Птичий грипп - Сергей Шаргунов

Портреты Ленина становились вездесущи, а дряхлые демонстранты обретали свежее юное дыхание бегунов и скалолазов. В Мавзолей ломились. Возникла даже концепция «естественного нетления», якобы безо всяких химических препаратов Ленин все равно обречен сохраниться во плоти.

Заволновался лагерь авангарда: художники устроили выставку «Вроде Володи». Они изгалялись над «иконами большевика» – прожигали бычками сигарет, мазали калом, выкалывали глаза. Бойцы АКМ, закутанные в арафатки, ворвались в музей концептуального искусства, блокировали выход и заставили художников съесть все заготовленные испражнения. Видимо, эта скорая кара человечья избавила художников от худшей кары потусторонних сил.

«Ленин будет жить» – недавно еще анекдотичные, канувшие во мглу слова вставали над Россией мучительным солнцем. Дух вновь избирал коммунизм, срамя торопившихся с ним проститься. «Значит, все семьдесят лет были не зря» – так утешал Ленин, плача божественной росой со своих наивных портретов.

Тактика Огурцова из-за чуда не поменялась. Внутренне Серега преобразился, впервые ощутил сердцем горячий свет идеи, но внешне остался прежним. Рослым шатеном с серыми глазами и тонкими бледными губами на чуть конопатом лице. Он агитировал за справедливую жизнь без кровопийц, за власть работящего человека. Говорил Огурцов голосом, как бы идущим вразвалку… Этот голос вразвалочку был хриплым, с растягиванием звуков, с митинговым назиданием. Он всегда говорил, как выступал. А выступал, как из кузова грузовика.

В борьбе Огурцов держался прямых действий. Раз акээмовцы вместе с экскурсией проникли в Кремль и возле Царь-колокола сожгли на зажигалках огромную фотографию, скандируя: «Пеплом Путина из пушки!» Дюжие роботы—фээсошники заставили их до седьмого пота отжиматься от брусчатки, что было зафиксировано любопытной туристкой из Аргентины в шляпке цвета индиго. Небесный Ленин карал своих врагов, но врагов своих друзей он почему-то миловал. Возможно, заоблачный Ленин скептично или даже насмешливо относился к тем, кто называл себя верными ленинцами.

Но чудо все же расцвело именно у Огурцовых. За что им выпала такая честь? Может быть, за честность молодости?

Однажды в воскресенье Неверов пришел к Сереге. На паломничество. В тот день Огурцовы приняли у себя десяток правоверных бойцов, допустили и его как возможного активиста. До этого две недели он помогал акээмовцам распространять их прокламации. Изба Огурцовых была воистину красна не пирогами, а углом, в который задвинули шкаф. Возле шкафа тянулась привязанная между стульями веревка – демаркационная линия… Спали Огурцовы уже давно на кухне, иногда стелили в ванной, но комнаты избегали, «чтобы не надышать».

По правде, они покинули комнату, потому что Миле стал сниться один и тот же кошмар, будто она сквозь сон встает с постели, делает несколько шагов и, нашарив на шкафу, срывает бумажку. Она просыпалась с глупо колотящимся сердцем и долго не могла заснуть, лежа на спине и различая потолок.

Степан, сдавленный зрителями, постоял, глядя на Ленина.

По картине мелко золотились влажные точки. Ленин милосердно щурился. Кепку украшала золотая капля размером с ячменное зерно. Три снегиря вглядывались в Ленина с ветки березы. Крайний распростер крылышки, открыв свою расстрелянную морозом, набухшую томатным соком грудку.

– Посмотрели – и хватит! Уходите! – категорично заговорила хозяйка. – Хотела бы чаем вас напоить. Но чашек мало. – Она помедлила. – Вот ты, свеженький, можешь задержаться. Толстячок – дело житейское…

– Ну да ладно, друзья-товарищи, как говорится… – Огурцов провожал всех неловкой косолапой интонацией.

Степан остался.

– Ты кто ваще по жизни будешь? – с ласковой прямотой спросил хозяин.

– Социолог.

– Это навроде шпиона?

– Опять ты, Сереж, людей пугаешь! А как ты к нашему делу относишься? – вмешалась Мила.

– Если вы за справедливость, против хапуг, то мне это близко.

– Засчитано, – и Огурцов крякнул.

– А что про Ленина думаешь? – спросила Милиция. – К нам комиссия специальная приезжала. Международная. Ученые социалистической ориентации. У них глаза на лоб полезли…

– Еще бы! – ответил Степан. – Да от таких чудес думать уже не хочется! Тут не думать надо. Тут вера возрождается! Вера наших дедов и бабушек. Говорят, коммунисты много народу перебили. А ведь сколькие из перебитых готовы были принять на себя ложные обвинения лишь бы дело Ильича выиграло! Они гибли и жертвовали самым дорогим – своими добрыми именами – ради Ленина. А мы его имя забыли. Я ведь только после этого чуда впервые о Мавзолее вспомнил, как от дурмана очнулся. Раньше ходил по Красной площади, и глаза были точно в чешуе, не замечал я этой надписи «ЛЕНИН». И не задумывался, что там в саркофаге лежит. В костюме и при галстуке. Чудо у вас случилось – я и опомнился! От Ленина-то ни фига не отвертеться!

