Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Бектас Ахметов

Гуляя в порту, из хулиганских побуждений, Андрей отправил на больничную койку трех моряков Краснознаменного Балтийского флота…

– Зачем тебе понадобилось калечить моряков? – спросил я

Лопату.

– Глупый был, – ответил подросток. – Можно сказать, жизни не знал".

Владимир Амлинский. Очерки о воспитании молодежи. "Юность",

N 3, 1975.

Кемпил в тюрьме пробыл две недели. На восьмой день Серика

Кулунбаева переклинило. В наказание дубаки привели его в пресс-хату, где бузовика поджидал зэк из тюремных активистов.

Контролеры сдернули с Кемпила штаны, загнули. Общественник изготовился, Кемпил заорал: "Только подойди – завалю!". Серик только внешне грозный, натурально он, как и мой Доктор, больше духарик. Тем не менее, общественник обшугался, рисковать не стал.

В шестидесятых годах в алма-атинской тюрьме практиковалась прописка. Позднее Доктор рассказывал: "Прописка – суровая вещь.

Можно и с ума сойти". Наиболее изощренные формы прописка принимала в камере для малолеток. Вот там точно, если не с ума сойдешь, то в придурка в шесть секунд обратят.

Первый срок Доктор сидел на усиленном режиме. Прописку в тюрьме избежал по случайности – в хате оказались знакомые ходоки из центровских.

Как выживал тщедушный Доктор в Целинограде и Атбасаре я не знал, да и не хотел знать. Думать обо всем этом для внутреннего спокойствия и без того накладно, а что уж до того, чтобы еще специально интересоваться – это выше терпежа.

Доктор сменил тональность писем, перешел на самокритику. "В пьяном угаре я и дошел до жизни такой…". – писал домой в начале

76-го Доктор. Папе нравились последние письма Доктора, он втянулся в переписку и однажды написал в Атбасар, куда Доктора перевели после сангорода: "Ты пересмотрел отношение к жизни. Это не может не радовать… Шесть лет назад ты был другим. Я часто думаю, что будет со всеми вами, когда нас с матерью не будет… Не дает мне покоя и беспокойство за Нуртаса. Твой брат не понимает, что делает… Он пьет. Пьет так, что думаю, ему не придется хоронить своих родителей…".

Валера связался с атбасарской родственницей Майнур и попросил позаботиться о Докторе.

"В первый раз я повстречался с ним на "двадцатке" в Атбасаре.

Слепой на оба глаза, в темных очках. Обычно он не выходил из инвалидного барака, но иногда появлялся на людях в спровождении одного или двух зрячих убогих. В общем, ничего особенного. Таких по зонам много. Попадали они сюда по разным причинам и не всегда на момент преступления были незрячими.

Например, на 35-й в Семипалатинске я встречал туркмена по имени Пардеш. Тоже слепого на оба глаза. Пардеш выжег себе глаза химкарандашом в знак протеста против несправедливости…".

Бирлес Ахметжанов. "Кто зарезал Александра Невского?".

Рассказ. "Аргументы и факты Казахстан", N 37, 2000 г.

В те годы иногда я задавал себе вопрос: "Что хуже? Сидеть на строгом семь лет или отбывать пожизненное в дурдоме?". И отвечал, что, конечно, хуже всего на свете быть в дурдоме.

На Марьяш Шастри женат вторым браком. Первый раз он женился после института, когда работал на Балхашском горно-металлургическом комбинате. Там, в Балхаше растет его сын.

Повторюсь: Марьяш опасно что-то рассказывать. От просвещенности татарчонка часто перепадает Шастри. Рассказал он ей на свою голову анекдот о том, как ревнивая жена проверяет мужа после отлучек и теперь Марьяш по возвращении Шастри из командировок раздевает его догола и велит садиться в тазик с водой.

Шастри протестует:

– Дура, это же анекдот!

Татарчонок неумолимо ведет мужа к тазику.

– Ничего не знаю. Если яйца всплывут, пеняй на себя!

С Марьяш он познакомился тоже в Балхаше. Ей было девятнадцать,

Шастри немного за тридцать. Пришел он свататься и показался шалун отцу Марьяш серьезным товарищем. Прошло больше десяти лет, родила

Марьяш Шастри троих детей. ту в Гипроводхоз, поступила на заоччное троих детей. Семейные заботы не мете. ????????????????????????????????????????????????

Дети не мешают ей работать над собой. Марьяш перешла в

Гипроводхоз, поступила на заочное в сельхозинститут. Стала деловой, вовсю фуфырится. К нам заглядывает редко. Последний раз Марьяш пришла выяснить отношения с Кэт. До нее дошли слухи, что Шастри не ровно дышит к экономисту планового отдела.

– Ты смотри у меня! – предупредила татарчонок.- Будешь и дальше отбивать у меня мужа – убью!

– Ты что? – повертела у виска пальцем Кэт.

