Лихая шайка - Евгений Сухов

– В определенных обстоятельствах – да. Кстати, я не удивлюсь, если окажется, что наш новый друг в недавнем своем прошлом боевой офицер, – высказал предположение Поликарп.

– А кого интересует его прошлое?

– Это к вопросу о человеке и о системе. Но я за то, чтобы попробовать.

– Я тоже, – поддержала медвежатника Капитолина. – Есть вероятность, что со временем Арсений пооботрется. Многое поймет и многое переоценит. Люди надежные нам и впрямь надобны. Чувствую я, господа, что кольцо вокруг нас с каждым днем все сужается.

– Ты о чем это? – вскинулся Крестовый.

– Не о чем, а о ком. О легавых, конечно. Слухи до меня дошли, что к нам из Питера какая-то высокая комиссия пожаловать изволит. Так вот наши, чтобы в грязь лицом перед ихними не ударить, землю рыть сейчас носами начнут. А с какой стороны, догадываетесь?

– А чего тут догадываться? – Поликарп не спеша развязал кисет с табачком и принялся набивать изогнутую на турецкий манер трубку. – Ясное дело, с нас и начнут.

– Оттуда информация, Капочка? – Крестовый облокотился на стол.

– Есть человек, – туманно ответила Вайсман. – Из приближенных губернатора. Некто Силуянов. Он еще и батюшку моего знавал. А сейчас меня обхаживать кинулся.

– Стучит, что ли?

– От него дождешься! – Капитолина презрительно хмыкнула. – Большой и чистой любви добивается. А взамен покровительство мне сулит.

– А ты что же?

– А что я? Мне с легавыми шашни крутить совесть не позволяет. И корни воровские…

Глава 13

С прибытием

Под стук колес спалось хорошо. Обух так и продрых до самой столицы, пока проводник не стал стучаться в двери купе, предупреждая о приближении к стольному граду.

Не то что Гена Безродный. Для него, всю недолгую жизнь проведшего на улицах Ростова, не видавшего ничего, кроме боготяновских трущоб, путешествие это было куда интереснее. Безродный неотрывно глазел в окно и, только когда поезд уткнулся в тупик на перроне Казанского вокзала, протер воспаленные от бессонницы глаза и посмотрел на Обуха.

– Приехали, Вась! Вот она, Москва-то! Вишь, как людишки снуют! Шнырь-шнырь. – Безродный, как завороженный, сидел перед своим соседом, продолжая пялиться на платформу.

– Чего расселся, Ген? Бери чемодан и пошли. Нас уж встречать должны. – Обух энергично поднялся с узкой купейной кушетки и поспешно стащил с полки для поклажи два чемодана. – Давай-давай, поспешай. Пошли!

Генка, как очнувшись, вскочил на ноги и, подхватив могучими ручищами свой и Васькин чемоданы, направился к выходу.

– Обух! – Безродный неожиданно остановился в узком проходе поезда.

– Чего тебе еще? Ты как сам не свой, честное слово! Пошли, люди торопят, – подтолкнул его в спину Василий. – Чего спросить-то хотел?

Генка двинулся в сторону выхода. Москва, встретившая ростовских воров снующей по перрону разночинной толпой, была уже в нескольких шагах. За дверью вагона.

– Да так, ничего. Хорошо здесь, в Москве! – протянул Безродный и, протиснувшись через самое узкое место в вагоне рядом с купе проводника, шагнул в тамбур.

На перрон, поддерживаемая своим кавалером, спускалась дама из соседнего купе. Здесь начиналась Москва. Безродный поставил чемоданы на булыжную мостовую площади Казанского вокзала и осмотрелся.

– Где уговорились-то с Щербатым?

Генка широко раскрытыми коровьими глазами жадно глазел на кишащую извозчиками и приезжим людом площадь.

– Здесь, у третьего фонаря с разбитым стеклом. – Обух поднял голову и еще раз удостоверился, что это именно тот фонарный столб, у которого их должен был ждать встречающий.

– А коли он не придет, что делать будем?

Безродный проводил взглядом проезжавшую мимо карету на рессорах с ливрейным лакеем на козлах.

– Придет, Генка, придет! Куда ему деться? У Бесшабашного здесь прихват хороший. Как миленький придет. – Утешая своего неопытного спутника, Василий беспокойно оглядывался по сторонам, высматривая в толпе Щербатого.

Неожиданно за спинами ростовцев раздался звонкий голосок.

– Дядька! А, дядька!

Обух и Безродный одновременно оглянулись. Перед ними стоял босоногий мальчишка лет десяти в рваных штанах и таком же драном, с чужого плеча, пальтишке. Щегольской картуз был надет набок, козырьком к уху.

– Пошли со мной, отвезу вас на хазу, куда велено было. – Мальчишка присвистнул, обнажив белоснежные зубы с заметной щербинкой между передними резцами.

