С первой леди так не поступают - Кристофер Бакли

Корреспондент журнала «Нью-Йоркер» наклонился и шепнул репортеру «Вэнити фэр»:

— Я без ума от этого парня.

— Да-да, — продолжал Бойс, — клеймо серебряных дел мастера Пола Ривира. Якобы с плевательницы, которую мистер Ривир изготовил во времена Американской революции. Так вот, устраивайтесь поудобнее, наберитесь терпения. Вам представят сильно увеличенные фотоснимки крошечного пятнышка на лбу президента. Эксперты — то есть это они называют себя экспертами — с дорогими лазерными указками, выданными правительством, будут показывать на эти фотографии, как на карты Афганистана, составленные по материалам аэрофоторазведки. Они скажут: «Видите вот эту малюсенькую деталь? Мы знаем, ее трудно разглядеть, но это инициалы Пола Ривира на голове президента. Не видите? Вы что, ослепли? Это же каждому дураку ясно!» Выходит, дамы и господа, вот кем считает вас правительство — дураками. Которыми легко манипулировать! Гм-гм!

Присяжные семь и девять то и дело кивали, как на баптистской проповеди. Говори, брат!

Бойс покачал головой в изумлении, смешанном со злостью. Следующее слово сорвалось у него с языка с такой силой, что присяжные, сидевшие в первом ряду, отшатнулись.

— Плевательница!

Стенографистка вздрогнула.

— Так называемое орудие убийства. Устарелое приспособление, изготовленное в те времена, когда мужчины жевали табак. Именно такой предмет, дамы и господа, и должно было представить правительство в качестве главной улики — сосуд для плевков!

На другой день газета «Нью-Йорк пост» вышла с заголовком:

НАГЛЕЦ: ПЛЕВАЛ Я НА ВАШИ УЛИКИ!

— Дамы и господа, вам предстоит узнать, что существует гораздо — гораздо — более простое объяснение злополучной безвременной кончины президента, чем то, что любящая жена, прожившая с ним двадцать пять лет, пробудилась среди ночи от глубокого сна, схватила старинную вещь, представляющую историческую ценность — она, любительница и почитательница антиквариата, и это еще подтвердится свидетельскими показаниями, — проломила мужу голову, потом снова уснула, проснулась и как ни в чем не бывало заказала завтрак в постель, где по-прежнему лежал остывающий труп. А дело попросту в том, что… — Он понизил голос.

Репортеры, присяжные подались вперед на своих местах.

— Бывают несчастные случаи.

Бойс повернулся лицом к присяжным, спиной к залу и всему миру — так, словно это важное дело касалось только их и его.

— Терпят аварию самолеты. Разбиваются машины. Люди падают с лестниц, падают, поскользнувшись, в ванных комнатах. Кто из нас — кто из вас — не чувствовал, как вдруг выскальзывают из-под нас мокрые ноги…

Бойс вдруг повалился вперед и ухватился за поручень скамьи присяжных.

— …и не ухитрялся сохранить равновесие в самый последний момент? Случалось с вами такое?

— Возражаю.

— Возражение принимается.

Однако трое присяжных уже кивали Бойсу. К черту обвинителя и судью. Дело касается только его и присяжных!

— Кто из нас, едва не свернув себе шею или не ударившись головой о кафельный пол, не испытывал огромного облегчения и чувства благодарности за спасение и не думал при этом: «Ну и ну! Слава тебе Господи! Я был на волосок от гибели!»

Бойс подошел к столу обвинения, за которым, свирепо глядя на него, сидели заместительница ГП с помощниками. Свои вступительные речи Бойс любил заканчивать здесь, на их территории, не таясь.

— Смерть в результате несчастного случая, нелепой случайности, наверное, не менее трагична, чем любая другая смерть. Но… — испепеляющий взгляд на представителей обвинения, — …это не убийство. И уж тем более не убийство по политическим мотивам. И не повод — отнюдь! — обвинять в ужасающих злодеяниях женщину, чье единственное преступление — если вам угодно это так называть — состоит в том, что она слишком сильно, слишком самозабвенно любила мужа.

Продолжительность выступления он рассчитал с точностью до минуты. Было шестнадцать сорок три. В начале заседания судья Юмин сообщил, что ежедневно в шестнадцать сорок пять он будет объявлять перерыв. Бойсова вступительная речь будет всю ночь мариноваться в головах у присяжных, как мясо, политое соусом для барбекю.

Бойс сел и опустил голову так смиренно, словно только что принял причастие.

