Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы - Роман Булгар

Неподалеку маячила сгорбленная фигурка молчаливого часового, зорко стерегущего покой сильно уставших за длинный дневной переход сородичей. Усталость накапливалась исподволь, день ото дня. Исчезли с лиц веселые улыбки, их место заняла безразличная угрюмость.

Дети перестали смеяться, все больше ныли и тихо канючили, сами не зная чего. Наверное, им всем сейчас хотелось бы снова побегать по свободному приволью дышащих чистым воздухом урманов, спрятаться в тени деревьев от нещадно палящего целыми днями солнца.

– Куда мы бредем… – женщина тяжело вздохнула.

Измельченная веками желтовато-сероватая пыль пустыни все еще витала, неподвижно стояла, не опускаясь, в подрагивающем воздухе. Сквозь нее, словно мираж, едва виднелись неясные, будто плывущие вдоль уходящего вдаль горизонта очертания гор. Оглянувшись назад, молодая женщина увидела взлетающее ввысь пламя костра.

В быстро опускающихся сумерках на одном краю их лагеря, а вскоре и на другом то появлялись, то исчезали дымные факелы. С каждым ее удаляющимся от своей кибитки шагом голоса людей становились все приглушенней и звучали из сгущающейся за нею пустоты.

– Благодать! – мягко ступая, Суара шла по истолченной в невесомую пыль земле, еще заботливо хранящей в себе остатки дневной жары, и ей стало казаться, что она ступает по мягкому бархату.

Переведя взгляд вперед, она смотрела на быстро темнеющее небо, потом опустила глаза на шумевшую неподалеку желто-серую реку, что обрамила берега серо-зеленоватыми зарослями чахлых кустарников.

Почему-то, и это сильно удивило женщину, небо над рекою горело ярким пламенем. К тому же, оно никак не освещало их землю.

И весь горизонт, охватывая степь огромным полукругом, диковинно светился и пульсировал неестественно ярким кроваво-красным светом.

Острые шапки невысоких черных холмов, подобно кривым острым клыкам хищного диковинного зверя, делили его на неровные части.

Над всем этим нервно пульсирующим, словно загнанное огромное сердце, зловеще кровавым светом, удаляясь ввысь, растекаясь по всему горизонту, протянулись ленты неяркого огня.

Может, их раздували порывы поднимающегося к ночи сильного ветра, но их неровное дыхание на земле пока еще не ощущалось.

Над чередующимися лентами огня с трудом различались полосы зеленого и золотого цвета, красного и ослепительно синего оттенков, поднимающиеся к самому зениту, упирающиеся в него, окрашенного в цвета гиацинта. Внизу под всем этим поразительным великолепием растилась безмолвная и темная земля. Она лежала в невообразимом хаосе, потерянная для всякого понимания, пустынная для добра, с крохотными красными точками далеких костров, тщетно пытавшимися разогнать вселенскую тьму.

– Знамение! – из потаенной глубины женской души поднималось, созревая и накапливаясь, смутное предчувствие, что все это неспроста.

Свыше позвали ее и вывели из духоты кибитки в сгущающуюся темноту ночи. Да, это было знамение. Что-то должно было случиться, непременно случиться. Но что именно, что, этого она не могла понять, а оттого беспокойство только усиливалось…

– Ох! – зябко передернув плечами, даже не столько от опускающейся прохлады, сколько от гнетущего чувства полной неизвестности того, что их ожидает впереди, Суара посмотрела в ту сторону, откуда взойдет солнце и известит их всех о начале нового дня.

По далекому и до бесконечности холодному и безразличному к их судьбам небу неслись ураганы ветра, подобно той дикой и непобедимой орде коренных жителей Великой степи – кочевников.

Не поверив себе, женщина даже прислушалась. Ей показалось, что воздух наполнился звуками их сильных голосов. И окружившая ее ночь в пустыне Гоби, темная и пугающая, от этого навязчивого ощущения многоголосого присутствия истинных хозяев этих бескрайних песков становилась еще загадочнее и страшнее. И еще ей стало понятно, что вся окружающая их земля теперь принадлежит только ночи и ветру.

А она, стоя посреди всего этого безмолвия, могла лишь видеть одну только часть этого огромного неба в его ужасающем и потрясающем воображение великолепии и почувствовать свое вечное одиночество…

– Ух! – энергично встряхнув головой, Суара постаралась побыстрее избавиться от подступивших мрачных мыслей об одиночестве.

Нет, она же не одинока. Растворившись в бесконечной темноте, она совершенно забыла о своем любимом муже, о детях. Гуляющий высоко в небесах ветер спустился, задул, приглаживая высохшие стебельки редкой травы, унося припрятанное до поры и до времени тепло земли.

– Бр-р-р! – вдруг стало очень холодно, и женщина вся задрожала, на этот раз и в самом деле явственно ощутив, как холод проник под небрежно распахнутую накидку, сшитую из мягких козьих шкур.

Поплотнее закутавшись, она ступила дальше. Глаза ее возбужденно сверкали в темноте, отражая теряющийся свет с той стороны неба, откуда зашло солнце. Устав за целый день от изнуряющей духоты и знойного солнца, Суара с острым наслаждением вдыхала в себя быстро холодеющий воздух раздавшейся до бесконечности пустыни.

С каждым шагом на небе появлялось все больше звезд. Они были яркими, но свет их в отличие от солнечного был холодным, мрачным и столь же безразлично ко всему бесконечным…

Показавшиеся Суаре в ночной темноте степи, мелькающие вдалеке, огоньки оказались вовсе не призрачным видением.

Скорее всего, и услышанные разноголосые звуки дикой орды были принесены с собой порывами ветра, подхватившего их и перенесшего из-за дальних бугров, куда небольшое племя беглецов добралось до того времени, когда солнце прочно взобралось на зенит.

– К нам гости…

Навстречу их небольшому каравану выскочило с добрый десяток воинов, хорошо вооруженных и на добрых конях.

– Вы кто? – осадив лошадь, сурово спросил десятник.

– Мы из племени хори-туматов, из рода хорилас, – не задумываясь, ответил Хорилартай. – Бредем туда, куда смотрит морда моего мерина.

Незамысловатый ответ скитальца пришелся по нраву степняку, хотя он в первый раз услышал о существовании их рода-племени, а потому свой следующий вопрос он задал чуть мягче:

– Что вас привело на наши земли?

– Тесно нам стало жить, – охотник криво усмехнулся, – со своей прежней родней. Решили найти себе покладистых соседей.

– Много вас? – десятник провел вдоль повозок беглым взглядом.

Может, вслед за этими людьми, посланными коварными вождями недружественных им племен, последуют тысячи, хорошо обученные нападать на беззащитные аилы под покровом темноты с помощью тех, кому хозяева столь нерасчетливо оказали свое гостеприимство.

Лесной охотник уловил в голосе степняка прикрытое беспокойство, догадался о его настоящей причине, тепло и добродушно улыбнулся, всячески выказывая свое миролюбие, и широко повел правой рукой вдоль своего отряда, медленно тянущегося по извилистой дороге:

– Мы все перед тобой. Мы шли почти два месяца. Ты можешь убедиться, глянув на тощие бока наших лошадок, на изможденные лица наших жен, на впалые щеки голодных детишек.

Видно, откровенный ответ снова пришелся по душе десятнику, и он доброжелательно улыбнулся:

– Пока вы все наши гости. Мы покажем вам дорогу к нашему аилу.

Проезжая мимо беспокойно выглядывающей жены, лесной охотник тихо шепнул:

– Должно быть, Суара, сегодня мы встретили в бескрайней степи один из могущественных родов…

Заранее про то узнавший от шамана племени, Хорилартай, конечно, знал, что говорил. Для того чтобы пасти скот и обрести достаточную защиту против внезапного нападения других родов и племен, несколько родов обычно объединялись во время ежегодной сезонной миграции.

Временный союз племен устраивал лагерь из простеньких палаток и больших юрт. Их частенько насчитывалось до одной тысячи жилищ. Они ставились по огромному кругу, называемому куренем.

Этакий порядок перекочевок придумали не они первые. Он пришел к ним из глубины далеких Веков.

А наиболее богатые и сильные роды предпочитали пасти свои стада сами. Обособленный от других лагерь их родовой группы, состоявший из относительно малого количества палаток и юрт, именовался аилом.

Иногда некоторые богатые роды сопровождались в пути вассальным или рабским родом (унаган богол). В этом случае рабство было вызвано поражением в ожесточенной межплеменной войне. Во главе могучих родов стояли багатуры (храбрые) или сечены (мудрые). Возглавлял эту группу именитых рыцарей пустыни нойон (господин).

На самой низкой ступени несколько запутанных взаимоотношений находились простые кочевники, свободные в своем выборе господина.

Их называли харачу, что дословно означало «черные». Ниже них стояли только бесправные рабы…

На вершине Бурхан-Халдуна, с самой ее высоты, за тем, как вниз по течению реки Тенгелик подкочевывает группа людей, давно наблюдал Дува-Сохор со своим младшим братом Добуном.