Война послезавтра - Василий Головачев

Двадцать восьмого мая начальник обсерватории Пищик Валентин Давыдович вышел из домика управления несложным хозяйством станции для профилактического осмотра антенного комплекса, занимавшего площадь в три гектара, и сразу уловил перемену погоды, с утра выдавшейся вполне летней, тёплой по здешним меркам, удивительно тихой; перестал дуть даже ютан — холодный северный ветер, зарождавшийся в море.

Валентин Давыдович, редко снимавший «котик» — специальный северный костюм, способный противостоять сильным морозам до минус пятидесяти градусов и защищать хозяина от пронизывающего ветра, сбросил с головы капюшон и с недоумением посмотрел на небо.

Температура воздуха поднялась не меньше чем на десять градусов! Становилось парко.

Точно над станцией появилось туманное сгущение в форме колеса, в котором лучи низкого солнца высвечивали крохотные радужные крестики гало.

Из домика, собранного по финскому проекту «Теко», — на территории комплекса стояло пять таких домиков, в трёх из которых жили операторы и руководители станции, — выбрался начальник дежурной смены, по примеру старшего откинул капюшон, посмотрел на солнце из-под козырька руки.

— Что за ведьмин круг образовался, Давыдович? Ты когда-нибудь видел подобное?

— Ни разу. Прогноз на месяц вперёд спокойный был.

— И я ни разу, хотя живу здесь полста лет. Может, льды отступили?

— Звони метеорологам, Палыч, сдаётся мне…

— Что?

— Подогревают нас.

— Зачем? — вытаращил глаза бородатый Палыч.

— На этот вопрос другие люди отвечать должны. Представляешь, такая погода пару недель продержится?

— Если мерзлота растает — поплывём.

— Тикси в залив сползёт! И мы вместе с ним.

Палыч поскрёб бороду, изучая дымку в форме кольца над тундрой, и скрылся в домике.

Начальник станции расстегнул парку, приметил струйки пара, всплывающие то здесь, то там между кочками прогревающегося верхнего почвенного слоя, передёрнул плечами, но от намерения пройтись по территории комплекса не отказался. Имелась надежда, что тепло рассосётся и погода вернётся к своему нормальному состоянию, обусловленному близостью холодного арктического моря.

Через час он вернулся в домик, где работала смена операторов в количестве четырёх человек, и начальник смены доложил:

— Над нами образовалась подушка ЗВД.

ЗВД означало — зона высокого давления.

— Над всем берегом или исключительно над «Королём»?

— Похоже, точно над нами, в Тикси температура поднялась на три градуса, у нас — на двенадцать и продолжает расти. Диаметр зоны, таким образом, не превышает шестидесяти километров.

— Запускай зонд.

Палыч жестом позвал одного из операторов, они вышли.

Запустили шар высотного зонда, поднявшийся в воздух на десять километров.

Операторы обработали поступившую информацию.

— Чистый ПВД, — сказал Палыч хмуро. — Чего они добиваются?

Пищик с минуту молчал, вглядываясь в погодную карту Булунского района Якутии, выведенную на экран компьютера. Красный квадратик севернее Тикси, обозначавший местоположение станции, был накрыт белёсой опухолью диаметром около шестидесяти километров. Тикси тоже попадал в эту сгущавшуюся туманную область, но на самом краю. Эпицентр опухоли ПВД находился практически над полем антенн комплекса, что говорило о беспрецедентной нацеленности «природного явления».

— Связь с центром, — сказал наконец начальник станции.

— Спутник будет через шесть минут, — отозвался оператор.

— Может, попробуем проткнуть эту опухоль самостоятельно? — проговорил начальник смены неуверенно.

— Доложим наверх и посмотрим, что скажут, — мотнул головой Валентин Давыдович. — Инициатива, знаешь ли, наказуема, а я не хочу оказаться крайним.

Бородатый Палыч вздохнул. Характер своего начальника он изучил хорошо, рисковать Пищик не любил ни при каких обстоятельствах.

Г. Королёв

28 мая, 9 часов утра

Командующий ВГОР брился в ванной, когда в спальне раздался звонок мобильного телефона.

— Катерина, принеси, — крикнул он.

— Несу, — раздался в ответ приглушенный голос жены, готовившей на кухне завтрак.

Зернов жил в Королёве, на улице Петипа, в трёхкомнатной квартире, до Центра управления ехать ему было не более сорока минут, и он не торопился.

