Кот, который проходил сквозь стены (сборник) - Лилиан Браун

– Нет, никогда не видел. Он…

– Что ж, тогда я скажу вам. Всегда создавалось впечатление, что на Гланце белый галстук и фрак, даже если он в рабочих брюках скоблил какую-нибудь мебель. И он был таким красивым… И умным. Я всегда жалела, что он закоренелый холостяк. Так обидно!

– Разве он не был помолвлен с…

– Драконихой? Неформально, но они были бы прекрасной парой. Жаль, что он связался с этой…

– Вы имеете в виду… – произнес Квиллер с многозначительной паузой.

– Ну вот, снова я разболталась! Сын говорит, что Хламтаун сделал из меня сплетницу. Не скажу больше ни слова!

И она не сказала.

В положении Квиллера была некоторая двусмысленность. Он пытался расследовать то, что никто не просил его расследовать; он даже не был полностью уверен, что для расследования есть повод. Любой разумный человек давно бы уже бросил это дело.

Задумчиво поглаживая усы, Квиллер все-таки решил предпринять очередной шаг. Он отправился в магазин «Немного старины», о чем впоследствии пожалел.

Десять

Магазин находился рядом с «Древностями» Кобба – в одном квартале с «Голубым драконом», бывшим экипажным сараем, где теперь обосновался Рассел Пэтч, угловым магазином Энди и лавочками, которые торговали всякими мелочами, удовлетворяя спрос жителей Хламтауна на молитвенники в тисненых обложках и черные панталоны с красной отделкой. Вывеска «Немного старины» красовалась на первом этаже здания, напоминавшего дом Коббов, только вдвое более обшарпанного и менее широкого. Если верить табличке на стене, верхние этажи были отданы меблированным комнатам – и только мужчинам.

Квиллер поднялся по обледеневшему каменному крыльцу и попал в тускло освещенный холл. За стеклянной дверью он узрел столь привычное для Хламтауна скопление немыслимой рухляди: пыльную мебель, позеленевшие медь и латунь, фарфор и прочие ничего не значащие разрозненные предметы. Понравился ему только котенок – он спал, свернувшись на подушке посреди стола и положив мордочку на лапки. Должно быть, непросто было бедняжке пробираться на осторожных бархатных лапках между бокалами и чашками до своей постели! Журналист вошел.

Увидев посетителя с пышными усами, владелец магазина поднялся с кушетки и раскинул руки в мелодраматическом приветствии. На Бене был объемистый лыжный свитер, подчеркивавший полноту фигуры, и щегольский шелковый цилиндр. Бен сорвал его с головы и низко поклонился.

– Как идут дела? Плоховато? – спросил Квиллер, оценивая неприглядную обстановку.

– Утомительно, безрадостно, вяло, бесприбыльно, – ответил продавец, снова прикрывая цилиндром редеющие волосы.

Квиллер взял в руки противогаз времен Первой мировой войны.

– Историческое сокровище, – сообщил Николас. – Привезен на «Мейфлауэре»[5].

Он ковылял за журналистом, быстро переставляя ноги в белых гольфах.

– Я слышал, вы когда-то работали в театре, – проговорил Квиллер.

Округлый маленький продавец подрос сантиметра на три.

– Нашего фра Лоренцо на Бродвее хвалили критики. Наш Догберри был великолепен. Наш Боттом был незабываем… Что это значит? Вы бледны и весь дрожите!

Квиллер не сводил глаз с котенка на подушке.

– Этот… Этот кот! – выпалил он. – Он мертв!

– Великолепный образчик таксидермистского искусства. Ужели он вам не по сердцу?

– Да, не по сердцу, – ответил Квиллер, шумно выдохнув в усы. – И вообще, чем вы конкретно занимаетесь? У вас есть какая-нибудь специализация?

– Я счастливый ночной бродяга.

– Бросьте! Не нужно вешать мне лапшу на уши. Хотите рекламу – отвечайте по существу. На чем вы специализируетесь?

Бен Николас замялся:

– На всем, что приносит доход.

– Как долго вы работаете в Хламтауне?

– Слишком долго.

– Вы хорошо знали Энди Гланца?

Антиквар сложил на груди руки и закатил глаза.

– Благородный, мудрый, доблестный и честный, – пропел Бен. – Черный день наступил для Хламтауна, когда святой Эндрю встретил свою кончину. – Он подтянул брюки и лукаво произнес: – Как насчет кружки божественного напитка в местном кабачке?

– Нет, спасибо. Не сегодня, – отказался Квиллер. – А это что? Складная книжная полка? – Он взял в руки странное сооружение из черного дерева с медными шарнирами. – Сколько вы за нее хотите?

