Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2 - С. Т. Джоши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре после прогулки по кладбищу де Кастро уедет. Барлоу задержится еще на три недели и пятнадцатого числа успеет посетить с Лавкрафтом Ньюпорт, а двадцатого (в сорок шестой день рождения Лавкрафта) – Салем и Марблхед. По пути они подобрали в Линне Кеннета Стерлинга, который там восстанавливался после операции. Осенью он поступит в Гарвард.
По всей видимости, в тот провиденсский период Барлоу с Лавкрафтом успели поработать над кое-чем еще: рассказом «Ночной океан». Сравнительно недавно обнаружилась отредактированная Лавкрафтом рукопись Барлоу, и отныне известен точный вклад первого. Раньше на этот счет оставалось гадать по его письмам. Так, Хайману Брадофски, издавшему рассказ в Californian зимой 1936 года, он признается, что «отдельные места переписал с нуля»12, однако в письме к Дуэйну У. Раймелу красноречив в похвале: «Он делает успехи. Для меня „Океан“ в числе самой выразительной мистики»13. Самовосхвалением Лавкрафт не грешил – и действительно, ему принадлежит всего лишь где-то десятая часть текста. Вдобавок Барлоу и вправду «делал успехи»: его «Полузабытая история» великолепна и не несет в себе следа Лавкрафта. Рассказ, как ни странно, посвящен ему, а эпиграфом ко всем четырем главам служит двустишие из знаменитого «Некрономикона»: «То, что существует вечно, не мертво, / А в странных бесконечностях даже смерть может умереть». В остальном же стилистически и концептуально рассказ мало чем напоминает его работы. Так или иначе, после прочтения Лавкрафт остался в восторге: «Пресвятой Юггот, какой шедевр! Восхитительный рассказ, под стать лучшим у К. Э. С. [Кларка Эштона Смита]! Замечательный ритм, красочные образы, чувственная выразительность и убедительный антураж. О Цаттогуа! Что ни говори, ты мастер слова!.. Попал в самую точку! Размах – космический, как в раннем Уондри, а наполнение невообразимо обильнее. Так держать!»14 Есть вероятность, что хвалил Лавкрафт даже не рукопись, а печатное издание – соответственно, к редактуре уже никак не мог приложить руку. Он уговаривал скорее послать рассказ Фарнсуорту Райту из Weird Tales, добавляя, что «публикации в любительских журналах WT не учитывает», словно в Californian уже готовили «Ночной океан» к печати или даже напечатали. Уговорам Барлоу, по всей видимости, не поддался. В номере Californian с рассказом Лавкрафт в «Литературном обзоре» вновь щедро осыпает его похвалой.
Трудно не согласиться: в окружении Лавкрафта почти не писали более проникновенных и атмосферных работ. К сути интеллектуального ужаса Барлоу приблизился, пожалуй, даже сильнее самого Лавкрафта (не превзойдя разве что «Цвет из иных миров») – наравне с некоторыми произведениями Блэквуда, о которых тот пишет в «Сверхъестественном ужасе в литературе»: «Здесь искусство и сдержанность повествования достигают апогея, а пробирающая жгучесть не подпорчена вымученностью и фальшивыми нотами… Сюжет затерян на заднем плане и не мешает править бал атмосфере». Сюжет в «Ночном океане» (художник приезжает отдохнуть в домике на берегу океана и смутно ощущает, что на берегу и в воде кто-то затаился) точно так же «затерян на заднем плане», а покоряет рассказ подачей: иносказательность и образность, которыми так часто грешит поздний Лавкрафт, в нем идут на пользу, а в финале рассказчик заключает, что:
«…чужеродность… взбурлила под стать дьявольскому вареву в котле, поднялась до краев и, выждав мгновение, схлынула с глаз долой, так и не открыв своего послания… Сколь близок я был к древней тайне, что обитает у грани познания и без опаски рыщет близ людских жилищ, – однако она ускользнула, оставив меня ни с чем».
Трактовать «Ночной океан» можно совершенно по-разному, с удовольствием предаваясь фантазиям при перечитывании. Это последнее сохранившееся произведение, к которому приложил руку Лавкрафт.
С одиннадцатого по тринадцатое сентября в Провиденс наведался Джеймс Ф. Мортон, а девятнадцатого на день – Морис У. Моу, хотя приехал он в первую очередь к Юнис Френч (1915–1949), студентке Брауновского университета. Сохранилась ее фотография с Лавкрафтом, сделанная наверняка Моу в тот день.
Вспомним, как Лавкрафт якобы сетовал заказчику о приезде Барлоу. Этим заказчиком – точнее, заказчицей – была его старая коллега по самиздату профессор Энн Тиллери Реншоу, на тот момент владевшая школой ораторского мастерства в Вашингтоне. В начале 1936 года она предложила Лавкрафту на редактуру буклет «Культурная речь» для своих взрослых учеников. Тот загорелся начинанием – не только из интереса, но и на фоне серьезного перебоя с заказами.
Получив в середине февраля как минимум часть текста, он понял, что «работа предстоит серьезнее, чем казалось. Придется ознакомиться с источниками и переписать довольно специфичный текст», однако, даже несмотря на тетино состояние, был готов взяться – но с четкими рамками, насколько сильно расписать текст. «Гонорар обсудим позже. Уверен, сколько бы вы ни предложили, меня устроит (как и раньше)»15, – беззаботно добавляет Лавкрафт. Просить за такую работу, как стало ясно в конце, нужно не меньше двухсот долларов – и отказал бы только сквалыга. В конечном счете Лавкрафту заплатят всего сто: попросил он сто пятьдесят и сам же снял пятьдесят за опоздание16.
Уточнения Реншоу предоставила уже двадцать восьмого февраля, однако госпитализация Энни все перечеркнула, и ответить Лавкрафт сумел лишь тридцатого марта. К тому времени была закончена вторая глава («Пятьдесят частых ошибок») и четвертая («Какие термины уместны в беседе»). На визиты в библиотеку времени не было, так что в работе пришлось ограничиться своей домашней. Со временем пришло понимание, что тексту требуется не редактура, а переработка, и Лавкрафт вновь спросил о степени своей свободы – особенно в разделах о клише, ошибках в произношении, а также списке для чтения. Очевидно, в душе он надеялся утомить Реншоу нерасторопностью и потерять заказ в пользу, например, Мориса У. Моу.
Надежды не оправдались: шестого апреля придет ответ с пояснениями и сроком сдачи работы – первое мая (по-видимому, пособие требовалось к началу осеннего семестра). Лавкрафта тем временем одолевали заботы: он ухаживал за Энни, приходил в себя после фиаско в Astounding и смерти Роберта И. Говарда, разбирался с конфликтом в НАЛП и летом – осенью принимал гостей. К Реншоу в итоге он напишет только девятнадцатого сентября, и то лишь после ее письма пятнадцатого. Из-за Барлоу, как он оправдывается, в августе редактура шла нерегулярно: «Что сказать, в работу я погружался за полночь, когда он уходил в свою берлогу по ту сторону гортензий (а потом еще потешался, что дедуля спит до полудня!), но это ровным счетом ерунда, ведь из-за перегруженного