Денису Самойловичу исполнилось пятьдесят два года, до ВГОР он служил в ракетных войсках стратегического назначения, дошёл до командира бригады, получив генерала, и три года назад был переведен из Хабаровска в Королёв, где сменил прежнего командующего ВГОР.

Квартира у него была служебная, но он не переживал, давно привыкнув к полукочевой жизни офицера. Но главное — не роптала жена Екатерина, педагог по образованию, которая была на четыре года моложе мужа.

В Хабаровске она работала преподавателем математики в ПТУ и в Королёве нашла работу по специальности, устроившись в гимназию № 27, недалеко от дома.

У них было двое детей, двадцативосьмилетний сын Андрей и дочь Римма, двадцати трёх лет от роду, которые остались в Хабаровске, где выучились и обзавелись семьями. Поэтому об их судьбе можно было не беспокоиться, по крайней мере в течение ближайших двух-трёх лет, до появления внуков.

— На линии, — буркнул Зернов, взяв мобильник левой рукой; в правой он держал бритву.

— Денис Самойлович, — послышался басовитый голос Черняка, — у нас «третья степень».

— Что, где?! — напрягся генерал, роняя бритву и с досадой поднимая её с пола.

— ПВД, Тикси.

— Тикси? Там же у нас…

— По нему и ударили, судя по всему. Температура в радиусе тридцати километров от комплекса поднялась до плюс шестнадцати градусов и идёт на рекорд.

— Зона мерзлоты…

— Так точно.

— Они хотят утопить станцию.

— Если температура поднимется выше двадцати и продержится с неделю — станция сползёт в залив.

— Рекомендации экспертов?

— Попробуем снять пузырь, включая по очереди тиксинский и камчатский «Короли». Нужен третий угол, тогда легче было бы сбросить пузырь в океан.

Зернов снова уронил бритву, беззвучно выругался, поднял бритву, сунул под струю воды.

— Самолёт.

— Что?

— Группа Пахомова летит в Мурманск, развернуть самолёт, дозаправить где-нибудь за Уралом…

— В Воркуте, и посадить в Тикси, — подхватил Черняк.

— Нет, сажать не надо, направить как можно дальше к границе льдов, чтобы получился прочный треугольник. Тогда мы с гарантией разблокируем зону высокого давления.

— Может получиться, — подумав, согласился зам.

— Поставь на уши все системы контроля, дирижабли, РЭБ-разведку Северного флота в Алаккурти, надо выяснить, кто к нам лезет с севера.

— Скорее всего, это снова «Night sun».

— Мне нужны доказательства.

— Будут, Денис Самойлович, я уже дал задание.

— Свяжись со «сто седьмым», пусть меняет курс на Воркуту. Я буду через час.

В ванную заглянула жена.

— Кто звонил? Что-то случилось?

Зернов сунул ей телефон.

— Не волнуйся, обычная деловая суета.

Он принялся снова намыливать щеку.

Борт самолёта «Ил-96»

28 мая, 9 часов 40 минут

Почти весь грузовой отсек самолёта занимала сложная конструкция ионосферного излучателя, увенчанного решётками антенн, который специалисты называли «кнутом», однако сразу за кабиной пилотов нашлось место и для пассажирской кабины с десятком кресел, оборудованной шумопоглощающими панелями, в которой и расположились члены группы.

Пока загружались и взлетали, особых разговоров не вели, но после того как самолёт набрал высоту и повернул на север, Афанасий решил выяснить, с кем ему придётся работать.

Старлей Игорь Ривкин, главный спец по «Коршуну», оканчивал Московский физтех. Худенький, стеснительный, пугающийся разговоров о женщинах, он женат не был и в компании предпочитал молчать или вообще занимался ноутбуком. Альбинос по генам, он красил волосы в рыжий цвет, но матово-белое лицо и пушистые белые ресницы «коррекции» не поддавались, и старлей считал себя если не уродом, то уж точно не красавцем. В отличие от второго оператора — Шалвы Ширяева, жгучего брюнета с красивым разрезом губ и выдающимся подбородком. Шалва наполовину был грузином, и горячая южная кровь отражалась на всём его облике и на манере поведения: капитан любил поговорить о женщинах, а также на темы, не относящиеся к делу, и был женат уже третий раз.

Сержант Пётр Бугаев мог бы по габаритам и массивности посоревноваться с замом командующего Черняком. Говорил он мало, зато был внимательным слушателем. В группе он олицетворял собой «боевое охранение» и хозяйственное обеспечение одновременно.