Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский

Ржевский говорил с Костей, постепенно накаляясь; Петухов держался вызывающе, отвечал нехотя, словно оказывал любезность. Ржевский едва не вспылил. Но недаром он до армии работал учителем, в школе не такие сорванцы попадались. Превозмогая себя, замполит сдерживался, и чем агрессивнее становился Петухов, тем спокойнее был Ржевский. Это удивляло и злило бойца.

Неожиданно Ржевский заговорил как-то просто, по-домашнему и уж совсем не по уставу, Петухов даже немного растерялся от такого обращения:

— Слушай, Костик, неужели ты и на фронте вел себя так? Друзья тебя не одергивали, командиры были эдакие всепрощенцы?.. Поглядели бы они сейчас на тебя!

Удар попал в цель, Костя начал было оправдываться, но умолк. Что же это в самом деле такое происходит? С ним возятся, его уговаривают, стыдят, а он и в ус не дует, озорничает, как мальчишка. Товарищи правы, характер у него несносный. Нужно срочно перестраиваться, дальше так продолжаться не может. Костя искренне, хотя и сумбурно, поведал замполиту о своих сомнениях, Ржевский слушал молча, кивал, Косте казалось, что офицер ему не верит, это было отвратительно, и Костя решил, что отныне все пойдет по-другому.

Вечером он задумчиво сидел на скамейке у волейбольной площадки, не обращая внимания на возбужденных игроков и крики болельщиков. Думал о тихом московском переулке, где жил, о школе, родителях. Отец воевал где-то на Севере, мать и сестренка посылали бодрые письма, но Костя понимал, что живется им трудно. Мать упрекала: получает письма редко, — а что писать? Как этот лоб старшина наряды подкидывает?

На душе было муторно…

— Булкин — на выход! — позвал дежурный по заставе, войдя в столовую.

Ефрейтор поспешно допил чай, пошел к двери. На крыльце встретил знакомого шофера из отряда.

— Принимай картину, дружок.

— Привез?!

— Как обещано.

Булкин обрадовался: удачный сегодня день. Утром получил долгожданное письмо от брата-фронтовика, взял в библиотечке «Приключения капитана Гаттераса». Книг на заставе немного, а за Жюлем Верном охотился весь личный состав, включая командиров. Перед Булкиным о подвигах славного капитана читал Седых — долго, никак не мог закончить. Булкин упрекал его в эгоизме, Седых оправдывался:

— Читать художественную литературу нужно вдумчиво. С толком, расстановкой. Ни в коем случае не спешить, иначе что-нибудь пропустишь или не так поймешь.

— Совесть имей, шахтер! А может, ты малограмотный?

И вот сегодня утром Седых наконец отдал книгу. Булкин расплылся в улыбке.

— А я уж не надеялся. Вот спасибо!

— Спасибо — некрасиво, надо денежки платить. Но поскольку у нашего брата солдата деньжата не водятся, угости папироской. И не забудь Девушкина предупредить, чтобы в карточке отметил; подумает, что я этого Гаттераса зачитал.

Предвкушая, как перед сном раскроет пухлый том, Булкин зазевался в строю и получил замечание от старшины, что, впрочем, не отразилось на его настроении. И вот еще радость — вечером будет кино. Булкин хороший киномеханик, дома, в деревне, заранее узнавал содержание фильма и консультировал всех интересующихся, особенно ребятишек. Мальчишки за ним ходили гурьбой, охотно выполняли разные поручения. За это Булкин пропускал ребятню без билетов, мальчишки прокрадывались в зал, плюхались на «нулевой» ряд — садились на пол перед экраном. На заставе ефрейтору никогда не удавалось узнать заранее содержание фильма: кино пограничникам показывали редко.

Водитель выгрузил из кузова запыленной полуторки коробки с пленкой, Булкин прочитал наклеенную на крышке бумажку.

— Опять «Веселые ребята»?

— А что особенного? Другой картины не дали.

— Но мы эту семь раз смотрели!

— Ничего страшного, восьмой поглядите.

Булкин расстроился, что скажут пограничники, когда придут вечером в клуб? Комсорг опять станет упрекать, а что поделаешь, коли выбора нет: бери, что дают.

Но опасения оказались напрасными, бойцы дружно смеялись, с напряжением глядя за развитием событий на залатанном экране, и даже не свистели, когда рвалась старая лента. Булкин захотел взглянуть на зрителей, запустив аппарат, он вышел из кинобудки и остановился у последнего ряда, где сидели повар, Говорухин, замполит и начальник заставы Зимарёв; впереди виднелась массивная фигура старшины, остальных Булкин в темноте не узнал.

Внезапно зал разразился смехом, скамьи начальства заходили ходуном. Булкина поразил тонкий, заливистый хохот капитана — Зимарёв смеялся, как колхозный пастушонок Егорка, завсегдатай «нулевого» ряда.

Зажегся свет, пограничники выходили из клуба, смеялись. После фильма, как обычно, собирались в саду, курили, оживленно переговаривались, вспоминая забавные эпизоды. Зимарёв сказал Ржевскому:

— Сколько раз смотрю эту картину и всегда — с удовольствием. Почему?

— Разрядка. Снимает нервное напряжение. Пограничникам такие фильмы надо почаще показывать.

— Это верно. Но все же репертуар следует хоть изредка обновлять. Одно и то же надоедает.

— Не привередничай. Я, если хочешь знать, «Чапаева» шестнадцать раз смотрел и при случае еще погляжу с удовольствием.

— Шестнадцать! Ну и ну!

— А ты меньше?

— Только девять. Я в кино редко бываю. То на границе, то в отряде.

Бойцы окружили Ланку, девушка тоже была в кино. Данченко очень хотелось подойти к ней, но пограничники постараются тотчас же под любым предлогом исчезнуть, «создадут условия», черт их возьми. Этого допустить нельзя, неудобно получится, да и авторитет командира пострадать может. Старшина скрепя сердце простился с девушкой, сославшись на занятость. Ланка надулась и назло Данченко попросила бойцов проводить ее: одной идти по тайге боязно. Пограничники поглядывали на старшину, отнекивались, один Костя извлек из сложившейся ситуации выгоду.

По знакомой тропинке шагал не оглядываясь, ощущал укоризненные взгляды бойцов. Они, конечно, осуждают его все до единого, сочувствуют старшине. Ладно, пусть думают что хотят: с их мнением считаться не приходится. Костя понимал, что поступает не по-товарищески, но укоренившийся в нем дух противоречия не позволял уступать. Костя шел молча, Ланка тоже не пыталась завязать разговор. Потом ей наскучило молчание.

— О чем задумался, служивый?

— О тебе. О наших отношениях.

Девушка рассмеялась. Костя недоумевал: похоже, она водит его за нос — попался бык на веревочку. Как же теперь быть? Костя был слишком юн и неопытен, не знал, что предпринять. Куда только подевалась вся его самоуверенность!

— Понятно, — замогильным голосом произнес Костя. — Я кое-кому мешаю. Что ж, уступим дорогу начальству. Счастливого пути.

Круто повернувшись, он пошел обратно, надеясь, что девушка опомнится и окликнет его, но Ланка, удивленная неожиданной вспышкой веселого, разбитного паренька, обиделась.

— Обойдусь без провожатых!

Девушка пошла берегом Серебрянки, река журчала на перекатах, в кустарнике посвистывали ночные птицы. Все-таки Костя какой-то странный. Ни с того ни с сего сердится. В последнее время он сильно изменился, раньше был веселый, беззаботный. Похоже, у него серьезные намерения. Но Петя…

В этот вечер Ланка долго не могла уснуть.