Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

— Неужели, пастор Сигурдур, вы не можете хоть раз обойтись без своей богословской премудрости? Не можете положить руку на сердце и, вместо того чтобы пялить глаза на продырявленную деревянную ногу, взглянуть на миг в лицо живому человеку и ответить на вопрос: кто больше страдал в этом мире: бог во имя людей или люди во имя бога?

— Такой вопрос задает лишь человек, падкий до греха. Молю, чтобы вас миновала сия чаша с ядом, на дне которой скрыта вечная погибель.

— Вижу, что вы не имеете ни малейшего понятия о моих делах. Вы поддерживаете всю эту досужую болтовню служанок и дурную молву обо мне скорее из злого умысла, нежели по каким-либо основательным причинам.

— Это жестокие слова, — сказал пастор.

— Однако я не угрожаю вам вечной погибелью, что, как я слышала, на вашем языке означает ад, — ответила она и засмеялась.

У него дрогнуло лицо.

— Женщина, которая приходит ночью к мужчине… — начал он, но запнулся, взглянул ей в глаза горящим взором и сказал: — Я почти застиг вас на месте преступления. Это уже не болтовня служанок.

— Я знала, что вы так думаете. И я пришла сказать вам, что вы заблуждаетесь. Я хочу предостеречь вас против клеветы на него. Слава его будет жить долго после того, как перестанут смеяться над вами и надо мной. Он готов был пожертвовать жизнью и счастьем, чтобы возвысить свою бедную страну. Такому человеку не придет в голову обесчестить покинутую женщину, которая обращается к нему со своим делом.

— У женщины, которая навещает ночью мужчину, может быть лишь одно дело, — сказал каноник.

— Тому, кто не в силах возвыситься в мыслях над своей жалкой плотью, кто вечно держит ее у себя перед глазами, на стене, в виде идола с пробитыми конечностями, или ищет в священных книгах оправдания своей жалкой похоти, тому никогда не понять человека, который посвятил себя душой и телом служению беззащитным людям и добивается справедливости для своего народа.

— Сатана принимает разные обличья, дабы соблазнить женщину. Первый раз он предстал в виде змея, чтобы искусить ее яблоком. Он не сам подал ей яблоко, а своими речами заставил ее забыть божью заповедь и сорвать яблоко. Не в его обычаях самому делать грязную работу, а то бы люди избежали его. Его потому и называют искусителем, что он соблазном подчиняет себе волю человека. В этой книге, «De operatione daemonum»[160], что лежит раскрытая перед нами, содержится множество примеров, подтверждающих это. Вот девица в страхе обращается к нечистому после того, как он разжег в ней плотское вожделение, а потом покинул ее. «Quid ergo exigis, — говорит она, — carnale conjugium, quod naturae tuae dinoscitur esse contrarium?» — то есть: почто ты искушаешь меня, если сам ты не из плоти? А он ответствует ей: «Tu tanturn mihi consenti, nihil aliud a te nisi copulae consensum requiro», — ты согласилась вступить со мною в блуд, а мне ничего и не нужно было, кроме твоего согласия.

После того как каноник растолковал ей таким образом этот пример на двух языках, гостья оставалась у него недолго. Несколько мгновений она смотрела на каноника с немым удивлением, казалось, она не может понять его. Затем она встала, рассеянно улыбнулась, поклонилась и сказала на прощание:

— Благодарю моего доброго друга и духовника за эту веселую скабрезную историю.

В пасхальную неделю в Скаульхольте был собор, на котором присутствовали монастырские экономы, доверенные лица и члены приходских советов. Обсуждались самые разнообразные вопросы: об арендной плате и скоте, о лечении прокаженных, содержании больниц, расселении бедняков, о мерах против тех арендаторов церковных земель, которые съели скот, отданный им в аренду, о похоронах бездомных, иной раз умиравших массами на дорогах; обсуждалась к тому же ежегодная челобитная королю касательно нехватки церковного вина и снастей. Из-за нехватки лесок людям трудно было ловить рыбу в церковных прудах, а недостаток вина затруднял плавание в море милосердия божьего. Но это была лишь ничтожная частица всех тех дел, которыми приходилось заниматься духовным лицам.

К концу третьего дня епископ, сидевший в кругу своих пасторов, поднялся на кафедру и лишний раз напомнил им об основных догматах истинной веры, облекая свою речь в слова, которые всем очень нравились и ровно никого не удивляли.