Глава 12

— Ты ведь знаешь, как всё это теперь назовут, да? — сказала Бет в машине, по дороге в Бойсову гостиницу, на совещание по итогам первого заседания суда. — Защитой в стиле «всякое бывает». Ты поставил мою жизнь в зависимость от мокрого пола в ванной.

Бойс был возбужден. Кислород будоражил его рассудок так, точно он только что пробежал пять миль. О, несчастные смертные, людишки, не выступающие в суде, заячьи душонки, ни разу в жизни не испытавшие этого чувства, — трепета, охватывающего тебя, когда овладеваешь аудиторией зала судебных заседаний. Дирижер симфонического оркестра, театральный актер, тенор, блестящий оратор, спортсмен на вершине славы — все они в той или иной мере испытывают нечто подобное. Но ставки в их игре сравнительно невелики: искусство, гол в ворота противника, мгновение духовного подъема ради публики, заплатившей за билеты. А тут — тут вопрос жизни и смерти! Поединок в Колизее. Бойса захлестывала волна эндорфинов. Всё обстояло как нельзя лучше. Он проникся глубокой верой. Это будет его самая большая победа, венец блистательной карьеры. Он даже позабыл о своем тайном намерении проиграть.

Он посмотрел на Бет: она тоже казалась возбужденной, впервые с тех пор, как всё это началось. Его обуяло желание поцеловать ее. Нет. Не сейчас — и во всяком случае, не здесь, в машине, при сидящем впереди агенте Хикоке. Бойс задумался об агентах.

У Бет многочисленная охрана — около дюжины. Атлеты с «узи». Может, агенты шпионят за ними? Он размышлял. Это честные профессионалы. Но через несколько дней они возненавидят Бойса — и Бет — так сильно, что у каждого начнет чесаться указательный палец правой руки — как при остром отравлении ядоносным сумахом. Нелегко будет устоять против искушения поквитаться за всё.

Взглянув на затылок Хикока, Бойс почувствовал болезненный укол раскаяния. Это пройдет. Он где-то прочел, что Улисс Грант, командующий армией северян в Гражданской войне, во время жестоких сражений оставался в своей палатке, чтобы вид всей этой пропитавшейся кровью земли не поколебал его решимости. Бойс уяснил себе, что, если хочешь победить, победить любой ценой, нужно отключить пульт управления совестью у себя в душе. Заодно сэкономишь энергию.

Три смежных номера в гостинице «Джефферсон», некогда принадлежавшей кумиру Бойса, Эдварду Беннетту Уильямсу, были переоборудованы в командный пункт. В одной комнате было полным-полно телевизионных экранов и молодых сотрудников, непрерывно следивших за сообщениями средств массовой информации. Часть этой комнаты превратили в филиал телестудии, и теперь Бойс в случае необходимости мог в любую минуту выступить с комментариями в прямом эфире. В другой комнате устроили центр фитнеса и медитации — с тренажерами и огромной боксерской грушей. Во время судебного процесса Бойс любил повисеть вниз головой на перекладине, а также, надев боксерские перчатки, поколотить по стофунтовому мешку, набитому песком. Очень полезно для кровообращения и дыхания. Там были массажный стол, коврик для медитации, соковыжималка и кислородные баллоны. Когда Бойсу стукнуло сорок пять, он заметил, что стал разгадывать кроссворд в лондонской «Санди таймс» не за десять минут, как раньше, а за одиннадцать. Опасаясь грядущей умственной неполноценности, он добровольно подвергся тестированию на консилиуме невропатологов и специалистов по расстройствам памяти и познавательной способности. Никакого торможения они не нашли, но посоветовали ему по десять минут в день дышать чистым кислородом. Бойс переплюнул их. Во время судебных процессов он спал с кислородной трубкой в носу. Дома, в Нью-Йорке, это осложняло любовные отношения с Перри, которой нравилось, когда в бессонные предрассветные часы он непроизвольно делал ей «ням-ням».

Еще одна комната — со специальными замками на двери и вооруженными охранниками, дежурившими круглосуточно, — была названа «ЭВ» (эпицентр взрыва). Ее назначение, как Бойс сообщил по секрету Бет, состояло главным образом в том, чтобы оказывать психическое воздействие на представителей обвинения. Поскольку основным доводом защиты было то, что Бет стала жертвой вероломного заговора, Бойс недвусмысленно намекнул «мирным, дружественно настроенным» журналистам, что опасается слежки. Он сообщил им, что велел дважды в неделю «прочесывать» ЭВ в поисках электронных жучков. Предполагал он и установить у входа глазные сканеры, чтобы впускать только людей, строение сетчатки которых внесено в компьютерную программу, но в конце концов его удержала высокая стоимость оборудования.