Знак D: Дракула в книгах и на экране - Андрей Шарый

Но почему все-таки именно Дракула? Остроумный ответ предлагает петербургский философ Александр Секацкий. В работе «Выбор вампира» он вычленяет причины вечной популярности вампирической темы, перебирая древние и современные общественные обычаи — от вегетарианства как формы отказа от употребления мяса с кровью до обрядов братств по поддержанию воинского духа, непоправимый ущерб которым причиняет перерыв в сражениях. Даже кладбище философ рассматривает как эталонное место хранения трупов, обращая внимание на тысячелетиями обуревающую человечество страсть к сохранению (консервированию) продуктов без сохранения их витальности. Способность вампиров к ежесуточному воскрешению предстает в этом контексте как удачная рецептура мумификации. Секацкий вводит в оборот термин «гарлические[22] меры предосторожности» для определения группы запретов, связанных с борьбой общества против вампиризма, и понятие «осиновый call», которое трактует как сопротивление зову крови. Конечно, это только один из десятков возможных подходов к осмыслению темы: интеллектуал препарирует проблему, рассматривая ее несколько свысока. С иронией писали о Дракуле в советское время братья Аркадий и Борис Стругацкие. Закравшиеся в текст фантастической повести «Понедельник начинается в субботу» неточности легко обнаружит любой читатель: «Дракула, граф — знаменитый венгерский вурдалак XVII–XIX веков. Графом никогда не был. Совершил массу преступлений против человечности. Был изловлен гусарами и торжественно проткнут осиновым колом при большом скоплении народа. Отличался необычайной жизнеспособностью: вскрытие обнаружило в нем полтора килограмма серебряных пуль».

Отечественных исследователей феномена Дракулы единицы. В западных странах за десятилетия серьезных научных и художественных поисков, в которых лишь иногда есть место сухой усмешке, накоплен столь фундаментальный опыт, что в рамках одной книги его результаты не подлежат даже неполной кодификации. В СССР к этому огромному массиву информации относились как к убедительному свидетельству тлетворности буржуазной морали. Но вот что любопытно: теоретически-умозрительное осмысление связанной с вампирами тематики в Стране Советов отвергали, зато масштабные практические попытки продлить избранным жизнь с помощью чужой крови предпринимались именно в Москве.

В 1926 году видный белорусский большевик, соратник Владимира Ленина и основатель Пролеткульта Александр Богданов при поддержке Иосифа Сталина добился открытия в столице СССР Государственного института переливания крови. Это было первое в мире научное учреждение, где проводились опыты по омолаживанию организма важным старикам, ветеранам Коммунистической партии, в числе которых была, например, сестра Ленина Мария Ульянова. В развитии практики обменного переливания (кровью обменивались представители разных поколений: молодым передавались воля и опыт, пожилым — физическое здоровье и энергия) широко мысливший Богданов видел предпосылки создания в социалистическом будущем нового типа общения людей, который называл коллективизмом. Самые сложные и рискованные опыты ученый ставил на себе. В 1928 году, пытаясь привить зараженному туберкулезом студенту собственный иммунитет к болезни, Богданов погиб. Представлявший на похоронах исследователя Политбюро ЦК ВКП(б) Николай Бухарин заявил: «Идеи Александра Богданова о переливании крови покоились на необходимости своеобразного физиологического коллективизма, где отдельные сочеловеки смыкаются в общую физиологическую цепь и тем самым повышают жизнеспособность всех вместе и каждого в отдельности».

Вскоре и философские, и медицинские концепции Богданова, которого в начале двадцатых годов за уклонизм исключили из компартии, окончательно объявили «анти-ленинскими». Однако идеи чудесного омоложения организма не исчезли. Слухи о переливании свежей (молодой, детской, девственной, младенческой) крови престарелым авторитарным лидерам возникали на всем протяжении XX века. О предпринимавшихся опытах такого рода упоминалось, в частности, в связи с румынским социалистическим вождем Николае Чаушеску и главой Северной Кореи Ким Ир Сеном. Подобные разговоры велись на уровне гипотез и никогда не находили серьезного подтверждения. Однако причина их возникновения понятна: она в концепции неограниченной личной власти, которой в вымышленном мире так жаждал неумирающий трансильванский граф и которой в реальной жизни пользовались диктаторы. «Смычку сочеловеков в общую физиологическую цепь», в конце концов, ставил своей целью не вампир Дракула, а советский революционер Богданов, современник первых экранизаций романа Стокера.

Карикатура на Николае Чаушеску. Румынская листовка времен антикоммунистической революции 1989–1990 годов. Из архива авторов.