Шастри весело, его другу Руфе Сюндюкову не нравятся непроизводственные страсти.

– Марьяш у тебя больная, – сказал Руфа.

– Что поделаешь, – вздохнул шалунишка.

– Ты тоже больной, – успокоил друга Сюндюков.

Непосредственность Шастри лабораторных женщин не смешит. Мало того, Таня Ушанова не считает шалуна сильным по мужской части. "Да никакой он не этот…". – говорит Ушка. Того же мнения и Кэт. Из опыта тесного общения с Токсанбаевым и другими сотрудниками КазНИИ энергетики она делала скоропалительные выводы.

– Среди ученых злое…чих мужиков нет, – сокрушается экономист.

Страсть к поисковой работе вспыхнула с новой силой – помимо Кэт

Лал Бахадур мастырится и к Умке. Он оглядывает с головы до ног бывшую аспирантку Каспакова, особо топорщится Шастри взглядом, когда взор задерживается на попке Умки.

У Умки все на месте. Глаза, холеная кожа и все же попка у нее выбивается из общего ряда. Она у нее, как картинка – высоко приподнятая, упругая. Трудно представить, что с такой попкой можно ночи напролет читать "Капитал" Карла Маркса. Трудно представить, но, тем не менее, с такими данными Умка умудряется часто превращаться в левую эсерку Марию Александровну Спиридонову.

В последнее время Умка жалуется на головные боли. Шастри знает, от чего у цветущей женщины бывает мигрень, в свою очередь до Умки плохо доходит, что как раз простоватенький, не ведающий за собой страха опозориться, торопыжка, может лучше всех и подходит для любовных утех, какими только и возможно снять вместе с головным недомоганием и думы о Карле Марксе.

Таня Ушанова и Надя Копытова наперебой объясняют Марьяш:

– Успокойся. Катя ни за какие коврижки не позарится на Нурхана. У нее молодой и красивый муж. Твой Нурхан Кате даром не нужен.

В микрашах муж экономиста планового отдела Гапур человек уважаемый. Мало того, что хорошо дерется, так еще и мясник, который не только под себя гребет. Все, что ни зарабатывает, пропивает с кентами.

Кэт под присмотром лабораторных мужиков разглядывала фотографии голых мужчин в журнале "Плейгел". Внимание ее привлек белокурый парень с органом, напоминавшим бивень мамонта.

– Шланг, как у моего Гапура, – покачала головой Кэт.

– Ты – королева бензоколонки! – откликнулся Хаки.

Кэт ничего не сказала и вновь покачала головой.

– И ты, имея при себе такое, недовольна мужем? – удивился я.

– Одно и то же мясо надоедает, – апатично ответила Кэт.

"Тут подошел Киндзюлис".

– Нужна еще и колбаса, – подтягивая штаны, поддержал ее Шастри.

Два года назад, к пятидесятилетию первого всесоюзного съезда писателей звание Героя Социалистического труда дали двадцати литераторам. Среди награжденных и Г.М.

Писатель недавно развелся с Раей и женился на старушке папиного возраста.

В народе Г.М. имеет большую популярность, про то, кто он такой, знают и на селе и в городе.

Г.М. позвал Валеру порыбачить на реку Или. Папа никакой не рыбак, но отказаться от приглашения мэтра не посмел. Наловить ничего не удалось, отдыхающим надоело глазеть на пустые сети и они уселись за преферанс. Отец подумал-подумал и пошел искать, чем покормить старшего товарища. На станционном разъезде набрел на старика-казаха.

– В ста метрах отсюда сидит голодный Г.М., – сообщил папа.

Железнодорожник позвал жену и побежал резать барана.

Когда отец рассказал о рыбалке, то я сказал:

– Писатель может легко обходиться без денег.

– Такой как Г.М.- да.

Когда папа ездил в Москву, Г.М. просил зайти к его родственнику

Ильгизу. Родственник Г.М. работал в институте ядерной энергии. В институтском буфете раз в неделю выбрасывали сигареты "Филипп

Моррис" и "Парламент"; к приезду отца Ильгиз держал для Г.М. наготове коробку с сигаретами и растворимым кофе. Несколько блоков сигарет доставалось и мне.

– Пап, по-моему, Г.М. забыл, что он народный писатель, – сказал я, осматривая кофейные банки и сигареты из института ядерной энергии.

– Почему так думаешь?

– Вместо того, чтобы пить кумыс или айран, он налегает на кофе.

– Балам, у тебя нехорошая привычка шутить над заслуженными людьми.

– Что я такого сказал?

– Я имею в виду не только Габена, – сказал папа,- Когда я тебе говорю, что надо знать родной язык, ты говоришь, что иностранный знать тебе необязательно. Теперь… Сам с удовольствием куришь американские сигареты, пьешь кофе и говоришь, что Габену следует пить кумыс. Что за фасон? Чтобы говорить так, как ты говоришь, надо заслужить право так говорить.