Изящное искусство смерти - Дэвид Моррелл

— Нас интересует восемьсот одиннадцатый. И любые зарисовки орудия убийства, которые могли сделать в тот год.

— Тогда еще газеты не публиковали никаких рисунков. Мы были первыми. А убийство? О каком убийстве вы говорите?

— На Рэтклифф-хайвей.

— Ах, об этих, — произнес художник как ни в чем не бывало.

— Вы знаете об этих убийствах? — воскликнул изумленный комиссар. — Откуда? Вы слишком молоды и в одиннадцатом году еще не родились.

— Разумеется. Я прочитал о них на прошлой неделе.

— Прочитали? — Беккер был удивлен не меньше комиссара.

— В эссе «Убийство как одно из изящных искусств».

— О чем вы, черт побери, говорите? — спросил Райан.

— О любителе опиума. О Томасе Де Квинси.

— Всем известно, кто такой Де Квинси. Но какое он имеет отношение к…

— В пятницу я делал его портрет для нашей газеты. Сейчас выходит в свет сборник его произведений. Он встречался с журналистами, чтобы о нем напечатали в газетах и тем самым способствовали росту продаж книг. Недостойно это, если хотите знать мое мнение. Но когда этот Любитель Опиума вел себя достойно?

— Я по-прежнему не…

— Эссе «Убийство как одно из изящных искусств». Это другая книга, совсем не то что рассказы о курении опиума. Ну и поскольку я его рисовал, то решил почитать, сам узнать, из-за чего такой ажиотаж.

Словно ставя точку в повествовании, бородатый художник поднес ко рту фляжку, отхлебнул и сказал:

— Де Квинси писал не только о своем пристрастии к опиуму. В этом эссе он описывает убийства, совершенные на Рэтклифф-хайвей.

— Что?

— Он снова и снова возвращается к ним. Это самая кровавая книга, которую я читал в своей жизни. Мне после нее снятся кошмары. Он приводит столько отвратительных подробностей, что можно подумать, Де Квинси сам там был.

Глава 5

ВЕЛИЧИЕ УБИЙСТВА

Патерностер-роу получила название в четырнадцатом веке, из-за того что на этой улице хорошо было слышно, как монахи поют «Патерностер»[7] в расположенном поблизости соборе Святого Павла. В те времена в лавках на Патерностер-роу продавали религиозные тексты и четки. Но к 1854 году здесь сосредоточился центр лондонского издательского мира. В шесть часов утра (как раз прозвонили колокола в соборе, пробуждающие добропорядочных граждан и созывающие их на утреннюю службу) Райан и Беккер вышли из полицейского экипажа.

Было еще темно, но туман рассеялся, и полицейские увидели по обеим сторонам улицы огромное количество книжных лавок. Многие принадлежали книгоиздателям, которые в дневные часы выносили на улицу столы и предлагали прохожим свою продукцию. Однако в шесть часов утра в воскресенье глупо было надеяться обнаружить работающую лавку, поэтому Райан и Беккер просто пошли вдоль по улице, стуча во все двери в надежде, что кто-нибудь из торговцев здесь же и живет.

Наконец в одном из домов открылось окно второго этажа, и наружу высунулся заспанный старик.

— Что за шум?

— Вы здесь работаете? — крикнул Райан.

— Да. Убирайтесь.

Старик собрался закрыть окно, но инспектор поднял руку.

— Полиция. Нам нужно с вами поговорить.

— Полиция?

Хотя это заявление, похоже, произвело на владельца лавки должное впечатление, прошло несколько минут, пока он спустился со второго этажа и открыл входную дверь. Старик был одет в пижаму и ночной колпак. Белая борода курчавилась на запавших щеках.

— Эти колокола и так громко трезвонят, а тут еще вы стучитесь, — проворчал он.

Надевая трясущимися руками очки, старик откровенно недоумевал, что констебль в форме делает в обществе подозрительного типа с рыжими волосами, которых не могла полностью скрыть легкомысленная кепочка.

— Любитель Опиума, — сказал Райан.

— Томас Де Квинси? — Старик проигнорировал инспектора и его поношенное пальто и обратился к Беккеру, щеголявшему в новенькой форме: — А что вас интересует? Здесь вы его не найдете. Встреча с ним проходила в субботу.

— Мы ищем книги, которые он написал.

Старик снова не обратил внимания на Райана и продолжил, глядя на констебля:

— Они хорошо расходятся. У меня осталось всего несколько экземпляров.

— Нам нужно прочитать их, — сообщил Райан.

