Судьбы и фурии - Лорен Грофф

Все засмеялись, и Лотто продолжил:

– Это была моя последняя ночь во Флориде. Ма вышвырнула меня на следующий день. Сколько она всего пообещала школе… так я и не был дома с тех пор.

Чолли кашлянул. Все посмотрели на него.

– Ты… говорил о моей сестре. Это ее. Ты трахнул.

– Черт! – сказал Лотто. – Прости, Чолл, я идиот.

Чолли сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться.

– В тот день я сломал ногу, когда мы строили ту спираль из песка перед вечеринкой. И когда вся эта хрень случилась, я был в отделении хирургии.

Повисла долгая пауза.

– Мне очень стыдно, – сказал Лотто.

– Забудь, – сказал Чолли. – Она к тому моменту уже успела перетрахать всю футбольную команду.

Девушка Ольга, с которой пришел Чолли, издала удивленный звук. Она была какой-то второсортной моделью из СССР, но такой красивой, что Лотто вынужден был признать – рядом с ней меркла даже Матильда.

[Немудрено – в такие-то дни.]

Лотто взглянул на свою жену. Какой же она выглядела неряшливой с немытой головой, в футболке и очках. Не стоило ему наставить на этом сборище. Он переживал за нее, она уже несколько недель ходила притихшая и подавленная. Что-то явно было не так. Все, что он говорил, было не так, все его шутки тоже. Может, у нее проблемы на работе? Один раз он даже спросил ее об этом. Она явно была несчастна, ей стоило уволиться, а им обоим – создать наконец нормальную семью. Если у Антуанетты появится внук, они наверняка воссоединятся. Тогда у них будет много денег, достаточно для того, чтобы Матильда немного расслабилась, разобралась, чего ей на самом деле хочется от жизни. Они встретились, когда она была свободной художницей, пробовала себя то в том, то в этом, но никак не могла найти русло, в которое могла бы направить свой потенциал. Этим она его и зацепила. Может, дети – это то самое русло? Сейчас она бы зашипела на него: хватит, Лотто, хватит этой бесконечной болтовни о детях. Они еще слишком молоды, к тому же из их компании всего несколько человек обзавелись детьми, и то ненамеренно.

На этом аргументе Лотто обычно сдавался. Сворачивал дискуссию и пытался отвлечь ее разными видео и выпивкой. Он думал, что вечеринка с дегустацией вина немножко ее взбодрит, но теперь ему стало ясно, что все, чего она хотела, – это спрятаться в своей норке и забраться на новый матрас в спальне с вышитыми занавесками.

Сегодня ночью он взял ее чуть ли не силой, и его захлестнула паника. Что если она собирается уйти от него и это ее плохое настроение связано не с ней самой, а с ним? Он знал, что разочаровал ее. Что, если она начала думать, что могла бы найти кого-нибудь получше?

Когда она подошла, он протянул к ней руки, но она всего лишь подала ему платок, чтобы он смог сделать красивый бантик на ее кровоточащем пальце.

– Не знаю. По-моему, это весело, – сказала Рейчел. Милая Рейчел с точеным личиком и голодным блеском в глазах. На выходные она решила остаться в городе. Ей еще не было и четырнадцати, а она уже выглядела уставшей. Лотто заметил, что ногти у нее обкусаны до крови. Стоило поговорить с Салли, вдруг с ней происходит что-то, о чем ему надо знать?

– Приходится многому учиться, – продолжала она. – В пятницу вечером в общежитии будет пижамная вечеринка.

– Могу себе представить. Мятный шнапс, «Клуб Завтрак» по видику, а потом кто-нибудь запрется в ванной на всю ночь и будет рыдать. Полуночная беготня нагишом по двору и игра в бутылочку с другими девчонками. А моя маленькая королева Рейчел будет сидеть в углу с книжкой в своих пижамных штанишках с лобстерами и осуждать их всех.

– Записи в моем выпускном журнале будут потрясающими, – сказала Рейчел. – Скучная и банальная. Сплошное разочарование. Пальцы вниз.

Все засмеялись, и ощущение безнадеги, завязавшее комнату тугим узлом, слегка ослабло. В основном, конечно, благодаря Рейчел. После небольшой паузы Луанна спросила:

– Скажи, а холсты ты таскала из галереи тоже из чувства профессиональной этики?

– Черт подери! – не выдержала Матильда. – А если бы кто-нибудь другой вытащил их из мусора, все было бы в порядке? Ты, например? Какого черта, Луанна, ты что, завидуешь?

Луанна скорчила рожицу. Конечно, она завидовала. Лотто вдруг пришло на ум, что, должно быть, ей приходилось несладко, когда Матильда работала в галерее. Та ведь всегда была во всем первой. Эрудированная, умная, вежливая. Понятное дело, что и Ариелю она нравилась больше. Матильда всем нравилась больше.

– Ха, – фыркнула Луанна. – Вот это да. Я завидую? Тебе?

– Пожалуйста, хватит, – сказал Чолли. – Если бы речь шла о картине Пикассо, все бы потом назвали Матильду дальновидной. Ведешь себя как сучка.

– Ты назвал меня сучкой? Да я даже не знаю, кто ты, – сказала Луанна.

– Мы виделись уже миллион раз. И ты каждый раз это повторяешь, – сказал Чолли.

