Царская чаша. Книга I - Феликс Лиевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После зачитывания долгого списка добра и рухляди309 была значительная приписка о даваемых за княжной Варварой сельце Богоявленском да трёх деревнях тамошних со Тогуновского краю губернии Переславской, в придачу с собою холопов дворовых троих и девок теремных рукодельных двух. То было щедро весьма, и Анна Романовна с Юрием было засомневались накануне, надо ли земли отдавать так много, когда у них сынов четверо ещё. Но князь Василий передал им в успокоение уговор свой с Басмановым, что семейство их ничего при том в доходах не потеряет – по последним сведениям, из казанской ссылки вернутся не все их ярославские соседи, и воеводе Басманову уже сейчас известно доподлинно, что останется по некоторым из князей уже к лету беззадщина310, и при умелом подходе можно будет распорядиться ею в свою пользу, с государева дозволения, разумеется. Кроме того, даёт Басманов за сыном кладкой свою Елизаровскую вотчину в полное того владение, как только семнадцать ему исполнится весною, и сулит помочь устроить сбыт лесных товаров, коими богаты пока что переславские имения Сицких, через государев торговый путь. Княгиня Анна, почитающая более журавля в небе синицу в руках, только качала головой. Но князь Василий, вполне будущности доверяясь, снова брался урезонить и её, и прочих родичей примерами тех же Пронских, и Телятевских, и Трубецких, и даже Тёмкиных-Ростовских, что, под великим князем Владимиром числясь, государевой дружбою, как и службою, не пренебрегают, и, в земщине оставшись, различий меж собою и государевой опричниной тем не чинят. Посетовал только на переменчивость судьбы, глянув на образа и осеняясь знаменьем, и гадая про себя, которым из опальных соседей не повезёт больше прочих – Ушатовым, Засекиным, Троекуровым, Алёшкиным, Шаховским311 ли… Кто знает, каким мерилом государь теперь отмерит вину каждого, и которые разделят участь Хилковых и Шереметевых, покрошенных, считай, в корень, за былую супротивность, а больше – супротивникам главным царским потакание…
Наконец, и это было улажено. Настало время рукобития. Торжественно поднявшись напротив друг друга, оба отца предоставили жёнам обернуть каждому десницу загодя приготовленными вышитыми платками, и с размаху ударили по рукам. После с крепким рукопожатием и пожеланием от воеводы, чтоб «наш сын был между нами общим сыном и помощником, а дочь ваша была бы общей дочерью и нашей послушной слугою», договор свадебный скрепили. Отец Феофан, тут же присутствующий, всему делу был необходимым свидетелем и к росписи своей рукой приложился. И уж на закате сели пировать, позвав к столу невестку и Васю, как уже большого.
Княжне на этом застолье появляться не полагалось, чему она была рада несказанно, и откушала у себя в светлице. Прислуживала ей Татьяна. Уйдя с подносом, снести в кухню посуду да чаю с пряничками боярышне приготовить, она обещала выспросить там чего-нибудь о сговоре. Дворовые ведь завсегда многое слышат и видят про господ… Вернулась бегом, без чаю и жутко всполошенная. Вести, что вместе с княжною в дом Басмановых отдают кой-кого из дворовых, вмиг облетела всех. Гадали теперь, кого ж именно. Само собой, бессемейных, рассудили они, особливо это девок касалось, и одну уж точно назначили – её, Татьяну, поскольку сирота была с недавних пор, и в отчем дому её ничто не держало как бы. Приданного у ней нету особого, кроме того, что княгиня от щедроты душевной пожалует, да и за дочерью приглядеть будет всё ж кому на новом поселении. В товарки ей, и на том сходились все, будет Нюша, не иначе, ведь у батюшки её ещё девок по хозяйству четверо, да невесток две, и без сожаления особого по согласию общему старшую он отпустит от себя, глядишь, там, на селе, скорее и замужем окажется, чем в городском боярском тереме всеми днями сидючи за работой. Татьяну же волновало, правда ль то, точно ли ей с княжной ехать.
– Танюшка… – выслушав новости, проговорила княжна, веля ей рядом присесть, – ты из дому не хочешь, что ли?
– Да что ты, голубушка, что ты, Варвара Васильевна! Напротив, боюсь, что напутали они там, и не обо мне речь, а мне бы с тобою хотелось…
Облегчённо всплеснув руками, княжна и сама возрадовалась, и обещала точнёхонько про то нынче же у княгини выспросить. Такое известие показалось ей самым пресветлым за последнее время, она даже разулыбалась, уже воображая, насколько с наперсницей такой жить в чужой семье легче и приятнее, конечно. Может, поэтому ей кое-как удалось заснуть к полуночи…
Так многое княжне под конец службы упомнилось, будто целую вторую жизнь она проживала после сватовства. А сегодня в купальне натирали её мягким овсяным тестом, замешанным на липовом цвету, мыли волосы хлебным мякишем, полоскали в семи водах, с приговорами, обливали настоем берёзовым, да мятным, да, напоследок, медово-ладанным. От сглазу в доме всём кропили пороги и личины оконные хвойным веником и крестили свечами, на Троицу из церкви взятыми. На ступенях же, и вкруг её горницы сыпали помалу маковыми зёрнами, чтоб и тут нечисть не смела сунуться.
– Не знаю! И так и так загляденье…
– Да нет же, ты лучше глянь! – в полном изнеможении княжна Варвара снова взяла с подноса серёжку-голубец с коралловыми камнями, в серебро оправленными, и приложила к ушку, а на другом висела, вздрагивая от сердцебиения, жемчужная двойчатка.
В двери заглянула княгиня, пригрозивши враз обрядить её по своему слову, а их всех выгнать вон, ежели этак будут канителиться – батюшка Феофан тут уже, стол накрывают вовсю, Никита Романыч с Юрием поехали Анну Даниловну встречать, а у них невеста доселе в одной рубахе и не причёсана!!! И правда сказать, нескорое это было дело – длинные локоны Варвары Васильевны расчёсывать, да в сорок прядей