Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон

Гарви смеется.

Бригадир говорит, что вчера Уодделл наконец показал пистолет и загадочно объявил, что завтра – день выборов, а в день выборов всегда убивают людей. Гарви слышал теорию о связи летней жары или полнолуния с ростом смертности, но постулат о дне выборов встретил впервые. Это что-то новенькое.

– Расскажите о его пистолете.

Бригадир описывает девятимиллиметровый самозарядник с магазином на восемнадцать патронов. Гильзы на месте преступления были 38-го калибра, но Гарви и Макаллистер знают, что большинство людей не отличает на вид 38-й от девятимиллиметрового. Уоррен гордился своей пушкой, говорит бригадир и вспоминает, как тот рассказывал, что всегда снаряжает магазин экспансивным патроном через один с круглоносым. «Чтобы валить наверняка», – талдычил он всем, кто слушал.

И это тоже сходится, когда детективы возвращаются в город и наблюдают, как помощник судмедэксперта извлекает из тела Карлтона Робинсона пули. Этим утром на Пенн-стрит затишье – только двойное самоубийство или убийство-самоубийство из округа Монтгомери, самоубийство из Энн-Арундел, две вероятных передозировки, необъясненная смерть и десятилетняя девочка, сбитая грузовиком. Уже через час детективам подтверждают, что половина извлеченных пуль – экспансивные, а половина – стандартные круглоносые.

Здесь чувствуется ирония. В Мэриленде 9 ноября – не только день выборов, но и день, когда вступает в силу разрекламированный закон о «Saturday Night Special». Принятый законодательным собранием штата весной, несмотря на лоббистские усилия Национальной стрелковой ассоциации на сумму в размере 6,7 миллионов долларов, закон учредил наблюдательный совет для выявления и запрета продажи дешевого короткоствольного оружия в штате. Преподнесенный как победа над противниками оружейного контроля и противовес насилию, этот закон на самом деле – пустое сотрясение воздуха. Уже с 1970-х дешевые пистолеты участвуют только в редких городских убийствах: в наше время даже подростки расхаживают с самозарядниками в трениках. «Смит-вессоны», «глоки», «беретты», «зиг зауэры» – даже долбоебы всего мира, включая Уоррена Уодделла, покупают качественное оружие. И хотя исторический закон по оружейному контролю – гордость политических лидеров Мэриленда, он запоздал лет на пятнадцать.

В день после убийства Карлтона Робинсона Уоррен Уодделл звонит бригадиру и отпрашивается с работы. А еще просит привезти ему чек на другой конец города. Детективы, предвидев такую просьбу, попросили руководство стройкомпании объяснить Уодделлу, что он сам должен явиться в офис в Эссексе и расписаться за чек лично. Так бригадир ему и заявляет, а еще спрашивает, правда ли он убил Карлтона.

– Я сейчас не могу говорить, – отвечает Уодделл.

А затем, ко всеобщему изумлению, на следующее утро он приходит за чеком, подозрительно косясь на секретарш, и тут же уходит. Его вместе с другом-водителем арестовывают в километре оттуда на посту полиции округа. При обыске у него обнаруживают большую сумму наличными, карточку «Американ Экспресс» и паспорт США. Во время ареста он не делает заявлений, а затем еще больше завоевывает расположение Гарви и Макаллистера, когда по дороге в центр города симулирует болезнь живота и тратит два часа детективов на крюк до Синайской больницы.

В деле все инкриминирует Уодделла – последние слова жертвы, ссора и угрозы на работе в день перед убийством, экспансивные и круглоносые патроны, поведение подозреваемого после убийства. И все же, когда Гарви приносит дело в прокуратуру штата, ему заявляют, что получить обвинительный акт легко, а выиграть в суде – невозможно.

Основа дела – предсмертные слова Карлтона Робинсона – могут не допустить просто на том основании, что патрульные на месте преступления не известили жертву, что она умирает. Да и сам Робинсон не уточнил для патрульных, что верит в свою скорую смерть. Патрульные поступили совершенно естественным образом: вызвали скорую и наклонились к жертве, уговаривая держаться и заверяя, что он выкарабкается, если останется в сознании.

Без признания неминуемой смерти со стороны жертвы или официальных лиц обвинение Робинсона отбросит любой адвокат, сведущий в мэрилендских законах.

А без предсмертного заявления есть только косвенные улики, не больше. Уодделл, знакомый с арестами не понаслышке, не проявляет никакого интереса к допросу, а ордер на обыск не приносит им орудия убийства.

У Гарви, конечно, нет другого выбора, кроме как предъявить обвинение. Во-первых, он просто знает, что это Уоррен Уодделл убил Карлтона Робинсона. Во-вторых, должен же он закрыть это дело в свой Идеальный Год. Но когда Уодделла увозят в городскую тюрьму на досудебное содержание, детектив знает, что дальше дело только за юристами.

Разочарованный первой реакцией прокуратуры, Гарви просит Дона Гиблина, своего приятеля по гольфу из отдела насильственных преступлений, подыскать какого-нибудь ветерана. Гарви насмотрелся на судебный отдел и знает, что половина тамошних помощников прокурора только бросит взгляд на такую папку и уже объявит задачу невыполнимой. Тут, как и с делом Лины Лукас, нужен боец.

– Найди мне кого-нибудь хорошего, Дон, – просит он Гиблина по телефону. – Большего я не прошу.

10

Зал украшен остролистом,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Мчится труп в наш морг со свистом,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Говори, если желаешь,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Что про убийство ты не знаешь,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Попроси у нас пощады,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Но у нас свидетель рядом,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Будь так добр, повесели-ка:

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Кровь откуда на ботинках?

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Хочешь меньше наказанье?

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Подпиши скорей признанье!

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Рождественская песня отдела по расследованию убийств

Пятница, 2 декабря

В основном потехи ради, Дональд Уолтемейер наблюдает, как Марк Коэн наблюдает за тем, как яма становится глубже. Эта процедура – если ее можно так назвать – состоит из двух разных этапов, и настроение Коэна между ними заметно меняется. Первый метр, пройденный экскаватором, – быстрый и безболезненный, и он даже не пикнул; следующие полметра уже требуют лопат, и Уолтемейер видит, что лицо юриста перекосило совсем не от предвкушения.

Бледный и тощий, в очках и со светлыми кудрями, Коэн на фоне здоровенного шмата мяса – Уолтемейера, – смахивает на невинного простачка из типичного комедийного дуэта: ученый Харди в костюме-тройке бок о бок с качком Лорелом из рабочего класса. Коэн – славный мужик, один из самых опытных городских прокуроров, и Уолтемейер не может представить юриста лучше для этого разрастающегося колосса, который когда-то начинался как дело о наемных убийствах Джеральдин Пэрриш. Но Коэн все же юрист, а не коп, и по мере того, как лопаты втыкаются в глину все глубже