Даника наблюдала за их перепалкой как за игрой в пинг-понг. Она похудела еще сильнее, ее руки и щеки покрылись странным пушком. И она смеялась.

– Пожалуйста, хватит ругаться, – тихо попросила Рейчел.

– Не понимаю, почему я вообще снова и снова прихожу на ваши идиотские вечеринки. – Луанна встала, от злости у нее выступили слезы. – Ты, Матильда, обыкновенная пустышка, липа, и ты знаешь, о чем я говорю. – Она повернулась к Лотто и ядовито добавила: – О, к тебе это не относится, Лотто, ты просто чертов Бэмби. Уже всем ясно, что у тебя нет никакого актерского таланта. Но никто не хочет говорить тебе об этом, чтобы не обидеть. И уж конечно не твоя жена, которая просто из кожи вон лезет, чтобы ты чувствовал себя Маленьким принцем.

Лотто так быстро вскочили с кресла, что кровь отлила от его головы.

– Заткни свое рыло, Луанна! Моя жена – самый лучший человек на свете, и ты, черт побери, это знаешь!

Рейчел вскрикнула: «Лотто!» Матильда тихо сказала: «Лотто, остановись». Натали и Сьюзан в один голос крикнули: «Эй!» И только Чолли вдруг разразился громким визгливым смехом. Ольга, о которой все забыли, вздрагивала, как от ударов хлыста, и впивалась ногтями в его плечо, а затем вдруг ринулась через комнату, грохоча своими высокими каблуками, рывком распахнула дверь и с криком «Вы просто уроды!» вылетела на улицу. Ледяной противный ветер ворвался в помещение и плюнул в них снегом. Целое мгновение ничего не происходило, а затем Матильда сказала:

– Чолли, иди за ней.

– Не-а, – отозвался тот. – Она все равно не уйдет далеко без куртки.

– Уже десять часов, придурок. – Даника бросила в Чолли куртку из искусственного меха.

Чолли пробурчал что-то, но все же встал и вышел, оглушительно хлопнув дверью. Матильда тоже поднялась, молча сняла со стены картину, пронеся ее над сверкающей лысиной Будды, а затем передала ее Луанне. Луанна взглянула на полотно, оказавшееся у нее в руках.

– Я не могу взять это, – сказала она.

У всех присутствующих в комнате возникло такое чувство, будто они стали свидетелями молчаливой, но страшной битвы. Матильда села, скрестила на груди руки и закрыла глаза.

Луанна положила картину ей на колени, вышла из комнаты, и дверь их квартиры навсегда закрылась за ней.

В ее отсутствие в комнате как будто посветлело, даже взгляды ламп смягчились.

А потом они все ушли, один за другим. Рейчел заперлась в ванной, оттуда доносился шум воды. Когда они остались одни, Матильда уселась перед Лотто на колени, сняла очки и прижалась носом к его груди. Он беспомощно обнимал ее, издавая какие-то слабые, успокаивающие звуки. Эта ссора вызвала у него тошноту, выносить ее было трудно. Плечи его жены подрагивали. Но когда она подняла голову, Лотто ожидал шок: ее лицо было красным и опухшим… от смеха.

Смеха?!

Лотто поцеловал темные круги у нее под глазами, веснушки на ее щеках и носу и почувствовал головокружительный трепет.

– Ты сказал… рыло! – выдавила она сквозь смех. – Ты просто Мистер Гениальность, спаситель дня!

И она снова засмеялась.

Потрясающая девушка.

Лотто вдруг с удивлением понял, что она сама справится со своим сложным, мучительным периодом и не будет делиться с ним ничем. А затем она вернется. Она снова полюбит его. И никуда не уйдет. Но, где бы они ни жили, эта картина всегда будет напоминанием о том, как их брак поднялся с земли, выпрямился и взглянул на них, тяжело дыша и упираясь руками в колени.

О том дне, когда Матильда вернулась к нему.

Аллилуйя.

– АЛЛИЛУЙЯ, – сказал Чолли и опрокинул в себя гоголь-моголь, большую часть которого, впрочем, составлял брэнди. На часах было уже одиннадцать. – Христос народился!

Они с Лотто вели негласное соревнование – кто больше выпьет. Лотто лучше притворялся трезвым, вот только комната время от времени начинала вращаться, если как следует не моргнуть.

Снаружи сгущалась ночь. Уличные фонари казались огромными леденцами, покрытыми сверкающим снегом.

Салли говорила без умолку вот уже несколько часов:

– …и конечно я знаю не так много, и не такая умная, как вы все, дипломированные артисты и художники, и уж конечно я не могу указывать тебе, что делать, а чего нет, Лотто, мой мальчик, но если бы я была тобой, что, конечно, не так, но если бы было так – я бы сказала, что горжусь теми тремя или четырьмя постановками, в которых мне удалось сыграть за эти три года, но, знаешь ли, не всем повезло родиться Ричардом Бартоном, так что, может быть, пора поискать еще что-нибудь, что можно было бы сделать с собственной жизнью? Я имею в виду, попробуй как-то… восстановить отношения, вернуться к Антуанетте, а она уже вернет тебе наследство. Ты не представляешь, как ей тяжело живется, у нее ведь больное сердце. А когда она покинет нас, вы с Рейчел тут же все растратите, дай Бог это случится не скоро. – Она бросила на Лотто оценивающий взгляд поверх своего канареечного клювика.