К приезжим подкатила пролетка, запряженная нечищеным кабыздохом.

– Полезайте, дядьки. – Щербатый ловко запрыгнул за приезжими гостями в пролетку, и колеса тут же застучали по булыжнику.

– Куда едем-то, Щербатый? – поинтересовался через четверть часа пути Обух.

Разговаривать со своим подручным он не мог, поскольку тот был всецело увлечен созерцанием московских улиц.

– Тут слободка одна есть. – Щербатый сплюнул через расщелину в передних зубах. – Там вас и примут. Если захотите что-то передать, через меня можно. Кучер этот в соседнем с вами доме жить будет. Он деревенский. Много не просит. На водку ему дадите, если что, он и доставит, куда надо.

Дом, в который отвез приезжих Щербатый, находился недалеко от усадьбы Шереметева в Кусково.

– Слушай, Обух, а тут и вправду есть где развернуться. Были бы у нас в Ростове такие развалы, как здесь, так и впрямь разбогатеть можно так, что и государю не снилось. Правду Бесшабашный говорил, тут не только дорожки можно платиной устлать, но и пить золотыми чарками будем. Вот жизнь-то настанет!

Безродный уселся на массивную дубовую лавку, приставленную к столу, когда хозяйка избы вышла за крынкой молока для гостей во двор.

Обух молча кивнул, придвигая к себе тарелку с вареными яйцами.

Глава 14

Пострадавший купец Крепышкин

– Это как же ты, батенька, со двора-то ушел? – острый взгляд Пороховицкого буравил бородатое лицо старого сторожа.

– Так ведь как же? Он мне про их степенство стал говорить. Толкует, колесо у него соскочило. Я и пошел на соседнюю улицу колесо починять.

Старик Викентий единственный из всех присутствующих сохранял относительное спокойствие. Все происшедшее он относил к себе в последнюю очередь. По его твердому убеждению, в случившемся был виноват только прохвост-мальчишка. Как показал допрос, прохвоста Викентий не знал и в глаза прежде никогда не видывал.

Даже полковник Пороховицкий заметно нервничал. Не говоря уже о пострадавшем. Их степенство Крепышкин сидел за своим рабочим столом в состоянии, близком к умопомешательству.

– Все мое состояние! Все состояние, – бубнил он себе под нос так, что никто из присутствующих не мог толком ничего разобрать из сказанного.

Да этого и не требовалось. Вскрыв сейф, злоумышленник одним махом лишил лесопромышленника его состояния. Все, что у него осталось, так это роскошная усадьба, которая требовала огромных денежных вложений, конный двор, ибо купец слыл страстным любителем породистых лошадей, да целый штат прислуги.

– Одних только драгоценных камней там на миллион было, – продолжал стенать Крепышкин.

Время от времени купец все же отвечал на вопросы делопроизводителя.

– Так и запишем, ваше степенство, украшение для прически. В два колоска. Золотое. С жемчугом розового отлива… – Писарь, худощавый седеющий мужчина, аккуратно макнув перо в чернильницу, сделал в протоколе очередную запись. – Так. Что еще?

– Это только начало, – простонал Крепышкин. – Я вам еще и половины не назвал, что хранилось в сейфе.

– Охо-хо-хо! – Писарь сочувственно покачал головой. – Что же это вы, ваше степенство, в банке-то драгоценности не содержите? Надо было в банке. Оно-то надежнее.

– Легко вам советы давать! Кабы знал я, что такое может выйти, нешто бы в дому хранил… Ведь сейф-то самой последней работы был. С секретным замочком.

Крепышкин закрыл лицо руками, и его могучие мужицкие плечи затряслись мелкой дрожью.

– Продолжим, ваше степенство. – Писарь вновь окунул перо в чернильницу и изготовился писать. – Вы уж извиняйте, что душу вам рвем напополам, но такой порядочек. Надобно все подробно запротоколировать, чтобы урядника описью этой снабдить. Глядишь, у перекупщиков ваше состояньице и обнаружится.

Крепышкин перевел дух.

– Пиши: браслет золотой с природными цитринами в виде змеи. И две шпильки, как бабочки отлиты были. Из серебра. Женино ищо наследство… Бушероновское колье из сапфиров и бриллиантов… Штуф изумруда… Крест. Наперсный. Производство фирмы Хлебникова. Золотой.

– Так и запишем. Зо-ло-той. А в шкатулочке той, что преступник в сейфе-то оставил, что, ваше степенство, было? – Писарь, прищурившись, отчего его и без того маленькие глазки стали еще меньше, посмотрел на Крепышкина.

– Брошь с рубинами и бриллиантом посередине…

Обер-полицмейстер, не дослушав Крепышкина, вновь перевел взгляд на старика Викентия.

– А дальше что было? Ты мне толком скажи. Что было после того, как ты вышел на улицу?