Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке - Михаил Салтыков-Щедрин

Они представляли собой признанную культуру, сверх того в уезде еще не утратили привычки повторять их имена. А Вздошников с Карлом Иванычем так уж на придачу пошли, в виде гамбеттовских новых общественных слоев.

Тем не менее я долгое время и сам сомневался в правильности моих заключений. С одной стороны, мне вполне ясно представлялось, что все эти Дракины, столь неожиданно возведенные в звание излюбленных земских чинов, суть не что иное, как люди, которые, получив от начальства разрешение вылудить все наличные больничные рукомойники, готовы головы свои положить, чтобы выполнить это поручение; но с другой стороны, представлялось и так: почему же, однако, эти ревностные лудильщики, с первых же шагов своего появления на арену лужения, признаются посевающими в обществе недовольство существующими порядками и подрывающими авторитеты? Или — вы сами, конечно, это помните — до последнего времени не было той губернии, которая не оглашалась бы воплями пререканий между «нашими молодыми, неокрепшими учреждениями» и учреждениями старыми, окрепшими до степени окаменелости.

К счастью, нынче «молодые учреждения» сами настолько окрепли, что нет уже надобности скрывать, в чем тут штука была.

Стр. 321, строка 16. После: «это слово от души ненавидели?» — в рукописи:

И как только яд этих ненавистников проник в сердцевину «слова», так оказалась в нем гниль, которая разрасталась и разрасталась, покуда, наконец, не запахло тлением.

Строки 22–25. Вместо: «И как-то особенно быстро <…> сразу нет ничего» — в рукописи:

Покуда простодушные люди разводили руками (правда, на этот раз поцелуев не было), люди злокозненные наматывали себе на ус и приспособлялись.

Стр. 331, строки 31–40. Вместо: «Вообще нынче <…> выразить вам не могу…» — в рукописи:

Post scriptum. Вы помните, милая тетенька, что к вам, в Ворошилов, приезжала какая-то дамочка и склоняла вашего урядника поступить членом какого-то «Союза торжествующих лоботрясов». Но, не успев будто бы в этом намерении, уехала в Великие Луки, с тем чтоб оттуда пробраться в Опочку и Новоржев.

«Декабрьское письмо» посвящено земству, воплощенному в образе Пафнутьева (либеральные земцы, претендующие на участие в государственном управлении) и в групповых образах Дракиных и Xлобыстовских (реакционные земцы, носители крепостнических идеалов и тенденций)[379]. Для уяснения политического смысла и сатирической остроты «письма» необходима некоторая осведомленность в истории земского движения конца 70-х — начала 80-х годов. Годы второго демократического подьема в России явились годами оживления также и среди земских либералов. В их кругах явственно обнаружились конституционные стремления, достигшие своего апогея в период лорис-меликовской «диктатуры сердца». Но, в конечном итоге, эти стремления оказались, по замечанию В. И. Ленина, лишь «бессильным» порывом. «И это несмотря на то, что сам по себе земский либерализм сделал заметный шаг вперед в политическом отношении»[380]. «Классовое бессилие» русского либерализма, его умеренность, нерешительность и лояльность по отношению к самодержавию, а с другой стороны, деятельность органов охраны режима, преследовавших даже ничтожные ростки политического протеста или недовольства, где бы они ни проявлялись, не только свели до минимума значение «земской оппозиции» как фактора в борьбе за политическую свободу, но и позволили земству еще раз сыграть свою роль «орудия укрепления самодержавия» (Ленин). В 80-е годы по мере углубления аграрного кризиса, толкавшего помещичье хозяйство на путь прямой экономической реакции, помещикам было уже не до конституционных демонстраций, хотя бы и самого невинного свойства. В их среде все более укрепляются крепостнические настроения, и рупором их делаются те самые земства, которые столь недавно провозглашались «зарей гражданских свобод». Именно из земской среды скоро начнут выходить проекты наиболее реакционных контрреформ 80-х годов (например, идея земских начальников), осуществляемых затем правительством.

На этой-то пока еще полускрытой реакционной метаморфозе земства и фиксирует внимание декабрьское «письмо», во многом предвосхищая эту метаморфозу, ставшую историческою явью лишь несколько лет спустя. Обличение земства как в данном «письме», так и в ряде других мест цикла, полемически связано с брошюрой генерала Р. А. Фадеева и министра двора гр. И. И. Воронцова-Дашкова «Письма о современном положении России», изданной в 1881 г. в Лейпциге (см. о ней ниже на стр. 670).