– Не фига! – глубоким эхом отозвалась Мила.

Степан хихикнул.

– Подкованный. Складно излагаешь, – подтвердил Огурцов. – А вот, допустим, на акцию мог бы ты пойти? Верность делом доказать…

– Каким делом?

– Ты разве наш почерк не знаешь? – Огурцов осклабился и обменялся с женой понимающим взглядом.

– Мог бы… – нерешительно сказал Степан. – Не на все ваши акции. А на одну-другую мог бы. Вкусный у вас чай!

– Не льсти. Самый дешевый! – Милиция встала из-за стола.

– Бергамотов не держим… – прогудел, будто разрабатывая голос перед митингом, Огурцов.

Степан пожал им руки и поехал из этой дыры, в которой завелся таинственный дух, даровавший им такую полноту жизни, зажегший их жизнь таким смыслом, что даже родных детей они сбагрили к бабушке.

Активисты стояли на шоссе. Кирпичный забор с дрожащей поверху металлической нитью напряжения охватывал широкие просторы поселка.

– Раньше земля колхозная была! – Огурцов наслаждался апрельским воздухом, с чувством заглатывая его ртом и тараща глаза, словно в этом воздухе ему виделись призраки крестьян с вилами. – Всё богатенькие хапнули… Народ терпит – они и рады! Ну че, пацаны, навозом-то чуете пованивает? Ни хрена богатеи этот запах наш весенне-трудовой не выветрят… Давай, Че!

Долговязый старшеклассник с неоригинальным прозвищем Че Гевара разбежался и прицепился к стене, пальцами правой руки захватив ее верх, а левой рукой принялся щелкать кусачками. Нить напряжения, блеснувшая, как слюна, лопнула и обвисла. Поверх стены открылся воздушный лаз.

Они карабкались на стену, переваливались вниз, ухали в слякоть. Был сброшен холщовый мешок, полный булыжников. Степан перелез последним, с неохотой. Вокруг возвышались цитадели, в свою очередь охваченные кирпичными заборчиками.

– Серег, какой дворец громим? – спросил кто-то.

– Все дворцы громим! От дома к дому мешок поволокли, тащим вместе и камнями по окнам! Камни экономь! Бежим и тащим! Смелее!

В этот момент раздался лай. Собачья перебранка… Четыре овчарки, споря о том, какая первая вонзит зубы, огромными прыжками неслись из глубины поместья. Вслед за ними с тяжелым звуком, в дыму выехал танк. Нереальный и очевидный танк. С зеленой башней.

– Стреляем и отступаем! – крикнул Огурцов, засовывая пятерню в мешок. – За Ленина-а-а!

Рядом был всего один дворец – и град камней достался ему. Стекла посыпались, словно того и ждали. Собаки подскочили, и каменная артиллерия накрыла их. Победный лай сменился оборонным рычанием, а затем с визгом боли животные понесли свои подбитые тела, протяжно жалуясь наползавшему танку. Танк приближался, вращая гусеницами и водя пушкой. Ребята взбирались на стену, спрыгивали. Степан даже удивился своей расторопности. Бежали по шоссе, готовясь услышать залп…

Пронесло!

Огурцов ощутил под рубашкой в районе груди приятное жжение:

– Ну? Устроили мы буржуям собачью свадьбу?

Владелец пострадавшего коттеджа занимался алмазами. Он сейчас находился в Якутии и вертел берестяное лукошко, наполненное любимыми. Драгоценных ледышек в нем было не меньше, чем булыжников, летевших в его подмосковный дом.

– Узнай, кто заказал. Накажи, – отчеканил он и вернулся к своим прелестным друзьям. Их свет не могли заслонить никакие скверные вести.

Давно подмечено: те дела, которые для милиции превращаются в «висяк», пылятся на полке и закрываются за давностью срока, крутые люди лузгают. Крутой чел получил команду, взял неторопливо семечку, обслюнявил, надкусил, и бледное искомое, товарищ Огурцов был вылущен и найден слишком легким. Тьфу ты…

Крутые челы были многоопытны и могли вообразить все на свете, но почему-то еле-еле, очень туго поверили они в то, что налет устроен за бесплатно. Неужели никто не стоял за налетчиками? Как это – никто? Что, мумия Ленина их крышевала? В это крутым челам верить не хотелось, а верилось как в чудо.

Но истина была дика: набег и камнеметание устроил некто Огурцов Сергей Анатольевич, 1981 года рождения, образование среднее, лидер незарегистрированного движения Армия Кампучийских Маоистов (АКМ), не работает, живет за МКАДом в пятиэтажке, имеет жену, также безработную Огурцову Милицию Васильевну, уроженку города Волгограда, специалистку по ремонту кабеля. У них две дочки. Кормятся на пенсию матери Сергея и доходы от издания ежемесячного бюллетеня «Чудеса Ленина».