– Берите ее… Берите… С приветом от старого Санта-Клауса.

– Нет, я куплю ее, если это не слишком дорого.

– Мы просим пятнадцать, но позвольте нам сделать скидку. Восемь симолеонов[6].

Тут в магазин вошел еще один покупатель и нетерпеливо спросил:

– Бляшки для лошадиной сбруи есть?

– Сгинь! Сгинь! – махнул рукой продавец. – Этот джентльмен из газеты, и у нас берут интервью.

– Я уже все. Ухожу, – сказал журналист. – В понедельник пришлю фотографа, чтобы снять вас и ваш магазин.

– Покорно благодарю, сэр.

Николас снял свой шелковый цилиндр и прижал к сердцу. Тогда-то Квиллер и заметил воткнутое в головной убор красное перо. Это было его перо! Он в этом не сомневался: у самого ствола оно было прокушено. Две недели назад, играя с котом, журналист вынул его из-за ленты, чтобы пощекотать Коко нос, и тот, расшалившись, продырявил перо клыками.

Квиллер медленно вышел из магазина. Остановился на первой ступеньке и нахмурился, размышляя, каким образом перо попало на цилиндр Бена.

И вдруг журналиста швырнуло наземь. Мир опрокинулся на него, бросив коленопреклоненным на крыльцо. Раздался шум, рев, треск, и Квиллер оказался на четвереньках в снегу, перемешанном с колким льдом.

Бен Николас тут же поспешил на помощь.

– О дьявольская лавина! – возопил он, помогая журналисту подняться. – С крыши этого богомерзкого дома! Мы подадим на хозяина в суд.

Квиллер отряхнулся.

– Еще повезло, что на мне была шляпа, – сказал он.

– Пойдемте обратно – сядете и выпьете чуточку бренди.

– Нет, спасибо, со мной все в порядке. Спасибо, спасибо.

Он подобрал книжную полку и сошел вниз по оставшимся ступенькам, морщась от боли в левом колене.

Квиллер с трудом добрался до дома, где его встретил разбушевавшийся Коко. Юм-Юм, съежившись, сидела в шкафу, похожая на испуганного кузнечика, а кот метался от двери к столу, потом вспрыгнул на кровать и молнией юркнул под стол.

– Ага! Эти уроды наконец установили телефон! – сказал журналист. – Надеюсь, ты укусил представителя компании за ногу.

Коко, шевеля ушами, с интересом смотрел, как Квиллер набирает номер фотолаборатории «Прибоя» и заказывает фотографа на утро понедельника. Потом кот, задрав хвост, чопорно прошествовал впереди хозяина на кухню, чтобы проследить за правильным приготовлением пищи. Выжидательно опустив усы, Коко сел на сушилку и внимательно стал смотреть, как цыплячью печенку мелко рубят, жарят в сливочном масле, добавляют сливки и посыпают карри.

– Коко, я вступил в клуб калек, – сообщил Квиллер. – У хозяйки дома повреждена спина, у Расса Пэтча сломана нога, рыжая в гипсе, а я расшиб колено! Да, не плясать мне сегодня вечером в пресс-клубе!

– Йау, – утешил его Коко.

Квиллер всегда проводил субботние вечера в клубе – в последнее время в обществе молодой дамы, писавшей записки коричневыми чернилами. Но теперь она сошла со сцены. Журналист отыскал в телефонном справочнике номер «Трех сестричек» и набрал его – а вдруг? Большинство женщин с радостью ухватились бы за возможность поужинать в пресс-клубе. Но к сожалению, трубку никто не поднял.

Тогда он позвонил девушке, работавшей в женском отделе «Прибоя» и занимавшейся светской хроникой.

– Я бы с удовольствием, но сегодня мне надо надписать все рождественские открытки, чтобы они пришли до Нового года.

– Да, кстати, скажи мне, что ты знаешь о семье Даксбери?

– Они стараются вести себя тише воды, ниже травы и терпеть не могут журналистов. А почему ты спросил?

– У них есть дочери?

– Пять – и все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и…

– И?

– Вернулась обратно, наверное. Ее не видно и не слышно.

– Как ее зовут?

– Мэри. Она в семье словно белая ворона.

– Спасибо, – сказал Квиллер.

Он пошел в пресс-клуб один.

Клуб занимал единственное старое здание в центре города, которое избежало сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или улицы, «Дневной прибой» и «Утренняя зыбь» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы.

Квиллер хромая поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендала, репортера криминальной хроники.