— По воскресеньям мы не работаем. — Старец упорно игнорировал инспектора и общался исключительно с Беккером. — Но вы приходите после службы. Для констебля я сделаю исключение.

— Нет, мы прочитаем их сейчас.

Райан оттер владельца лавки плечом и прошел внутрь.

Страницы переплетенного в кожу тома необходимо было разрезать. Беккер с трудом скрыл удивление, когда инспектор задрал штанину, вынул нож из закрепленных на ноге ножен и принялся за книгу.

— Будьте осторожны, — взмолился смирившийся с неизбежным старик. — Покупатели очень требовательны к тому, как разрезаны их книги. И скажите, констебль, с каких пор арестантам дозволяется иметь при себе ножи?

— Это не арестант. Инспектор полиции Райан.

— Ирландец.

Старик кивнул с таким видом, будто его подозрения полностью подтвердились.

— Расскажите нам, что собой представляет книга «Убийство как одно из изящных искусств», — попросил Райан.

— Сдается мне, вы знаете побольше моего.

Инспектор впился в старика взглядом, и тот поднял руки вверх.

— Если вы говорите об этих эссе Де Квинси…

— Об этих? — уточнил Райан. — Де Квинси написал не одно эссе об убийстве?

— Три. И все они содержатся в этой книге, которую вы пытаетесь изуродовать. Де Квинси просто наслаждается своими убийствами.

— Убийствами?

— Написав «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», он пообещал, что следующая книга будет называться «Исповедь убийцы».

Полицейские разинули рты.

— Но вместо книги об убийствах он написал три эссе на эту тему, — открывая книгу, сообщил старик.

Пораженные Райан и Беккер узнали о мужском клубе, в котором читались доклады о самых громких преступлениях человеческой истории. Клуб носил имя Уильямса, в честь Джона Уильямса, человека, обвиненного в двух групповых убийствах на Рэтклифф-хайвей.

— Господи! Вы только посмотрите, как Де Квинси воспевает убийства, — сказал Райан. — Вот: «Самое грандиозное из когда-либо совершенных. Его гений просто поражает».

— И здесь! — воскликнул изумленный Беккер и процитировал: — «Самое потрясающее в этом столетии. Равных ему не было и не будет. Гений. Все прочие убийства бледнеют в кровавых отблесках этого».

— Этот Де Квинси, похоже, сумасшедший.

Полицейские узнали от старика, что последнее эссе Де Квинси об убийствах было опубликовано буквально в предыдущем месяце. В нем Любитель Опиума на пятидесяти страницах в красочных, кровавых подробностях рассказывает о совершенных Уильямсом групповых убийствах. Несмотря на то что с тех пор прошло уже сорок три года, описание было настолько ярким, что казалось, будто убийства случились предыдущей ночью.

«Он явился сюда отнюдь не для прогулки по многолюдным улицам. Сказать — значит сделать. Тем вечером он втайне дал себе слово исполнить замысел, уже в целом набросанный, коему суждено было поразить наутро словно громом „все могучее сердце Лондона“… Впоследствии вспоминали, что Уильямс покинул свое жилище ради задуманного мрачного предприятия около одиннадцати часов вечера; приступить к делу столь рано он вовсе не намеревался — необходимо было провести рекогносцировку. Инструменты он скрывал за бортом наглухо застегнутого просторного плаща».

Райан ткнул пальцем в следующую страницу.

— Лавка Марра была открыта до полуночи. Уильямс прятался в темноте на противоположной стороне улицы. Служанку отослал с поручением хозяин. Мимо проходил ночной сторож, и он помог Марру затворить ставни. Потом…

«Уильямсу пришлось дождаться, когда затихнут за углом шаги сторожа: прошло, наверное, секунд тридцать, не более; одна опасность миновала, но возникла новая — а что, если Марр запрет дверь? Поворот ключа — и убийца лишится доступа в дом. Уильямс стрелой ринулся за порог — и ловким движением левой руки повернул ключ в замке, оставив Марра в неведении относительно этой роковой уловки».

— Левой руки, — повторил Беккер. — Откуда Де Квинси может знать, что Уильямс повернул ключ именно левой рукой?

«Подойдя к прилавку вплотную, вошедший попросил хозяина показать ему пару грубых хлопчатобумажных носков».

— Хлопчатобумажных носков? А об этом как он узнал? Ведь в комнате находились только убийца и его жертва!

«Убийца наверняка хорошо изучил, какие товары где хранились: он уже заранее удостоверился в том, что для извлечения требуемого Марру потребуется развернуться спиной и, обведя глазами одну из верхних полок, снять коробку с высоты приблизительно восемнадцать дюймов».