Двадцатые годы ХХ века — время излета авангардизма, пора мощного наступления кино как нового популярного вида искусства. Стокеровский герой — пока без прямого отсыла к автору романа — появился на экране в самом начале десятилетия, хотя еще за несколько лет до этого слово «вампир» мелькало в титрах немого кинематографа. В апреле 1923 года (по другим данным, первая демонстрация картины прошла в Вене еще в 1921 году) в Будапеште состоялась премьера фильма режиссера Кароя Лайты «Смерть Дракулы». Лайту, выходца из города Тыргу-Муреш (Марошвашархей) вполне можно считать соотечественником страшного графа, поскольку в моменты рождения каждого из них Трансильвания была под властью Венгрии и оба они были секелями. Немая лента Лайты, как указано в аннотации, использовала «литературную идею Брэма Стокера», но снималась по вполне самостоятельному сценарию. Фабула такова: девушку-сироту Мэри отправляют в психиатрическую лечебницу, один из пациентов которой воображает себя вампиром по имени Drakula и бесцеремонно вторгается в сны главной героини. Мэри удается бежать из больницы, она даже выходит замуж за благородного лесника, однако ночные видения девушку не оставляют. Существовал ли Дракула из лечебницы в реальности или только пригрезился впечатлительной Мэри, так и остается для зрителей загадкой.

Загадкой, по всей вероятности, навсегда останется и фильм Кароя Лайты. Первое десятилетие после мировой войны выдалось в потерявшей имперский статус и лишившейся большей части своих территорий Венгрии политически бурным и творчески скудным. Из 600 немых фильмов, снятых в этой стране с 1912 по 1930 год, сохранилось менее пятидесяти. От «Смерти Дракулы» остались лишь разрозненные фрагменты кинопленки и несколько фотографий. Тем не менее эксперты высоко оценили и мастерство довольно известного режиссера (Лайта снял полтора десятка фильмов, в основном «немых ужасов»), и талант исполнителя главной роли, популярного в Австрии и Венгрии в послевоенные годы актера Пауля Ашконаса.

Первой экранизацией романа «Дракула» принято считать немецкую ленту 1922 года «Носферату. Симфония ужаса», поставленную на берлинской студии Prana Film режиссером Фридрихом Вильгельмом Мурнау (настоящая фамилия — Плумпе) в экспрессионистской манере. Прокатная судьба этой картины сложилась драматически.

Продюсеры не обращались за авторскими правами к вдове Брэма Стокера. Миссис Стокер, узнавшая о выходе фильма, сценарий которого в деталях следовал сюжету романа, из письма живущей в Германии родственницы, подала в суд — и выиграла иск. Похожим образом Мурнау на пару лет раньше обошелся и с произведением другого британского писателя, Роберта Льюиса Стивенсона: экранизировал «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда», а потом выпустил картину под названием «Голова Януса», не озаботившись соблюдением авторских прав. В случае с «Носферату» закон оказался суров: все копии фильма подлежали уничтожению. Prana Film, чтобы не выполнять решение суда о выплате компенсации, объявила о банкротстве. В историю мирового кино эта компания вошла тем, что произвела всего один, пусть и знаменитый, фильм. Однако считаное количество экземпляров «Носферату» (говорят всего о пяти копиях) сохранилось, и сейчас фильм не считается редкостью. Кроме того, решение немецкого суда не удалось выполнить быстро и повсеместно, и в некоторых странах (в том числе, в Советской России) картину Мурнау какое-то время все же демонстрировали. В специально восстановленной в 1994 году версии-копии фильма, которая сейчас доступна ценителям готики, почти всем персонажам «присвоены» стокеровские имена и указано, что лента снята по роману «Дракула».

Главного героя фильма Мурнау зовут граф Орлок, исполняет его роль немецкий актер Максимилиан Шрек, фамилия которого переводится на русский язык как «ужас». Картина «Носферату» давно считается классикой немого кино. Мурнау экспериментировал с камерой, отснял несколько эпизодов при замедленной скорости пленки, впервые смонтировал встык негатив и позитив, на открытом воздухе снимал настоящую гиену, в микроскоп — живых инфузорий. Вряд ли сегодня можно оценить всю степень технического новаторства этого режиссера: экспрессия его фильма давно превзойдена, звук и цвет отучили зрителей ловить изменения контраста и выразительность черно-белого изображения. Однако и сейчас «Носферату» смотрится без скуки, а сразу после выхода на экраны этот фильм производил на аудиторию шокирующее впечатление. Русский поэт-символист Михаил Кузмин включил в поэтический сборник 1929 года «Форель разбивает лед» такое навеянное образом Носферату стихотворение: