Стихотворения - Окуджава Шалвович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У Спаса на Кружке забыто наше детство…»
У Спаса на Кружке забыто наше детство.Что видится теперь в раскрытое окно?Всё меньше мест в Москве, где можно нам согреться,всё больше мест в Москве, где пусто и темно.
Мечтали зло унять и новый мир построить,построить новый мир, иную жизнь начать.Всё меньше мест в Москве, где есть о чем поспорить,всё больше мест в Москве, где есть о чем молчать.
Куда-то всё спешит надменная столица,с которою давно мы перешли на «вы»…Всё меньше мест в Москве, где помнят наши лица,всё больше мест в Москве, где и без нас правы.
«Убили моего отца…»
Убили моего отцани за понюшку табака.Всего лишь капелька свинца —зато как рана глубока!
Он не успел, не закричал,лишь выстрел треснул в тишине.Давно тот выстрел отзвучал,но рана та еще во мне.
Как эстафету прежних днейсквозь эти дни ее несу.Наверно, и подохну с ней,как с трехлинейкой на весу.
А тот, что выстрелил в него,готовый заново пальнуть,он из подвала своегодомой поехал отдохнуть.
И он вошел к себе домойпить водку и ласкать детей,он — соотечественник мойи брат по племени людей.
И уж который год подряд,презревши боль былых утрат,друг друга братьями зовеми с ним в обнимку мы живем.
«Солнышко сияет, музыка играет…»
Солнышко сияет, музыка играет.Отчего ж так сердце замирает?Там, за поворотом, недурен собою,полк гусар стоит перед толпою.Барышни краснеют, танцы предвкушают,кто кому достанется, решают.
Но полковник главный на гнедой кобылеговорит: «Да что ж вы всё забыли!Танцы были в среду; нынче воскресенье,с четверга — война, и нет спасенья.А на поле брани смерть гуляет всюду.Может, не вернемся, врать не буду!..»
Барышни не верят, в кулачки смеются,невдомек, что вправду расстаются.Вы, мол, повоюйте, если вам охота,да не опоздайте из похода…Солнышко сияет, музыка играет,отчего ж так сердце замирает?
«Мы стоим с тобой в обнимку возле Сены…»
В. Некрасову
Мы стоим с тобой в обнимку возле Сены,как статисты в глубине парижской сцены,очень скромно, натурально, без прикрас…Что-то вечное проходит мимо нас.
Расставались мы где надо и не надо —на вокзалах и в окопах Сталинградана минутку и навеки, и не раз…Что-то вечное проходит мимо нас.
«Не слишком-то изыскан вид за окнами…»
Не слишком-то изыскан вид за окнами,пропитан гарью и гнилой водой.Вот город, где отца моего кокнули.Стрелок тогда был слишком молодой.
Он был обучен и собой доволен.Над жертвою в сомненьях не кружил.И если не убит был алкоголем,то, стало быть, до старости дожил.
И вот теперь на отдыхе почетномвнучат лелеет и с женой в ладу.Прогулки совершает шагом четкими вывески читает на ходу.
То в парке, то на рынке, то в трамваекак равноправный дышит за спиной.И зла ему никто не поминает,и даже не обходят стороной.
Иные времена, иные лица.И он со всеми как навеки слит.И у него в бумажнике — убийцапригрелся и усами шевелит.
И, на тесемках пестрых повисая,гитары чьи-то в полночи бренчат,а он всё смотрит, смотрит не мигаяна круглые затылочки внучат.
«Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной…»
Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной:каждому хочется ввысь вознестись над фортуной непрочной.Летняя бабочка вдруг пожелала ожить в декабре,не разглагольствуя, не помышляя о Зле и Добре.
Может быть, это не бабочка вовсе, а ангел небесныйкружит и кружит по комнате тесной с надеждой чудесной:разве случайно его пребывание в нашей глуши,если мне видятся в нем очертания вашей души?
Этой порою в Салослове — стужа, и снег, и метели.Я к вам в письме пошутил, что, быть может, мы зря не взлетели:нам, одуревшим от всяких утрат и от всяких торжеств,самое время использовать опыт крылатых существ.
Нас, тонконогих, и нас, длинношеих, нелепых, очкастых,терпят еще и возносят еще при свиданьях нечастых.Не потому ли, что нам удалось заработать горбомточные знания о расстоянье меж Злом и Добром?
И оттого нам теперь ни к чему вычисления эти.Будем надеяться снова увидеться в будущем лете:будто лишь там наша жизнь так загадочно не убывает…Впрочем, вот ангел над лампой летает… Чего не бывает?
О Володе Высоцком
Марине Владимировне Поляковой
О Володе Высоцком я песню придумать решил:вот еще одному не вернуться домой из похода.Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.
Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потомотправляться и нам по следам по его по горячим.Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем.
О Володе Высоцком я песню придумать хотел,но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…Белый аист московский на белое небо взлетел,черный аист московский на черную землю спустился.
Арбатское вдохновение, или воспоминания о детстве
Посвящаю Антону
Упрямо я твержу с давнишних пор:меня воспитывал арбатский двор,всё в нем, от подлого до золотого.А если иногда я кружеванакручиваю на свои слова,так это от любви. Что в том дурного?
На фоне непросохшего бельяруины человечьего жилья,крутые плечи дворника Алима…В Дорогомилово из тьмы Кремля,усы прокуренные шевеля,мой соплеменник пролетает мимо.
Он маленький, немытый и рябойи выглядит растерянным и пьющим,но суть его — пространство и разбойв кровавой драке прошлого с грядущим.Его клевреты топчутся в крови…Так где же почва для твоей любви? —вы спросите с сомненьем, вам присущим.
Что мне сказать? Я только лишь пророс.Еще далече до военных гроз.Еще загадкой манит подворотня.Еще я жизнь сверяю по дворуи не подозреваю, что умру,как в том не сомневаюсь я сегодня.
Что мне сказать? Еще люблю свой двор,его убогость и его простор,и аромат грошового обеда.И льну душой к заветному Кремлю,и усача кремлевского люблю,и самого себя люблю за это.
Он там сидит, изогнутый в дугу,и глину разминает на кругу,и проволочку тянет для основы.Он лепит, обстоятелен и тих,меня, надежды, сверстников моих,отечество… И мы на всё готовы.
Что мне сказать? На всё готов я был.Мой страшный век меня почти добил,но речь не обо мне — она о сыне.И этот век не менее жесток,а между тем насмешлив мой сынок:его не облапошить на мякине.
Еще он, правда, тоже хил и слаб,но он страдалец, а не гордый раб,небезопасен и небезоружен…А глина ведь не вечный матерьял,и то, что я когда-то потерял,он в воздухе арбатском обнаружил.
«Ну что, генералиссимус прекрасный…»
Ю. Корякину
Ну что, генералиссимус прекрасный,потомки, говоришь, к тебе пристрастны?Их не угомонить, не упросить…Одни тебя мордуют и поносят,другие всё малюют, и возносят,и молятся, и жаждут воскресить.
Ну что, генералиссимус прекрасный?Лежишь в земле на площади на Красной…Уж не от крови ль красная она,которую ты пригоршнями пролил,пока свои усы блаженно холил,Москву обозревая из окна?
Ну что, генералиссимус прекрасный?Твои клешни сегодня безопасны —опасен силуэт твой с низким лбом.Я счета не веду былым потерям,но, пусть в своем возмездье и умерен,я не прощаю, помня о былом.
«Как наш двор ни обижали — он в классической поре…»
