Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И именно она заставила краснеть Максима Горького, когда потребовала от него предоставить доказательства наличия у Маяковского «дурной болезни». Этот слух старательно распускал лучший детский писатель СССР Корней Чуковский, утверждая, что жертвой «заболевания» Маяковского когда-то стала Соня Шамардина. На самом деле семнадцатилетнюю подругу футуристов, художницу Софью поэт банально отбил у именитого провокатора. Игорь Северянин писал о ней Владимиру Маяковскому:
И, наконец, ты помнишь Сонку,
Почти мою, совсем твою,
Такую шалую девчонку,
Такую нежную змею?..
Алексей Максимович, который по какой-то собственной причине настойчиво поддерживал эти гнусные инсинуации, во время разговора с Лили Юрьевной долго рылся в ящиках своего рабочего стола, но необходимых «документов» так и не нашёл.
Аркадий Ваксберг в уже упоминавшейся книге «Лилия Брик. Жизнь и судьба» написал по этому скорбному поводу: «Что побудило Чуковского ровно четыре года спустя — ни с того ни с сего — трансформировать исповедь в сплетню, сославшись на рассказ неведомого врача, и отправиться с ней к Горькому, уже ставшему в то время влиятельной фигурой при захвативших власть большевиках? Держать язык за зубами Горький никогда не умел: прежде всего он поспешил обрадовать пикантной новостью наркома просвещения Луначарского. Потом с его же лёгкой руки сплетня пошла гулять по всему Петрограду. Дошла и до Лили, в доме которой он так любил чаёвничать и предаваться картёжной игре. Лиля всегда была человеком не рефлексий, а действий. Она тотчас отправилась к Горькому, прихватив с собой как свидетеля Виктора Шкловского, и потребовала объяснений».
Лили Брик в золотом платье. На голове — косынка из ткани, изготовленной по рисунку Любови Поповой.
Фото А. Родченко. 1924 г. ГММ
Горький «стучал пальцами по столу, — вспоминал впоследствии В. Шкловский, — говорил: „Не знаю, не знаю, мне сказал очень серьёзный товарищ. Я вам узнаю его адрес“. Л. Брик смотрела на Горького, яростно улыбаясь». [1. 45]
Значительно позднее в Переделкино от Брик достанется и Борису Пастернаку «за картошку»…
Правда, значение родной сестры Ольги в жизни Маяковского не менее велико и, возможно, при других обстоятельствах могло было быть ещё значительнее. Ольга Владимировна — женщина талантливая и не менее активная — почему-то уступила своё место рядом с гением Брик.
Е. Лавинская вспоминала: «Лиля Юрьевна в тот период их (Маяковских) никогда не ругала, а говорила: „Они очень милые, но такие неинтересные, и разговаривать с ними абсолютно не о чем“». [1. 64]
Фаина Раневская — давняя знакомая Лили — оставила по этому поводу дневниковую запись: «Вчера была Лиля Брик, принесла „Избранное“ Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: „Отказались бы и от Маяковского?“ Она не задумываясь ответила: „Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей“. Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому, и даже физически заболело сердце».
Примечательно ещё одно высказывание Л. Брик по поводу самоубийства Владимира Маяковского: «Хорошо, что он застрелился из большого пистолета. А то некрасиво бы получилось: такой поэт — и стреляется из маленького браунинга». Потом о нём же, как-то совсем уничижительно: «По улицам носился, задрав хвост — и лаял зря на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинился…» или, к примеру, сравнивала его и Осипа: «Разве можно сравнивать его с Осей? Осин ум оценят будущие поколения. А Володя? Какая разница между ним и извозчиком? Один управляет лошадью, другой — рифмой». Как-то многовато цитат получилось…
Тем не менее решение СНК РСФСР об объявлении законных наследников поэта и включении в этот список Л. Ю. Брик состоялось, и его противоречие с существующим законом не могло не быть очевидным как для самой Лили Юрьевны, так и для профессионального юриста О. М. Брика.
Советское правительство с таким же успехом могло объявить наследником Владимира Владимировича бывшего народного комиссара по просвещению Анатолия Васильевича Луначарского: его определяющая роль в творческой судьбе, да и в повседневной жизни Маяковского очевидна и сомнений ни у кого не вызывала.
И всё-таки заслуги Лили Юрьевны Брик в создании хрестоматийного образа Владимира Маяковского в качестве первого поэта Революции признавались и её друзьями, и недругами.
Решение Совнаркома об увековечивании памяти В. В. Маяковского совершенно не означало преодоления бюрократических барьеров, которые множились в государственных издательствах: да — знаменитый, да — революционный… но непонятный сегодняшним пролетарским массам, обуржуазившийся, скандальный. «Непонятность» стихов Маяковского вообще является отдельной темой, которую поэт постоянно обсуждал на встречах с читателями.
Товарищ Маяковский,
писали б ямбом,
двугривенный
на строчку
прибавил вам бы. —
Расскажет
несколько
средневековых легенд,
объяснение
часа на четыре затянет,
и ко всему
присказывает
унылый интеллигент:
— Вас
не понимают
рабочие и крестьяне. —
Сникает
автор
от сознания вины.
А этот самый
критик влиятельный
крестьянина
видел
только до войны,
при покупке
на даче
ножки телятины.
А рабочих
и того менее —
случайно
двух
во время наводнения.
Глядели
с моста
на места и картины,
на разлив,
на плывущие льдины.
Критик
обошел умилённо
двух представителей
из десяти миллионов.
Ничего особенного —
руки и груди…
Люди — как люди!
А вечером
за чаем
сидел и хвастал:
— Я вот
знаю
рабочий класс-то.
Я
душу
прочёл
за их молчанием —
ни упадка,
ни отчаяния.
Кто может
читаться
в этаком классе?
Только Гоголь,
только классик.
А крестьянство?
Тоже.
Никак не иначе.
Как сейчас, помню —
весною, на даче… —
Этакие разговорчики
у литераторов
у нас
часто
заменяют
знание масс.
(Маяковский В. В. Массам непонятно)
26 апреля 1930 года (со дня гибели Маяковского не прошло и двух недель) И. В. Сталин получил адресованное ему и В. М. Молотову обращение руководителей РАПП, в котором ими заявлялся решительный протест против настойчивого стремления представить В. В. Маяковского «идеальным типом пролетарского писателя, образцом революционного борца и т. д.». Маяковский, по мнению «рапповцев», пролетарским поэтом никогда
