Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский

— Хорошо подумал?

— Решено и подписано.

— В таком случае плохи твои дела, жених. Ничего не получится. Лана — девушка видная, в нашей глухомани ее не удержишь. Ей город подавай — институт, театры, рестораны. В городе соблазнов хватает.

— Напрасно вы. Ланка не такая.

— Все они поначалу не такие. А потом…

— Не такая она!

— Заладил! Долбишь, как дятел сухую лесину. Ты советоваться со мной пришел, так вот тебе совет: откажись, пока не поздно. Пограничнику семья вообще…

— Не нужна?

— Нужна. Настоящая.

Данченко не уступал, и тогда Зимарёв допустил ошибку, рискнул использовать последний козырь.

— Девушку ты выбрал достойную, но, кажется, она с кем-то дружит?

— С Петуховым. И на здоровьечко.

— Но как же…

— А так же. Женюсь!

— Эх, старшина, старшина. Пропадешь…

Взволнованный Зимарёв долго не мог уснуть, а утром, напутствуя уходивших в наряд пограничников, попросил Данченко задержаться.

— Ты вчерашнее к сердцу не принимай. Я не прав. Вспомнил кое-что, погорячился…

Не сложились у Кости отношения и с фельдшером, фасонистым лейтенантом со странной фамилией Король. Откуда у коренного волжанина такая фамилия — Король? А почему не царь? Так размышлял Петухов, подходя к медпункту. Медицинский пункт блистал чистотой, в стеклянном шкафчике выстроились по ранжиру пузырьки и коробки с лекарствами, на столе лежал журнал регистрации, а рядом в ослепительно белом халате сидел хозяин этого кабинета и с надеждой смотрел на посетителя — пограничники не баловали фельдшера вниманием, каждый визит его радовал и позволял демонстрировать товарищам свое искусство.

Король был о себе самого высокого мнения и, хотя закончил не институт, а всего лишь медицинский техникум, приехав на заставу, попросил всех без исключения называть его «доктор». Пограничники, снисходя к слабости тщеславного военфельдшера[46], не протестовали.

Дело свое Король знал неплохо и, хотя высшего образования не имел, равно как и опыта работы, нареканий у бойцов не вызывал и, как заметил однажды Данченко, очень уважавший медицину, «занимаемой должности соответствовал».

Возможно, оттого, что работа его не обременяла, Король увлекался профилактикой, летом пичкал бойцов таблетками, предупреждающими желудочные заболевания, зимой заставлял мазать лицо вазелином перед выходом в «секрет». Дотошный и въедливый военфельдшер любил ушибить мудреным словцом несведущих в медицине пограничников и обожал популярные беседы на медицинские темы. К беседам (их он упрямо именовал лекциями) Король готовился тщательно, выписывал специальные журналы, штудировал их от корки до корки. Король собирался поступать в Военно-медицинскую академию — кончится война, можно попытать счастья. Профессию свою Король любил, но (это была страшная тайна) панически боялся крови и с подступившим к сердцу противным холодком опасливо думал, что придется когда-нибудь перевязывать раненых, оказывать медицинскую помощь на поле боя, ведь он служил на заставе.

Костю Король встретил настороженно, хотя и обрадовался пациенту, — Костин характер знали все. Фельдшер встал, одернул халат, строго взглянул на бойца и раскрыл регистрационный журнал.

— Рядовой Петухов? Инициалы? На что жалуешься?

Костя хотя готовился к этому вопросу, все же заробел: в госпитале его достаточно помучили, белый халат и запах лекарств вызывал мрачные ассоциации. Запинаясь и сетуя на собственную нерешительность, Костя пространно поведал о своем недуге, тщательно подбирая слова, Король — личность опасная, ход его мысли извилист и непредсказуем, как полет летучей мыши. Кто знает, что придет в его умную голову, возьмет и направит в санчасть делать всяческие анализы — с него станется. И не отговоришься — товарищ непробиваемый, прет как танк, спорить с ним бесполезно, он всегда уверен в своей правоте.