Все были готовы к отъезду. На дорогу собравшиеся укрепили себя хоралом «Господь, даруй нам силу». Когда исполнялся последний стих этого песнопения, пастор Сигурдур Свейнссон покинул свое место, прислонился к двери и стал с самым серьезным видом ждать конца. Едва только отзвучало в нетопленной церкви хриплое пение, он вытащил из кармана распечатанное письмо, разгладил его дрожащими руками и сказал, что он не мог отказать в просьбе одному из своих прихожан, достойному и уважаемому человеку, который вручил ему письмо к собору. Каноник присовокупил, что, насколько ему известно, автор письма не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего, а поэтому он, каноник, считает себя тем более обязанным выполнить его просьбу. Затем он зачитал вслух пространное путаное письмо, составленное настолько витиевато, что слушатели долго не могли уразуметь, в чем, собственно, было дело. Вначале составитель письма пространно восхвалял чистоту нравов и описывал, как надлежит вести себя людям высшего сословия и как служители церкви должны поощрять добронравие высших классов, дабы оно могло служить примером простому народу. Затем приводились прискорбные случаи, рисовавшие ужасающее падение нравов в стране, и в особенности среди знати, будь то мужчины или женщины. Далее указывалось, что духовенство замалчивает и покрывает подобное поведение, хотя оно оказывает тлетворное влияние на нравы простого народа, о которых всякий может прочитать в книге «Семь слов Спасителя на кресте». Далее все шло в том же духе.

Поначалу некоторые слушали, разинув рты, широко раскрыв глаза и выпятив подбородки, а старые глуховатые пасторы прикладывали руку к уху, чтобы лучше слышать. Но так как поток красноречия не иссякал и никто не мог уловить существа дела, то скоро все устали, и на лицах слушателей появилось тупое и сонное выражение, делавшее их похожими на вяленую треску.

Под конец автор спустился с небес на землю и перешел к описанию прискорбного случая, который затрагивал его особенно близко. Оказалось, что минувшей осенью его законная супруга Снайфридур Бьорнсдоутир, поддавшись уговорам неких лиц, покинула свой дом. Затем он изложил весьма напыщенным слогом историю отъезда жены, столь часто повторявшуюся им кстати и некстати, поделился сплетнями насчет ее прежнего знакомства с Арнасом Арнэусом и привел новые слухи о том, что ее тайная преступная связь с ним возобновилась в Скаульхольте. Рассказал он и о своих попытках уговорить высокопоставленных особ выступить в роли посредников и убедить ее вернуться домой и утверждал, что все остались глухи к его мольбам. Затем в письме говорилось, что когда он последний раз хотел поделиться в Скаульхольте своими горестями, на него натравили собак и даже грозили ему телесным наказанием. Все же он выражал уверенность, что эти угрозы исходили не от хозяев Скаульхольта; он еще больше утвердился в подозрении, что зачинщиками являются лица, занимающие в настоящий момент еще более высокое положение, нежели хозяева Скаульхольта. Автор письма обращался к достойному собору со слезной просьбой принять меры, дабы положить конец предосудительному поведению его супруги и помочь вытащить ее из болота, в коем она завязла перед лицом господа и всех праведных христиан. Письмо заканчивалось ссылкой на книгу «Семь слов Спасителя на кресте», высокопарными благочестивыми фразами и молитвой святой троице о воскрешении добрых нравов в стране. И, наконец, в самом низу стояло: «Аминь, аминь, Магнус Сигурдссон».

По выражению лиц слушателей было совершенно невозможно угадать, что они думают об этом сочинении. Их обветренные лица походили на причудливые выступы на скалах, творимые самой природой и отдаленно напоминающие своими очертаниями человеческие физиономии. Правда, подбородки и носы у них были слишком длинные, а волосы чересчур косматые, но ни солнце, ни град не могли изменить выражения их лиц. Каноник сунул письмо обратно в карман и вышел. На этом служба закончилась, и все встали. Кое-кто из молодых капелланов украдкой посматривал на своих наставников, но взгляды эти остались без ответа. Лишь выйдя из церкви, они завели разговор о менее серьезных делах.

Арнэусу было доложено обо всем случившемся. Он немедля послал к канонику своего писца, чтобы тот снял копию с письма Магнуса Сигурдссона. Затем Арнэус прочел его вслух своим людям и посмеялся над всей этой историей. Это не помешало ему, однако, послать за окружным судьей Хьяльмхольта Вигфусом и принести жалобу на автора письма. Своим слугам Арнэус приказал упаковать к утру все вещи и позаботиться о том, чтобы лошади были подкованы.