Кто убийца? - Анна Грин

– Так, значит, вы ничего не знаете о семейной жизни старика Левенворта?

– Нет, ничего.

– Вы даже не знаете, были ли у этих дам поклонники и претенденты на их руку или нет?

– Не имею об этом ни малейшего понятия.

Грайс помолчал немного, потом сказал:

– Мистер Рэймонд, знаете ли вы, с какими трудностями сопряжено ремесло сыщика? Быть может, вы думаете, что я могу проникнуть во все слои общества? Очень ошибаетесь. Я, например, положительно не могу играть роль великосветского денди — меня тотчас разоблачат.

Я невольно улыбнулся.

– Вы же по рождению принадлежите к высшему обществу… Вы, я уверен, сумели бы пригласить даму на тур вальса! — сказал он, шутя.

– Надеюсь, что сумел бы…

– А я нет, — прервал от меня. — Я нисколько не смущаюсь, если по долгу службы мне приходится иметь дело с великосветской дамой, но в других случаях я положительно не знаю, как себя держать и что говорить в свете. Впрочем, это, к сожалению, наш общий недостаток — все мои товарищи по ремеслу в этом отношении никуда не годятся, и потому нам приходится в некоторых случаях вербовать агентов из других слоев общества.

Я, наконец, начал понимать, к чему он клонит, но молчал.

– Знаете ли вы некоего господина по фамилии Клеверинг? — спросил сыщик неожиданно. — Он живет в Гофман-хаусе.

– Нет, кажется, не знаю.

– Это человек очень хорошего воспитания. Не хотите ли познакомиться с ним?

– Я не могу ничего сказать, пока вы не объясните, в чем дело, — ответил я уклончиво.

– Объяснять почти нечего. Генри Клеверинг живет, как уже было сказано, в Гофман-хаусе. Он не здешний, но город знает; он развлекается, ходит на прогулки, катается в экипаже, но никогда ни у кого не бывает в доме. Он большой поклонник дам, но ни к одной из них никогда не подходит, — одним словом, это человек, с которым стоит познакомиться. Но поскольку он придерживается предрассудков Старого Света и ненавидит развязность янки, то лично я не решился бы набиваться на знакомство с ним.

– Вы хотели бы, чтобы я…

– Это было бы прекрасное знакомство для молодого способного адвоката из хорошей семьи. Я уверен, что этот человек стоит того, чтобы с ним познакомиться.

– Но…

– Введите его в свою семью, постарайтесь добиться его расположения…

– Мистер Грайс, — воскликнул я в негодовании, — я никогда не соглашусь втереться в доверие к человеку, с тем чтобы потом выдать его полиции.

– Но для достижения вашей цели вам необходимо познакомиться с мистером Клеверингом!

– Так, значит, этот человек имеет какое-то отношение к интересующему нас делу? — я начал понемногу прозревать.

– Послушайте, — сказал Грайс, — я не думаю, что вам придется выдавать его, как вы выразились. Весьма вероятно, дело ограничится тем, что вы познакомитесь с ним, и только. Или вы имеете что-нибудь против этого знакомства?

– Нет.

– А также не имеете ничего против того, чтобы побеседовать с ним, если он вам понравится?

На этот вопрос я также ответил «нет», но уже менее решительно — я положительно тяготился этой ролью светского шпиона, которую мне навязывали.

– В таком случае я советую вам также немедленно поселиться в Гофман-хаусе.

– Я не думаю, что это настолько необходимо, тем более, как мне кажется, я уже виделся и говорил с этим господином.

– Где?

– Опишите мне сначала его наружность.

– Он высокого роста и строен, держится прямо, вид имеет довольно гордый, лицо приятное, цвет лица темный, волосы также темные с легкой проседью, пронзительный взгляд и светские манеры — в общем, производит впечатление очень внушительное.

– Мне кажется, я видел его, — повторил я и в нескольких словах рассказал, где и когда встретился с ним.

– Вот как, — сказал Грайс, — по-видимому, он интересуется вами так же, как и вы им. Жаль только, что вы уже с ним говорили, — весьма возможно, что он уже составил о вас неблагоприятное мнение, между тем чрезвычайно важно, чтобы он отнесся к вам без всякого подозрения.

Сыщик встал и прошелся по комнате.

– Мы должны действовать осторожно, — продолжал он, немного помолчав. — Отправляйтесь в библиотеку Гофман-хауса, покажитесь там таким, каковы вы на самом деле. Может быть, вам удастся завести с кем-нибудь интересный разговор… Остальное произойдет само собой.

– Ну, а если я ошибся и человек, про которого я вам рассказывал, не Клеверинг?

