Влечение - Рози Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, я видела, — откликнулась Джесс. — И считаю, что он поступил правильно.
В церкви Роб одиноко сидел в заднем ряду. Джесс механически, как делала все в эти дни, отметила его присутствие.
— Жалко, что я не видел! — побагровев, выпалил Йен; глаза налились кровью. Боль утраты норовила вырваться наружу в виде агрессии. — Иначе вышвырнул бы его вон. Убийца Дэна как ни в чем не бывало присутствует на его отпевании! Почему бы ему снова не нализаться и не угробить кого-нибудь еще?
В полиции Йену и Джесс объяснили, что, как только будут собраны все необходимые доказательства, дело будет передано королевскому прокурору с соответствующими предложениями. Это займет примерно шесть недель.
— А до тех пор он будет разгуливать на свободе? — возмутился Йен.
Ему объяснили: таков порядок.
За поминальным ужином Йен добавил к виски изрядное количество вина, но опьянение не наступило. Он чувствовал себя выбитым из колеи; душа металась, словно зверь в клетке. Бетт не поднимала глаз от скатерти. Джесс перегнулась к нему через стол.
— Не злись. Хотя бы сегодня.
Во время их брака Йен часто выходил из себя. Ему действовали на нервы жена, дети, вся их жизнь в Дитчли. На этот раз он сдержался.
— Его счастье, что хоть сюда не приперся. Не знаю, как бы я налил ему виски.
Джесс попыталась отвлечь его:
— Как по-твоему, все прошло как положено?
Она еще никого не хоронила, если не считать родителей Йена и ее матери, умершей от рака, когда им с Лиззи было по двадцать с небольшим. Обо всем позаботился их отец. Он был все еще жив и находился в доме престарелых в Йорке. Слабость помешала ему приехать на похороны внука.
Служба была очень простой. Проповедь, гимн да два-три приятеля Дэнни выступили с воспоминаниями. Священник, не знавший его лично, говорил правильные, но расплывчатые фразы, чтобы, с одной стороны, утешить родных, а с другой — не прогневить Бога противоречиями и тем самым не осложнить Дэниелу Эрроусмиту загробную жизнь.
А теперь вот они сидят за поминальным столом — надо же как-то убить вечер. А что потом?
Вместо Йена ответил Джеймс:
— Да, все нормально. Ты очень мужественно себя вела, Джесс. И остальные тоже.
Все это время Джеймс ненавязчиво поддерживал их. Взял на себя приготовление пищи, ответы на телефонные звонки и заботу о Соке.
— Этот парень тоже проявил мужество.
Джесс благодарно улыбнулась. Глядя на седеющую шевелюру и простое, невыразительное лицо Джеймса, она завидовала счастью сестры и остро чувствовала свое одиночество. Какое там мужество? Просто она старалась казаться такой, какой ее хотели видеть. Это далеко не одно и то же.
Бетт поежилась: в комнате было прохладно. Она по-прежнему прислушивалась, не хлопнет ли входная дверь.
— Давайте говорить о Дэнни, а не о похоронах. Посмотрим семейные фотографии… Мне приятнее вспоминать, каким он был при жизни.
Лиззи обняла ее.
— Ты права, дорогуша. Давай, Джесс, тащи сюда все, какие есть, снимки. Крестины, детские игры — все.
Джесс охотно вскочила из-за стола. Алкоголь немного смягчил боль утраты. Может, если выпить еще, она совсем пройдет?
— Что ж, пойду за фотографиями.
* * *Роб нажал на кнопку дверного звонка, а когда никто не ответил, нажал еще и долго не отпускал. В это время за проволочной оградой проходил поезд, и он засмотрелся на мелькающие огни в окнах спальных вагонов. Когда дверь отворилась, он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Перед ним стояла темнокожая девушка в сапогах на молнии и мини-юбке.
— Эй! Ты чего трезвонишь?
— Кэт дома? — Фамилию он не помнил.
Девушка безразлично пожала плечами и ушла, оставив дверь открытой. Роб закрыл ее за собой и взбежал по лестнице к квартире Кэт. Постучался.
Сквозь щель он увидел ее голову, обернутую полотенцем.
— Ты?!
Глаза девушки заметались, она была явно готова позвать на помощь.
— Не бойся, я не причиню тебе зла.
— Что тебе нужно? Зачем пришел?
— Поговорить с тобой пять минут. Это срочно.
Девушка задумчиво пожевала губу. Робу было тяжело видеть, что она его боится. Наконец она решилась.
— Ладно, подожди.
И захлопнула дверь, а когда снова открыла, то Роб увидел, что она успела нацепить на себя джинсы и свитер. Дверь осталась запертой на цепочку.
— Ну?
— Слушай, я не могу разговаривать через щель.
— Думаешь, я тебя впущу?
— Ну пожалуйста!
Поколебавшись, она сняла цепочку и позволила ему войти. Оказала доверие.
Он хорошо запомнил комнату. Но сейчас она казалась меньше и обыденнее. На синтетической леске над раковиной сушились трусики и колготки. На столе работал портативный телевизор. Девушка смотрела «Бруксайд».
— Я знаю, чем кончилось. Нам с Зоей сказали в полиции, а потом мы прочли в газете. Кажется, сегодня были похороны?
— Да.
Они не знали, что еще сказать. Кэт выглядела моложе и беспомощнее, чем на дискотеке и потом, у нее дома. Глаза без туши казались бесцветными; на пухлой нижней губе шелушилась кожа. Влажные волосы курчавились на шее.
Нужно было что-то сказать, чтобы нарушить тягостное молчание.
— Ты давно здесь живешь?
Она равнодушно передернула плечами.
— Что, похоже на свалку? Раньше я жила с Другом — специально ради него переехала из Кройдона. Он тут учился в колледже. Устроилась на работу в агентство по торговле недвижимостью. А потом разобралась, какое он ничтожество. Ну и поселилась здесь. Не хочу возвращаться домой. Да здесь не так уж и плохо. Люди добрее, чем в Лондоне. Правда?
Она по-птичьи склонила голову набок, словно оценивая Роба.
— Хочешь кофе?
— Да, спасибо. Странно, что мы раньше не встречались.
— Ты что, всех здесь знаешь?
Она вроде бы поддразнивала его, но он ответил на полном серьезе:
— Вроде бы. Что ты хочешь — всю жизнь торчу в этом городе.
Кэт взяла из раковины две чистые чашки и насыпала в каждую пару ложечек «Нескафе».
— Если не нравится, почему не махнуть в другое место? Какая у тебя профессия?
— Столяр. Мастерю буфеты, целые кухни. В этом деле важен контакт с населением. Трудно начинать с нуля.
Она пригляделась и вдруг, к удивлению Роба, потрогала пустой рукав кожаной куртки.
— Что с рукой? Повредил в той аварии?
— Да. Мне раздробило локоть.
— Ну и зачем же ты пришел?
— Понимаешь, меня обвиняют в том, что я вел машину, будучи под градусом, и это привело к смерти пассажира. Хорошо еще, что я отказался от зелья — тогда бы точно загремел на пять лет.
В ее глазах мелькнуло сочувствие.