— Не пойму, Петухов, что с тобой стряслось? Что у тебя болит? Ты все ходишь вокруг да около, говори прямо, без экивоков[47].

Костя морщил лоб, но, зная любовь фельдшера к научной терминологии, значения незнакомому слову не придал.

— Извините, товарищ лейтенант. Живот у меня…

— Яснее, Петухов. Расстройство?

— Вроде бы.

— Вроде Володи, похоже на ружье. Сколько раз?

— Что? Ну, как вам сказать… Не считал.

Король нахмурился, вымыл руки, велел Косте раздеться, пощупал живот.

— Язык покажи. Так!

Военфельдшер побарабанил пальцами по свежевыкрашенному столу, полистал справочник внутренних болезней, отчеркнул ногтем нужный абзац.

— Довольно нечеткий случай. Впрочем, сейчас лето, желудочные заболевания коварны. Не исключено, что эти явления предшествуют дизентерии.

— Вы, доктор, мне пилюльки какие-нибудь…

— Получите все необходимое. А сейчас ступайте в изолятор, ложитесь, старшину я предупрежу. И в отношении питания. Сегодня поголодаете, а завтра повар сварит вам рисовую кашу на воде.

— Но…

— Никаких «но»! Предписание выполнять строжайше. Общение с личным составом запрещаю, я сам буду вас навещать.

— Товарищ доктор!

— Прекратить разговоры! Шагом марш в изолятор! Хотя подождите минуту, выпейте лекарство.

Король извлек из стеклянного шкафчика бутылку с густой желтой жидкостью. Костя побелел.

— Касторка!

— Олеум рицини, — строго поправил военфельдшер. — Две столовые ложки. Снимет как рукой.

— Уже сняло. Я уже поправился, чувствую себя прекрасно.

— Ай-яй! — укоризненно протянул Король. — Струсили?

— Никак нет. Просто я пошутил, я не болен.

— Не мелите ерунды, Петухов. У вас же энтероколит. В лучшем случае. Все признаки налицо.

— Не у меня. У медвежонка.

— Что-о?!

Торопясь и сбиваясь, Костя рассказал, что у его любимца не в порядке желудок и он хотел… Красивое лицо фельдшера каменело, он порывался что-то сказать, но Петухов не давал ему вставить и слова, частил, частил. Наконец выдохся, Король проговорил ледяным голосом:

— Значит, вы намеренно ввели в заблуждение медицинского работника?

— Простите, товарищ доктор. Очень зверюшку жалко.

— Эта зверюшка скоро с нас шкуру спустит! Давно пора ликвидировать весь ваш зоопарк. Я доложу начальнику заставы.

— Не принимайте близко к сердцу, доктор. Я пошутил.

— Скверные шуточки, Петухов!

— Извините, доктор. А лекарство все же дайте.

Король сунул Косте какие-то порошки, сотрясаясь от негодования. Вечером фельдшер пришел к Ржевскому, передал разговор в лицах, удивляясь, что замполит не разделяет его возмущения, вдобавок посмеивается. Фельдшер растерянно умолк.

— Не похож Петухов на других. Верно? Но значит ли это, что он плохой пограничник?

Король заморгал: вопрос серьезный, не подумав, отвечать нельзя. Помолчав, фельдшер высказался в том смысле, что Петухов, конечно, боец хороший, плохих не награждают. Но уж больно недисциплинированный, разболтанный.

— В этом ты, пожалуй, прав, — согласился Ржевский. — Я с ним побеседую.

«Поможет твоя беседа», — сердился Король. Он осуждал замполита: мягок, интеллигентен, офицеру таким быть нельзя. Проницательный Ржевский догадался, о чем думал фельдшер.

— Вижу, ты не удовлетворен. Напрасно. Недооцениваешь роль политической работы в армии, ее кпд[48].

Это заявление Король выслушал с удовлетворением; научная терминология!

Но все же замполит упрощает.

— Не совсем так, товарищ старший лейтенант. Пословицу я вспомнил: сладок будешь — разлижут…

— А горек