За гранью возможного - Владимир Киселев

Вместо убитого Пикунова командиром разведывательно-диверсионной группы Рабцевич назначил Степана Бочерикова. Это был двадцатисемилетний кадровый военный. Перед самой войной окончил военно-политическое училище. До прибытия в отряд был политруком роты в 11-м отдельном гвардейском батальоне минеров-парашютистов, действовавшем на Западном фронте.

Возглавляемая им группа ушла на прежнюю свою базу.

Пахота

С наступлением погожих дней Линке заметил, что Рабцевич стал все чаще появляться в поле за огородами. Примостившись на слеге изгороди, он сворачивал цигарку и о чем-то сосредоточенно думал. Однажды Линке застал его с горстью земли в руках. Рабцевич нежно растирал ее в ладонях, нюхал, зачем-то смотрел в небо, на подернутые зеленой дымкой кусты, опять нюхал землю.

— Игорь, — шутя сказал Линке, — уж не колдовством ли тут занимаешься?

Рабцевич тяжело вздохнул, посмотрел на него долгим внимательным взглядом.

— А ты знаешь, Карл, я ведь семь лет был председателем колхоза. Тяжело мне видеть вот такой нашу кормилицу-землю — жалкой, заброшенной. Посмотри, на что она похожа. — Рабцевич горестно развел руками…

И Линке как бы впервые увидел это поле, уже два года кряду не знающее заботливой руки хлебопашца. Война, обрушившая на людей страшные испытания, заставила позабыть об истинном назначении земли — родить на радость людям хлеб.

— А что сделаешь, — Линке понимающе вздохнул, — вот прогоним фашистов, тогда и поля свои приберем, как полагается.

— Нет, Карл, не годится нам дожидаться этого времени. Да и положение обязывает…

Одной из трудных проблем отряда было снабжение продовольствием. Оружие, боеприпасы, газеты доставлялись главным образом с Большой земли. Иногда Центр присылал галеты, сахар, соль, табак, но разве этим накормишь людей? Картошку, муку получали из деревень. Район действия отряда был поделен на две зоны — оккупационную, где стояли фашистские гарнизоны, и партизанскую. В свою очередь, партизанская зона была строго разбита между отрядами на участки. Каждый участок, закрепленный за определенным отрядом, не мог быть использован для питания другим… «Храбрецам» отвели две деревни — Рожанов и Бубновку. Но что могли дать эти две деревни, когда работников в них осталось всего ничего — стар да мал…

— Помочь мы должны нашим крестьянам, Карл, — после некоторого молчания сказал Рабцевич, — помочь провести весеннюю посевную. Таково указание Центрального Комитета Компартии Белоруссии.

— Дело, — поддержал комиссар.

Вскоре состоялось собрание партийно-комсомольского актива отряда.

Свое выступление Рабцевич начал не с директивы из Центра, не с рассказа об удачно проведенной кем-то диверсии или намеченной операции, как того ожидали собравшиеся. Он заговорил о пахоте, о весеннем севе. Размышлял о крестьянских заботах, а вид у него был такой, будто с активом обсуждал план предстоящего боя, от которого зависело дальнейшее существование отряда.

— Так вот, товарищи, — продолжал он, — пришла весна, настало время, когда, как говорится, день год кормит. Нас кормит разоренный войной народ, поэтому…

Промеж собравшихся пошел шепоток.

— Это что ж, винтовку на плуг придется сменить? — сказал вроде бы с усмешкой кто-то.

У Рабцевича посуровело лицо. Но эту случайную, необдуманную реплику оставил без внимания.

— Первейшая наша задача сейчас — помочь крестьянам вспахать землю и посеять рожь, овес, — сказал он, — нельзя терять ни часа. Ответственным за посевную на базе назначаю Процанова…

И не успел он это сказать, как со своего места в углу у стены вскочил хозяйственник.

— Как? — спросил удивленно. — Да у меня, товарищ Игорь, и без того забот полон рот…

— Знаю, Федор Федорович, все знаю.

Процанов говорил правду: с одним только питанием отряда голова кругом, а с одеждой, обувью — совсем беда. Бойцы рвут ее по болотам да лесным чащобам. Пришлось мастерскую по починке одежды, обуви устроить. И опять же проблема: где материал для починки брать?

— Товарищ Игорь, не по силам мне заботиться о посевной, — взмолился Процанов.

— У вас все, Федор Федорович? — спросил Рабцевич.

Процанов, ища поддержки, посмотрел на Линке, потом на другого, третьего и кивнул:

— Все.

Рабцевич дал понять, что обсуждать этот вопрос больше не намерен, и заговорил о роли актива отряда в посевной.

— В первую очередь помогите многодетным семьям, — закончил он…

Затихшая было кузница вновь подала свой голос. Там, как в славные довоенные годы, закипела работа — ремонтировали, ладили плуги, бороны — в общем, готовились к посевной.

Процанов совсем потерял покой. Без того худой и мосластый, еще больше осунулся, даже вроде бы вытянулся. Но когда Рабцевич, посоветовавшись со стариками, сказал ему: «Пора, Федор Федорович, начинать», — он, как положено, вывел на дальнее поле всю деревню и всех своих бойцов, лошадей.

Было раннее утро. На высоком голубом небе от края и до края не виднелось ни облачка, из-за горизонта поднималось солнце. День обещал быть хорошим.

Перед началом работы Рабцевич решил, что напутственное слово будет кстати. Оглядел собравшихся. Впереди, как положено на деревенском сходе, дети, за ними матери, старики, старухи, потом бойцы. Недалеко от людей покорно стояли запряженные, подготовленные к пахоте лошади. Рабцевич не видел стоявших в задних рядах, а говорить он привык, видя всех, чтобы и зрительно общаться с каждым. Озабоченно поискал глазами, на что можно подняться. Взгляд его перехватил Процанов и тут же подогнал телегу, на которой привез семена. Рабцевич влез на нее: «Совсем как на трибуне».

Поднял руку, чтобы успокоить шумевшую детвору, и начал:

— Друзья! — Его глуховатый голос зазвучал торжественно. — Сегодня у нас необычный, праздничный день.

Он посмотрел на лозунг, который Линке и комсомолец Сидоров написали на куске красной материи, натянули на двух больших шестах, так, чтобы видно было всем:

«Товарищи, вспахать и засеять поле — это сегодня равносильно тому, чтобы пустить под откос фашистский состав!»

Протянул руку к плакату и сказал:

— Совсем не случайно воин становится сеятелем. Эти слова говорят о непобедимости нашего народа.

Детвора закричала «Ура!», взрослые радостно зашумели, старушки потянулись к уголкам платков, чтобы смахнуть подступившие слезы.

Рабцевич не без удовольствия посмотрел на счастливого Линке. Да, комиссар знает, чем поднять дух людей. И закончил:

— Потрудимся на славу, чтобы земля отблагодарила нас обильным урожаем.