Перелет - Андраш Шимонфи

После поражения немцев в танковом сражении под Дебреценом нам приходилось считаться с возможностью того, что части Красной Армии, продвигаясь со стороны Дебрецена (то есть с юга) и через Дуклинский перевал (то есть с севера), обойдут и попытаются окружить нашу армию. В ловушку нам попадать не хотелось, ведь мы собирались во что бы то ни стало сохранить армию, а не сдаваться в плен в Карпатах. Отступающие немецкие подразделения легко могли помешать нашему отходу. Подобные попытки немцы делали по ранее разработанному методу: они оставляли за собой в качестве заслона венгерских солдат, которые должны были продержаться на позициях хотя бы несколько дней, пока немцы благополучно и со всеми удобствами отойдут на заранее подготовленные позиции. Исходя из своего горького опыта, мы, не ставя в известность немцев, объявили линию реки Тисы перекрытой.

Чтобы ты правильно понял ситуацию, повторяю: части 1-й армии по тогдашним стратегическим представлениям «героически» обороняли восточную границу страны. Шли ожесточенные бои, но одновременно уже начались переговоры, обмен приветствиями, попытки обменяться пленными и трофейным оружием. В этот момент из войны вышла Румыния, и Красная Армия за несколько дней достигает границ Венгрии, определенных 2-м венским арбитражем. Возникла реальная опасность, что 2-я венгерская армия попадет в окружение.

Тогда и произошли столкновения отдельных частей 1-й армии с немцами. Правда, истины ради замечу: столкновения эти произошли не из-за воззвания регента, а из-за того, что мы хотели обеспечить для своих солдат безопасный путь отступления. Мы не собирались пропускать немцев в зону действия нашей армии, ибо имели печальный опыт боев на Дону.

В тот момент о заключении перемирия мы по-прежнему толком ничего не знали.

Что же произошло? Немцы намеревались переправиться через Тису. Отступление на запад нам представлялось опасным, поэтому части 1-й армии отходили в северном направлении. Немецкие подразделения собирались переправиться через Тису в районе Течского моста. Там их остановил офицер генерального штаба и сообщил, что линия Тисы закрыта. Немцы были удивлены, но, посовещавшись, решили прорваться силой. Капитан вызвал меня к телефону и спросил, что он должен предпринимать, имеет ли он право открыть огонь? Я ответил: разумеется, имеете полное право. Капитан открыл огонь и отогнал немцев.

В Мукачеве немцы попытались занять центр связи. Мне тоже оттуда позвонили, чтобы узнать, что следует предпринимать. Я спросил, есть ли у наших оружие. Мне ответили: да. Я спросил, сколько немцев. Мне ответили. Я спросил, а сколько наших. Ответили и на этот вопрос. Тогда я сказал: отбейте их атаку. Нашим это удалось.

Приблизительно часов в шесть вечера раздался телефонный звонок из зенитного артдивизиона, где командиром был мой старый боевой товарищ. Товарищ спросил меня, что он должен предпринять. Я ответил, что в его задачу входит перекрыть дорогу, ведущую к Хусту, чтобы немцы не прошли в город. А если они попытаются проникнуть туда, следует открыть огонь. Уже поздно, между 22 и 23 часами меня вызвал к телефону этот пожилой офицер-артиллерист и проговорил: «Дорогой Кальман, у нас беда, немцы намереваются прорваться в Хуст…»

— Что за часть?

— Большая автоколонна, — ответил он, — возможно, там есть и танки, я пока точно не знаю…

Я сказал:

— Без паники, дай для начала залп поверх голов, если не остановятся, стреляй прямо по колонне.

Старик, не раздумывая, дал залп поверх голов. Немцы быстро сообразили, что ничего не добьются, и убрались восвояси.

Но штаб армии по-прежнему не располагал точной информацией о перемирии. Приказ о продолжении военных действий на стороне немцев находился в явном противоречии с волей регента. По радио гремят марши, чувствуется: в Будапеште царит неразбериха. Необходимо срочно раздобыть информацию. Моим непосредственным командиром является начальник генерального штаба армии Янош Вёрёш. Решаю звонить в Будапешт. К телефону подошел флигель-адъютант Вёрёша майор Альбин Капитанфи. Я попросил к телефону начальника генерального штаба. Альбин ответил, что на месте его нет и он не знает, где тот находится. Мне больше ничего не остается, как крикнуть в трубку: «Что должна делать армия?»

Флигель-адъютант ответил, что ничего не знает… Затем я прошу, чтобы Янош Вёрёш позвонил мне, когда вернется. Адъютант пообещал выполнить мою просьбу.

Прошло полчаса, час, потом еще один. Телефон молчал. Я снова позвонил в генеральный штаб. Ответ прозвучал прежний: где находится Янош Вёрёш, неизвестно.

