи колено Левино, и поставь его перед Аароном[187]…», – процитировал патриарх. – Слава Богу, что в наше время священником можно стать по зову сердца, а не по назначению. Хотя и мой отец, будучи басилевсом, тут тоже немного схитрил. Обошел-таки и Синод[188] Константинополя и Эпинагогу – византийский свод законов, где прописано равноправие светской и духовной власти. И если Синод Царского города воспротивился воле базилевса и не стал возводить в епископский[189] сан шестилетнего мальчика, то синод Рима оказался намного сговорчивее. И отец возвел-таки меня в сан епископа при помощи продажных римских легатов[190], – засмеялся Феофилакт. – Это было нетрудно, если учитывать, что синод Рима «пел под дудку» Марозии. Развратной дочери римского консула Теофилакта, комита[191] Тускулума[192]. Обладая незаурядным умом, твой отец Роман Лакапин поступил так же, как и Моисей. И таким образом он сосредоточил обе половины власти в одних руках. И через тебя, он добился полного контроля над Церковью, – подтвердил Константин. – Хотя формально церковный и светский суды остались разделенными. Как символ независимости двух ветвей власти. – А я все же считаю, что духовный суд во все времена будет главенствовать над светским, царским судом. Потому что судит не по «букве закона», а Божьей вести, по совести. Закон слеп, а потому, не учитывая обстоятельств, может оправдать вселенское Зло. Слепое соблюдение «буквы закона», может привести к абсурдным решениям.

– И ты можешь обосновать это? – Константин откинулся в кресле, с интересом глядя на собеседника.

– Для этого достаточно обратить взор на Италию. Там где светская власть настолько сильна, что аристократы законом прикрывают свой разврат и грабежи. По прихоти высокородных шлюх духовными отцами народа назначаются их любовники или незаконнорожденные ублюдки. Впрочем, расскажу совсем недавний случай, – рьяно стал отстаивать свое мнение патриарх. – Недавно в храме Божьей мудрости – Святой Софии, разбирали дело одной бедной армянки. Богатый торговец бросил на обочине дороги подыхающего осла из своего каравана. Дети той женщины нашли его и выходили. Осел стал большим подспорьем в их нехитром хозяйстве. Однажды на базаре караванщик увидел этого осла, опознал по клейму и подал жалобу на женщину в светский суд. Судья вынес вердикт по закону. Осла – собственность торговца, вернуть хозяину. А на женщину наложили штраф за воровство. Несчастной грозили тюрьма и разорение. И тогда она обратилась в суд духовный, при храме.

– И какой же вердикт вынес суд духовный? – Поинтересовался Константин, а довольный патриарх ответил:

– Формально осел караванщика издох. Но лишь Божьим соизволением ожил, чтобы служить наградой богомольной семье. Женщине вернули осла, а на торговца был наложен штраф за клевету и месяц покаяния за то, что не разглядел промысел Божий. Решения по обоим судам были приняты противоположенные, поэтому запрос был направлен на Высочайшее Имя басилевса. Тебе, Константин, как Владыке Вселенной, придется выступить арбитром в этом деле.

– Хм, мой секретарь еще не докладывал мне о нем, – задумался Константин и через минуту сказал: – Вот для таких случаев и существует Верховный арбитр, сглаживающий острые противоречия в достижении равновесного баланса двух судов, – подчеркнул он. – Что касается этого конкретного казуса, то я склонен поддержать решение духовного суда. Торговец не обеднеет. А вот несчастная женщина и ее дети – это то, что собственно и составляет народ, охлос[193]. Уверен, что резонанс от этого дела будет работать на укрепление царской власти.