– Признаюсь, это меня крайне удивит, — заметил сыщик.

– Мистер Грайс, — продолжал я, чтобы показать, что наш разговор вовсе не отвлек меня от моих первоначальных планов, — я должен поговорить с вами еще об одной особе.

– Да неужели? — спросил он, повернувшись ко мне своей широкой спиной. — Кто бы это мог быть?

– Кто же, кроме… — я немного запнулся: имел ли я нравственное право упоминать о человеке, против которого не было решительно никаких улик? — Простите, — сказал я, — пожалуй, будет лучше, если я не стану называть его имя.

– Харвелл, — заметил он вскользь.

Лицо мое невольно вспыхнуло, — он понял, что отгадал.

– Я не вижу причины, почему бы нам не поговорить о нем, — продолжал Грайс. — Как вы думаете, говорил он правду на предварительном следствии или нет?

– Никто не доказал противного. Однако это странный человек.

– Но ведь и я странный человек, — спокойно заметил сыщик.

Чувствуя, что в данный момент перевес не на моей стороне, я взял шляпу и хотел уйти, но вспомнил про Джен и спросил, не слышно ли чего о ней. Грайс, казалось, колебался, быть ли откровенным со мной или нет, наконец не выдержал и воскликнул:

– Мне кажется, что в дело вмешался черт! Сколько мы ни искали ее, не обнаружили ни малейшего следа: она будто исчезла с лица земли. Я не удивлюсь, если услышу, что ее вытащили из реки или нашли еще где-нибудь мертвой.

– Ведь все зависит от показаний этой девушки, — заметил я.

– Что говорит по этому поводу мисс Элеонора?

– Она говорит, что Джен ей не поможет.

Грайс нисколько не удивился и лишь заметил:

– Ее надо найти во что бы то ни стало, даже если мне придется пустить в ход «Тонкое Чутье».

– Кто это?

– Это один из моих агентов, — мы прозвали его так за действительно необыкновенное чутье. Ах да, мистер Рэймонд, когда завещание будет вскрыто, приходите ко мне снова.

Завещание! А я совершенно забыл о нем.

Глава XV

Генри Клеверинг

Я присутствовал на похоронах мистера Левенворта, но мне не удалось побеседовать с кузинами ни до церемонии, ни после нее. Я смог переговорить только с мистером Харвеллом; этот разговор не дал ничего нового, зато навел на разные мысли. Дело в том, что сразу же после церемонии Харвелл подошел ко мне и спросил, читал ли я в газете заметку относительно Элеоноры Левенворт. Я ответил утвердительно и поинтересовался, каким образом могло случиться, что она попала в газету.

Его ответ поразил меня.

– Неспокойная совесть рано или поздно заставит виновного выдать себя, — заметил он спокойно.

Это замечание, сделанное человеком, который утверждал, что ничего не знает относительно личности убийцы, невольно заставляло задуматься. Я охотно продолжил бы наш разговор, но секретарь вообще не отличался словоохотливостью и поспешил откланяться. Я решил как можно скорее познакомиться с Генри Клеверингом — может быть, он окажется в состоянии сообщить некоторые подробности относительно обеих кузин.

Вечером того же дня я получил записку от своего патрона — мистера Виллея: он сообщал, что вернулся из поездки, но еще настолько плохо себя чувствует, что не в состоянии говорить о смерти мистера Левенворта. От мисс Элеоноры я тоже получил несколько строк: она сообщала свой адрес, но просила прийти к ней только в том случае, если у меня будут какие-либо важные известия, поскольку она слишком больна, чтобы принимать кого-либо. Это очень меня опечалило. Больна… одна, в чужом доме!

На другой день, следуя совету Грайса, я отправился в Гофман-хаус и устроился в библиотеке. Не успел я прочесть и нескольких строк, как в комнату вошел тот, кого я ожидал. Он, по-видимому, также сразу вспомнил нашу встречу на улице, как будто немного смутился, но быстро оправился, взял газету и углубился в чтение. Несмотря на это, я чувствовал на себе его пристальный, изучающий взгляд, который очень тяготил меня.

Поскольку с моей стороны было бы неумно рассматривать его таким же образом, я встал, подошел к своему старинному приятелю, сидевшему неподалеку, и завел с ним разговор, причем в скором времени представился случай порасспросить его об интересовавшем меня незнакомце.

Дик Фербидж вращался в обществе и знал положительно всех.

– Зовут его Клеверинг, — сообщил он, — живет в Лондоне. Я встречаю его повсюду, только не в частных домах. До сих пор он еще не принят в обществе — быть может, у него нет ни к кому рекомендательных писем.