Тут у меня начинают закрадываться подозрения. Янош Вёрёш отсутствует, а флигель-адъютант ничего не знает, к кому же обращаться?

У меня были добрые отношения с заместителем начальника военной канцелярии регента Имре Погонем. Набираю его номер. Говорю, что мы слышали обращение регента, но нам, мол, необходимо знать, что мы должны предпринимать в данной ситуации. Нам же здесь тоже необходимо отдавать какие-то приказы…

— Подожди, — проговорил тот, — рядом со мной находится самый компетентный человек — господин генерал-адъютант.

Генерал-адъютантом регента был Антал Ватаи. Я обратился к нему с тем же вопросом: «Милостивый государь, скажите, в чем состоит задача нашей армии?»

Генерал-адъютант сказал, что мы должны порвать все связи с немцами и вступить в контакты с представителями Красной Армии.

Тогда я сказал:

— Это общие слова. В чем состоит моя задача, в чем — задача армии? Какую боевую задачу мне надо поставить перед солдатами?

В ответ прозвучало:

— Извините, пожалуйста, у нас тут кое-что происходит, и я не могу больше с вами разговаривать…

Однако мне совершенно необходимо было узнать какие-нибудь новости, поэтому я через какое-то время опять пытаюсь дозвониться Имре Погоню, но теперь нас вообще не соединяют. Связь с канцелярией регента прервана.

Что же делать? Мой аппарат трезвонит почти без перерыва: командиры дивизий и командиры корпусов требуют информации. Я по-прежнему призываю их к терпению.

А сам лихорадочно думаю, к кому бы еще обратиться? Кто может сказать, подписано ли перемирие, каковы его условия и какие задачи в связи с этим стоят перед нашей армией? Немцам я подчиняться не должен, с Будапештом у меня связи нет, к кому же я тогда должен обращаться? И мне становится ясно: я обязан установить связь с частями Красной Армии, которые противостоят нам. Ведь мы просили перемирия у советской стороны и с ней ведем переговоры о его подписании. Мне следует перейти линию фронта и там получить необходимую информацию, а потом действовать. Начальник штаба должен поступить именно так, а командарм должен оставаться на месте. Начальник штаба как раз тот человек, который в вопросах обстановки должен разбираться не хуже, если не лучше, командующего армией.

Следовательно, начать переговоры с бывшим противником надо мне.

Тогда я принял решение перейти к русским. Психологически я уже вполне был подготовлен к этому шагу, меня не волновало, что со мной будет.

Теперь я хотел бы вернуться к словам Ватаи: «У нас тут кое-что происходит, я больше не могу с вами разговаривать…» Довольно странно, не так ли? Но он был прав. Ведь несколько минут тому назад ему позвонил Бела Миклош! И они довольно долго беседовали друг с другом! Что мог подумать Ватаи? Ведь, по идее, я должен был находиться в соседней комнате… Ватаи сообщил Миклошу, что указание регента остается в силе. Бела Миклош закончил разговор следующими словами: «Передайте его высочеству, что я выполню свой долг и докажу ему свою верность!» Объяснилась лаконичность Ватаи в разговоре со мной: ведь он уже обо всем рассказал Беле Миклошу, у него не было времени отдельно объясняться еще и со мной, в столице царила сумятица. В то время я, конечно, не мог всего этого знать и несколько месяцев злился на Ватаи. А ведь Ватаи вряд ли мог предположить, что мы с командующим армией находились в разных городах: Бела Миклош уже перебрался в Берегово, а я еще был в Хусте.

Поговорив с Ватаи, Бела Миклош так мне и не позвонил. В полпервого ночи, то есть уже 16 октября, командующий армией вернулся в Хуст. Я доложил ему о своей короткой беседе с Ватаи, а потом сказал, что в данной ситуации вижу один-единственный выход: обратиться к русским, узнать у них условия перемирия. Миклош задумался. Но так и не дав мне конкретного указания, ушел в другое помещение отдыхать. О разговоре с Ватаи он ни тогда, ни позднее так мне ничего и не рассказал.

Наступил рассвет 16 октября. (Спал я в ту ночь очень мало. Я все время приказывал связистам восстановить связь с генеральным штабом. Однако за ночь это сделать не удалось.)

Бела Миклош рано утром снова был у себя в кабинете. Тогда-то и наступила очередь действовать подполковнику генерального штаба Мольнару (Мольнар был в штабе армии начальником разведывательного отдела). Он должен был вместе с рацией перейти в расположение заранее намеченной дивизии Красной Армии и установить с нами связь. В качестве сопровождающего я дал ему надежного офицера Деже Малинина, который прекрасно говорил по-русски (кстати, он сейчас живет в Будапеште). В Хусте у рации я поручил работать капитану Буришу.