Вейская империя (Том 1-5) - Юлия Латынина

Бариша замер.

- А правда, - сказал он с отчаянием, - что Сын Ира во сне показывает будущее и творит с человеком чудеса?

Араван помолчал.

- Чудо, - сказал он наконец, - это когда можно подать доклад. Со свидетельствами. О том, что солнце остановилось, или лепешки на персике выросли... Это - чудо, а все остальное - вздор. Внушение. Галлюцинации. Свое будущее я и без шаманов знаю.

Бариша был человек несуеверный, но вдруг увидел: лев на застежке араванова кафтана ожил и тянется к его голове.

- Так в чем, вы говорите, причина злоупотреблений?

- Да, - сказал Бариша, - епарх, конечно, брал взятки. Но ведь если бы он действительно выстроил водопровод, то он бы еще больше нарушил закон. Стало быть, причина взяточничества - в самом существовании Нижнего Города.

- Можете идти, - сказал араван. - Эту причину и изложите в докладе.

Потом вдруг выскочил из кресла, схватил Баришу за ворот у порога и тихо-тихо сказал:

- И если мне еще раз доложат, что вы дома носите траур по государю Харсоме...

А потом ночью Арфарра увидел в телескоп зеленую звезду, вскарабкавшуюся на горизонт.

Это было уже слишком. Звезды, восходящие на небеса, стоили разговаривающих идолов и пророчествующих шаманов.

Он взял гербовый лист и подписал указ об аресте Сына Ира. Мало того, что монах был превосходным гипнотизером, - а иного рационального объяснения быть не могло, - он еще заставлял чиновника грезить наяву. И даже больше: он был заранее кем-то предупрежден о планах Арфарры. Арфарра был взбешен: простоватый монах и его хозяева умудрились сыграть с араваном провинции ту же шутку, какую сам араван сыграл с суеверными варварами, с королем Варай Аломом!

Ночью он допрашивал арестованных.

Арфарра не собирался быть дураком, который - двух сажает, третьим садится сам. В Варнарайне были слишком много людей, арестовывать которых все равно, что разжигать костер мокрой соломой: и костер не загорится, и дым глаза выест.

Он понимал, и они понимали: те, кого араван отправит ко двору, будут повешены, те, кого он осудит на исправительные поселения, не будут помилованы.

Имена преступников были согласованы со столицей, глаза их были тоскливы и безнадежны. Они тщетно пытались оправдать свои действия здравым смыслом и тщетно пытались найти закон, нарушенный араваном.

К утру араван пришел в себя. Он порвал приказ об аресте Сына Ира в клочки и клочки сжег, чтобы никто не видел. В истории империи не было случая, чтобы желтый монах был арестован. Защитнику устоев - нельзя покушаться на устои. К тому же этим бессмысленным и суеверным арестом воспользуются его противники.

Почти через год указ государя о даровании почетного звания и упорство некоторых лиц, отправленных в столицу, потребовали присутствия аравана Арфарры во дворце.

Юный семилетний государь удостоил его личной аудиенции и радостно улыбнулся чиновнику. Это был счастливый день для маленького императора: сегодня он впервые добился от матери разрешения самому говорить тронную речь.

Государь сказал:

- Ныне древние законы восстановлены по всей империи, и с исчезновением "твоего" и "моего" исчезли зависть и злоба. Земли уравнены: богатые не своевольничают, а нищие не бунтуют. Мир пребывает в равновесии, народ пребывает в довольстве, звезды движутся сообразно предписанному, и благодаря этому крестьяне варят из одной рисины горшок каши, а в государевом саду вновь поселились золотые черепахи.

Государь улыбнулся матери. Он был уже большой, он понимал, что говорят, и понимал, что говорит правду. Ему уже объясняли, как движутся звезды: а с золотой черепахой Шушу он сам играл каждый день. Он склонил голову, слушая, как государственный секретарь повторяет его речь присутствующим: те сами не могли услышать государева голоса. Наконец-то не он повторяет за другими, а другие - за ним.

Араван Арфарра целовал одежду государя, кося глазами вбок. Там, за спиной государыни, стояла ее фрейлина, жена первого министра: платье ее, лунного цвета, было заткано жемчужной пылью, в волосах сияли звезды, подобные плодам Золотого Дерева, и от красоты ее рушились города и умирали люди: это была сестра короля Варай Алома, прекрасная Айлиль. Арфарра сам устроил этот брак.

Женщина стала оправлять своими тонкими пальцами воротник на платье государыни, и перстень-печатка с розоватым сапфиром на безымянном пальце был - Арфарра знал это совершенно точно - подарком Даттама.

Пестро разодетый чиновник кончил государеву речь, и вынул заготовленную бумагу.

"Государь обижен, - читал он, - равновесие и порядок нарушены в Варнарайне.

Араван Арфарра сосредоточил в своих руках необъятную власть. Он переманил на свою сторону еретиков и варваров из военных поселений. Он обманом овладел тайными знаниями храмов. Он хватал честных чиновников. У иных вымогал взятки за освобождение, а иных приказывал забить палками до смерти. Дошло до того, что управы опустели, а чиновники занимались делами в колодках и под стражей, ибо некому больше было вести дела. Бессмысленной жестокостью он думал настроить народ и чиновников против империи и предоставил непростительную автономию Горному Варнарайну, ибо собирался уговорить короля Варай Алома отложиться от империи, о чем наш верный вассал и доложил."

Государь глядел на коленопреклоненного аравана любопытными черными глазками-пуговками. Все чиновники были либо противны, как первый министр, либо глупы, как этот араван. Хочет отпасть от государя - и осмеливается явиться ко двору.

- Что вы можете сказать в свое оправдание? - спросил государь.

Араван был совершенно спокоен. Он заговорил, глядя лишь на мальчика.

- Год назад, - сказал он, - государственный преступник Баршарг сказал мне: "Новый первый министр никогда не забудет, что вы назвали его проказой, поразившей кости государства!"

И другие, странные люди, предупреждали меня - как будто я сам этого не понимал.

Но я понимал и другое - как много может сделать один человек.

Год я управлял провинцией. За зиму я построил дамбы и каналы в верховьях Орха. Это дало работу восьмидесяти тысячам нищих, которыми кишели города. Я накормил их зерном, припрятанным богачами, роздал им орошенные пустоши и снабдил ссудами, семенами и инвентарем. В этом году они сняли первый урожай. Экзарх Харсома не делал этого, чтобы люди продавали свой труд и свое тело, чтобы они становились рабами и нищими.

Меня могут казнить, но восемьдесят тысяч наделов - останутся.

Богачи скупали землю, но не платили налоги, а бедняки, продав землю, не освобождались от податей. Простой народ, будучи не в состоянии прокормиться, уходил и занимался торговлей. Власти не заботились о бедняках и не карали за попрошайничество.