Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!» - Герман Романов

И закуска знатная прилагается – на десятках горящих костров крутили на вертелах пригнанных молдаванами молодых бычков. Подходи смело, отмахни любой приглянувшийся кусок да порадуй душеньку…

Вот только у Петра радости на душе не осталось. Он объехал поле сражения. И сейчас Петр верил тому, о чем говорил старый священник, – он живет за других. И чтобы этот мир стал лучше того, в котором жил раньше, с его изломанной судьбой, вечным рабством, неважно, крепостное оно или сталинско-колхозное. С революциями, с террором, с льющейся реками кровью…

Только сейчас он осознал, какую чудовищную ношу попытался на себя взвалить. Все они, погибшие – и бедняга Гудович, и старик Тихомиров, и драгун, что тогда в Гостилицы новости об отраве привез, и многие другие, – все они эту ношу на свои плечи взвалить пытались. Погибли, его спасая. И другие найдут свою смерть, на кого он ношу эту взвалит опять, и иного просто не дано. И выбор за ним – кого избрать на этот раз…

Петр сейчас хотел только одного – забыться. Нажраться, натрахаться, а утром все выблевать. И забыть хоть частично, чтоб меньше душу саднило… Он подошел к накрытому столику, налил себе вина и выпил залпом. Посмотрел на легкую закуску и взял с блюда черешню. Сочная, крупная, манящая – как жена. Жена…

– Государь, вам надо отдохнуть. – Лейб-медик осторожно приблизился к нему, тихо зайдя в шатер. Петр хмыкнул, он понял, что его ожидает, и бухнулся на кровать – и не походную, а широкую, мягкую, станичники из конвоя явно в какой-то усадьбе позаимствовали.

И другие приметы были весьма характерны – солдат от императорского шатра неприметно отодвинули, все подходы перекрыты на удивление трезвыми станичниками. И генералы как-то понимающе смотрели, с проблемами не лезли, даже на глаза старались не попадаться. Интересно стало – какой же сюрприз ему на эту ночь подготовили, чем решили своего поильца и кормильца утешить?

Проворный Нарцисс зажег три свечки, расставив их в разных углах шатра, потом при помощи медика снял с него обмундирование. Петр, нагой, как Адам до грехопадения, улегся на кровать и сразу ощутил подзабытый запах чистого постельного белья. Арап тут же накрыл его легким одеяльцем и, поклонившись, вышел из шатра вслед за эскулапом.

С минуту Петр лежал, гадая, что сейчас начнется. И тут за полотнищем раздалась довольно приятная музыка, явно играли на чем-то струнном.

«Решили меня восточным колоритом побаловать? Тогда танцовщицы сейчас должны появиться!»

И не успела мысль пробежать, как вовнутрь скользнули три девичьи фигурки, одетые в разноцветные шелка и блестящие ожерелья, и начали танец, медленный, грациозно изгибаясь тугими телами.

Хотя назвать их одетыми было сложно – шелк совершенно не скрывал прелести и был настолько прозрачным, что он видел даже мельчайшие складочки и родинки. Мелодия вскоре начала убыстряться, забил в такт барабан, и раздалось знакомое жужжание пчелы.

Петр вначале опешил – неужели пчела проникла в шатер, и вспомнил – в повести о Ходже Насреддине Соловьева писалось о танце «Укус пчелы», восточный стриптиз, право слово. Сейчас он все увидит собственными глазами, выбор большой – три танцовщицы! Сдобные, прелестные, видно, верный Денисов по-казачьи рассудил здраво и обстоятельно – кашу маслом не испортишь.

Мелодия все убыстрялась, «пчела» носилась словно обезумевшая, а девушки метались и изгибались, стремясь отклониться от ее укуса. Шелка слетали с них разноцветными лентами, открывая притягательные изголодавшемуся взору прелести. И внутри закипело – он, возбудившись до чрезвычайности, стал ерзать по кровати.

Девичьи тела, покрытые капельками пота, притягивали внимание своей доступностью, ему захотелось вкусить солоноватость их кожи, сжать в тисках своих объятий. Нетерпение обуяло его со страшной силой, и он не стал сдерживаться – вскочил, кинулся на смуглянку, что танцевала в центре. В ладони попала грудь, два тугих резиновых мячика, которые он стиснул с невиданной силой.

Танцовщица застонала, то ли от боли, то ли от страсти, Петр просто не придал этому значения. Какие ласки и поцелуи – в нем проснулся похотливый зверь. Не обращая внимания на двух извивающихся девушек, он швырнул смуглянку животом на кровать и снова сжал в ладонях округлости, на этот раз другие. Девчонка страстно застонала и приподняла попку, и он захотел туда ворваться, проткнуть насквозь, утолить пожар. Пальцы сдавили бедра еще сильнее, он рывком рванул ее на себя.

Похотливый стон затронул мозг, а память тут же показала искаженное любовной страстью лицо Като в ту, первую, их ночь, вернее, вечер. Прокушенную губу, раскинувшиеся на подушке черные волосы. И будто на разгоряченное тело разом выплеснули два ушата ледяной воды, которые напрочь смыли похотливый порыв, а восставшая плоть разом обмякла.

Петр стоял, хрипя от ярости. Девчушки со страхом, даже с ужасом смотрели на него. А он не мог…

– Денисов!!!

– Я здесь, государь! – за полотнищем раздался голос казака: а где ему быть прикажете – он же не порнушку слушать остался, а его охранять, работа у станичника такая.

– Девки откуда?

– Из гаремов пашей набрали. Все здоровы. Медикус их проверил!

– Отдай казакам, но только женами. Они того стоят. И не обижать! А теперь уходите все, мне одному побыть нужно!

Забыв про шелка, нагие девчонки улетучились из шатра, изгнанные свирепым рыком императора, а Петр подошел к столику и одним ударом смел с него все.

– Като! Что же ты со мной творишь?!

Берлин

– Русские говорят, что худой мир стоит доброй драки… – Король задумчиво разглядывал через окно ровные дорожки парка, который недаром считался самым красивым по всем германским землям. – А Фике мне пишет, стоит ли худой драки добрый мир между соседями…

Фридрих, которого позже назовут Великим, отошел от окна и уселся в кресло. День заканчивался, нужно было принимать ответные решения, огласить которые завтра русскому послу, потом написать письма императорской чете да озадачить вице-канцлера на предмет заключения всестороннего соглашения и особенно предлагаемых Петером секретных статей.

Он щедр, неслыханно щедр, этот русский император, но хорошо быть таким добрым, отдавая чужое добро. Искушение слишком велико. Россия предлагает Пруссии стать гегемоном во всей германской земле и, в случае необходимости, силой разрешить прусско-австрийские разногласия в Саксонии и Силезии, и за Эльбой, и на Рейне, везде, где только слышится германская речь.

Все было бы превосходно, только из этих земель исключались Восточная Пруссия, Курляндское герцогство и земли Шлезвиг-Гольштейна, что отойдут России, ну и собственно австрийских владений. Следует подумать и над тем, что Священная Римская империя германской нации должна сиять под дланью прусских королей, а не венских цесарей.