Покоритель джунглей - Луи Жаколио

— Все то же видение, — пробормотал он.

Но заблуждение его длилось недолго. В окружающей вице-короля тишине раздался торжественный голос, окончательно вернувший его к реальности.

— Сэр Джон Лоуренс, — сказал председатель трибунала, — приди в себя. То, что сейчас происходит, не сон. Ты находишься перед тайным трибуналом, призвавшим тебя на суд, чтобы выслушать твои объяснения, прежде чем произнести приговор.

При этих словах вице-король выпрямился, глядя вокруг с высокомерием и презрением.

— Что значит эта комедия? Где я? Кто привел меня сюда? — в голосе его еще чувствовалась тревога.

— Это не комедия, сэр Джон Лоуренс, — проговорил старший из Трех.

— Ну маскарад, если вам так больше нравится, — с сарказмом произнес вице-король, к которому вернулись уверенность и спесь, несмотря на то, что он никак не мог объяснить себе, как очутился в этой комнате.

— Сэр Джон, — сухо ответил его собеседник, — у нас есть способ заставить тебя уважать твоих судей, не вынуждай нас прибегнуть к нему.

По знаку председателя два факира встали по обе стороны обвиняемого.

— Как! Вы осмелитесь поднять на меня руку? Подобная дерзость будет вам дорого стоить.

— Прекрати свои нелепые угрозы, — сказал Анандраен, ибо он возглавлял трибунал, — они ни к чему не приведут, никакая сила в мире не смогла бы сейчас вырвать тебя из наших рук… Здесь больше нет вице-короля, есть простой подсудимый, который должен ответить за свои поступки. Если ты хочешь знать, насколько серьезно твое положение, могу сказать, что тебе придется защищать свою жизнь…

— Значит, западня, а потом убийство! — воскликнул сэр Джон, невольно вздрогнув.

— Ничего подобного, ты свободно выйдешь отсюда. Но будь уверен, что каким бы ни был приговор, он будет приведен в исполнение ровно через три дня, несмотря на твоих сбиров, полицейских, часовых. Защищайся как следует и не надейся убежать от нас. Клянусь Богом, который един для всех, тебя будут судить с полной беспристрастностью. Прежде всего я хочу в нескольких словах пояснить ситуацию, в которой ты оказался.

— Этот мерзавец Кишнайя предал меня! — в ярости воскликнул вице-король.

— Нет, сэр Джон, твой союзник не изменил тебе. Знай только, что никто не может бороться с обществом Духов вод. Если бы мы захотели, ни один из солдат, посланных арестовать нас, не вернулся бы назад. Но нам было угодно создать у тебя видимость успеха твоих планов, чтобы затем с большей силой проявить наше могущество. Что касается твоего присутствия здесь, то наш браматма, переодетый паломником, не употребил никакого насилия, чтобы привести тебя сюда. Тебе известно, что мы обладаем способностью сломить любую волю одной силой взгляда, и ты сам, по доброй воле…

— Довольно шуток, — прервал его сэр Джон, который наконец понял, как его завлекли сюда. — Я в вашей власти. Что вам от меня нужно?

— Сейчас ты услышишь обвинение, которое мы поручили составить браматме.

— Я не признаю этого смехотворного подобия суда. Ни один трибунал в Индии не может существовать без разрешения королевы. По какому праву вы присвоили себе эту власть?

— Наше право выше права твоей государыни, сэр Джон Лоуренс, — ответил старший из Трех. — За ним восемь веков существования, оно родилось в недрах нашей родины, когда древняя Земля лотоса склонилась, трепеща, под тяжким игом чужеземцев. Не тому, кто правит силой, говорить о праве и справедливости! Покажи мне договор, по которому Индия добровольно отдала себя во власть Запада… Чужеземцы смиренно явились сюда, привлеченные нашими богатствами, вымаливая у набобов маленький клочок земли, чтобы обосноваться там. Всюду они сеяли раздоры и ненависть и, пользуясь нашими междоусобицами, постепенно распространили свое господство на всю страну. Взяточничество, грабеж, насилие — вот на чем основано ваше право! Ну что ж, если ты правишь нами по праву сильного, то мы защищаемся по праву, более достойному уважения, — по праву слабого. Да, в течение восьми веков мы защищали слабого от сильного, угнетенного от угнетателя, мы и сегодня не изменяем этому священному долгу.

Старший из Трех произнес эти слова так властно и убежденно, что сэр Джон Лоуренс не пытался больше протестовать.

— Я здесь не для того, — твердо ответил он, — чтобы спорить с вами о превратностях исторических судеб народов. Мне поручено королевой управлять Индией, и до последнего дыхания, пока у меня будет хоть малейшая власть, я не выпущу из рук вверенные мне бразды правления.

— Тебя лично никто не обвиняет в узурпации власти, — вмешался браматма. — Каково бы ни было ее происхождение, не о ней речь, и не ты за нее в ответе. Я требую у тебя отчета за пролитую тобой невинную кровь. Когда все уже сложили оружие, ты хладнокровно, без всякого повода, даже вопреки правильно понятым интересам твоей страны, залил две трети Индии кровью, превратив их в руины. В Серампуре, Агре, Бенаресе, Дели, Лакхнау, Хардвар-Сикри и в сотне других мест пьяные солдаты убивали женщин, детей, стариков и тех, кто поверил твоим лживым обещаниям и спокойно вернулся домой. Если верить только официальной статистике, более миллиона человек погибло во время этих неслыханно жестоких репрессий, проведенных с одной целью — подавить у индусов всякую волю к сопротивлению, обескровить страну.

Голос браматмы задрожал от негодования.

— Сэр Джон Лоуренс, ты уничтожил два поколения, от восемнадцати до тридцати лет. Любое живое существо, без различия пола и возраста, становилось жертвой твоих палачей. Ты совершил гнусность, которой нет равной в истории, — ты погубил молодых матерей, и на двадцать лет Индия станет бесплодной. С твоим именем связан позорный случай, навечно заклеймивший тебя: когда зверь в обличье человека по имени Максвелл, уже заплативший свой долг, спросил тебя, как поступить с жителями Хардвара, ты велел собрать их на площади и стрелять по человеческому стаду до тех пор, пока никого не останется в живых. И когда мерзавец спросил: «А грудные дети?», ты ответил с улыбкой, которая заставила содрогнуться даже это чудовище: «Было бы слишком жестоко разлучить их с матерями». (Исторический факт.) Приказ твой был выполнен. Найди среди знаменитых убийц, кончивших жизнь на эшафоте, хоть одного, кто согласился бы подать тебе руку!

Обескровив Бенгалию, ты решил опустошить Декан. Но этого не будет, чаша терпения переполнилась, и час правосудия пробил. Мы могли бы убить тебя как обычного злодея, но мы хотели услышать, не найдешь ли ты хоть какого-то оправдания своим преступлениям. Во имя Индии в слезах и матерей в трауре я требую от трибунала Трех приговорить этого человека к смерти!