Исполненная сарказма критика реакционных и крепостнических тенденций в земстве («стоит только оплошать — и крепостное право вновь осенит нас крылом своим») привлекло к декабрьскому «письму» внимание цензуры. Наблюдавший за «Отеч. зап.» цензор Н. Лебедев направил 11 декабря 1881 г. в Петербургский цензурный комитет донесение о «письме», заканчивавшееся следующим заключением: «Из содержания этой статьи явствует, что автор не сочувствует той части прессы, которая за идеал совершенствования России принимает земское начало и которая в земских людях видит краеугольный камень государственной незыблемости и общественного порядка в нашем отечестве. Но представления земских людей в таком мрачном свете, как это делает автор в своей сатире, едва ли может служить причиною к аресту книги…» На другой день отзыв А. Лебедева был доложен Главному управлению по делам печати, которое согласилось с мнением цензора не препятствовать распространению декабрьского «письма»[381]. Наличия в «письме» о земстве ряда заимствований из запрещенного «письма» о «Священной дружине» цензура не заметила.

…Пафнутьев из Петербурга воротился… — В образе Пафнутьева Салтыков еще в «Признаках времени» изобразил тип помещика-либерала конца 60-х годов, превратившегося позднее в либерального земца, который и фигурирует под тем же именем в комментируемом «письме»[382]. Описание «эпопеи пафнутьевского пребывания в Петербурге» представляет сатиру на придуманные гр. Игнатьевым надувательские способы «общения правительства с народом» в форме созывов земских «сведущих людей» для участия их в обсуждении некоторых вопросов управления (см. об этом выше, прим. к стр. 277). Двухкратное приглашение в 1881 г. земских «экспертов» в Петербург и их деятельность, равнозначную «толчению воды в ступе», речь Игнатьева 24 сентября 1881 г. (на открытии второго совещания), в которой он демагогически заявил под шумные аплодисменты, что «сведущие люди» призваны для того, «чтобы самые жизненные вопросы страны не были решаемы без выслушивания местных деятелей» («Правительственный вестник», 25 сентября 1881 г.); последовавший почти вслед за этим заявлением резкий отказ удовлетворить ходатайство ряда земских собраний о приглашении их представителей в учрежденную 20 октября 1881 г. так называемую Кахановскую комиссию, имевшую своей задачей как раз «преобразование местного управления», — наконец, верноподданнически охранительные адреса тамбовского и саратовского земств (в октябре 1881 г.) — все эти сюжеты, привлекавшие к себе в тот момент большое внимание прессы и общества, и составляют ближайшую конкретно-историческую основу к той части «письма», которая посвящена описанию «неудачного набега земцев в Петербург».

«аншанте» — сокращенная форма приветствия на франц. языке: enchanté de vous voir — рад видеть вас.

«Союз Недремлющих Лоботрясов» — одно из наименований в салтыковской сатире «Священной дружины», см. прим. к запрещенной редакции «письма» III, стр. 666 и след. наст. тома.

По дороге из Средней Мещанской в Фонарный переулок. — Эта улица и этот переулок Петербурга были средоточием публичных домов.

«Люблю я земщину, но странною любовью». — Сатирическая парафраза первого стиха «Родины» Лермонтова: «Люблю отчизну я, но странною любовью».

Вздошнйков. — Этот «крестьянский» представитель земства скоро превратится в салтыковской сатире вполне закономерно в «купца Вздошникова» (см. «Современную идиллию», гл. 16–18).

…девичью кожу есть… — Средство от кашля, приготовлявшееся в смеси с сахаром и яичным белком.

…с самой «катастрофы»… — Так крепостники называли крестьянскую реформу.

…я виде гамбеттовсхих новых общественных слоев. — Ср. выше, «За рубежом», стр. 153–154.

…лужение больничных рукомойников… — Опасаясь влияния либерально-оппозиционных элементов в земских учреждениях, правительство передало им, при их учреждении, только хозяйственные дела, касающиеся «польз» и «нужд» данной губернии и уезда. Впервые эту сатирическую характеристику, ставшую классической, Салтыков применил в рассказе 1868 г. «Новый Нарцисс, или Влюбленный в себя» (вошел в сборник «Признаки времени», см. т. 7 наст. изд.).