Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I - Борис Галенин

«Алексеев с самого начала ее заявил себя сторонником активного образа действий и стремился захватить инициативу их.

Так, когда генерал Линевич, временно командовавший Маньчжурской армией до приезда генерала Куропаткина, опасаясь лишиться конницы, остановил движение конного отряда генерала Мищенко вглубь Кореи и отвел его к Ялу, Алексеев, не разделяя этих опасений и узнав о потере соприкосновения с противником, приказал Линевичу немедленно двинуть конный отряд вперед и предписать ему более решительный образ действий.

Но с прибытием к армии генерала Куропаткина отряд был снова отведен назад.

В то время как Командующий армией (Куропаткин) предписывал генералу Засуличу всеми мерами избегать решительного боя на Ялу и вообще не считал возможным, да и нужным, противодействовать высадке японских армий на Квантуне, находя, что “чем дальше проникнут японцы в Маньчжурию, тем лучше”, Алексеев признавал необходимым решительно им в этом противодействовать.

Далее, сильно озабочиваясь участью Порт-Артура, покинутого им только в силу Высочайшего повеления и в самый последний момент свободного сообщения крепости с внешним миром, Алексеев еще 8 мая, до взятия японцами киньчжоуской позиции, указывал генералу Куропаткину, что “наступила минута для решительных действий” в целях спасения крепости.

Его настойчивые домогательства завершились, наконец, тем, что генерал Куропаткин двинул к югу отряд генерала барона Штакельберга, но со значительной потерей времени и не в том составе, как это было ему предписано Алексеевым (32 батальона вместо 48!). Наступление велось неэнергично и закончилось у Вафангоу, где армия Оку нанесла отряду генерала Штакельберга поражение 1-го и 2-го июня».

Таким образом, мы видим, что А.Н. Куропаткин, нарушив предписание Главнокомандующего, умышленно выделил недостаточное количество сил и стал главным виновником срыва операции по деблокаде Артура корпусом Г.К. Штакельберга.

«Неудача эта не поколебала, однако, наступательных тенденций Алексеева, и он уже 7-го числа того же месяца предложил генералу Куропаткину перейти в наступление против армии Куроки, а 12-го числа повторил это предложение.

Командующий Маньчжурскою армией ответил на эти предложения уклончиво и в наступление не перешел!

Инициатива действий снова осталась в руках маршала Ойямы, который, начав 11-го июня общее всеми японскими армиями наступление к Ляояну, уже к 15-му числу оттеснил наши отряды за Феншуйлинский хребет, хорошо укрывший от нас расположение противника, группировку его сил и его передвижения.

Считая, что единственным выходом из этого опасного положения было вернуть себе инициативу действий немедленным переходом в наступление и что для этого мы имеем достаточные силы (131 батальон!), Алексеев 28 июня в третий раз предложил генералу Куропаткину, не ожидая нападения с востока, самому атаковать Куроки.

Командующий армией и на этот раз отклонил это предложение, считая силы свои слишком слабыми. Между тем Куроки 6 июля занял Сихеян и, открыв себе таким образом путь к Мукдену, в обход ляоянских позиций, еще более ухудшил положение нашей армии.

Тогда для убеждения генерала Куропаткина в необходимости перейти к активному образу действий Алексеев вызвал его 7 июля в Мукден на совещание, в результате которого было решено, удерживая наши позиции против армии Оку и Нодзу (то есть у Дашичао), начать наступление против Куроки.

Однако и это решение не было приведено Куропаткиным в исполнение: отправившись в расположение войск восточной группы, чтобы лично руководить ими в наступлении, генерал Куропаткин не только не перешел в таковое, но в то же самое время, после победоносной обороны войсками южной группы позиций у Дашичао, приказал таковые очистить вопреки мнению Алексеева, признававшего необходимым во что бы то ни стало удерживать за нами Дашичао — Инкоу.

Все дальнейшие настояния Алексеева, чтобы решение, принятое совместно в совещании 7 июля, было выполнено, не достигли цели, и генерал Куропаткин отводил наши войска с одной позиции на другую к Ляояну»{363}.

Следует отметить, что уже во время русско-японской войны и сразу после нее многие вполне компетентные исследователи на основании известных им фактов и свидетельств, как с нашей, так и японской стороны, считали, что «сражение под Ляояном не может быть иначе рассматриваемо, как открытая измена генерала Куропаткина»{364}.

«Считая при таких условиях невозможным нести долее…»

«Считая при таких условиях невозможным нести долее ответственность за наши неуспехи, — продолжает “Военная энциклопедия”, — Алексеев стал просить о сложении с него обязанностей Главнокомандующего.

12 октября 1904 года последовал на его имя Высочайший Рескрипт следующего содержания:

“Евгений Иванович!

С сожалением уступая настойчивым просьбам Вашим об освобождении Вас от обязанностей Главнокомандующего вооруженными силами Моими на Дальнем Востоке, Я выражаю вам Мою искреннюю признательность за все Ваши многосложные труды по формированию войсковых частей Наместничества, по сосредоточению их в районе военных действий и за высшее руководство вооруженными силами на Дальнем Востоке в тяжелый начальный период войны.

Пребываю к Вам неизменно благосклонный и благодарный Николай”.

12 ноября того же года на имя Алексеева последовал новый Всемилостивейший Рескрипт, в котором деятельность его и личные боевые заслуги получили следующую Высокомилостивую оценку:

“Евгений Иванович!

Освободив Вас, согласно Вашему желанию, от обязанностей Главнокомандующего сухопутными и морскими вооруженными силами, действующими против Японии, Я с удовольствием вспоминаю заслуги Ваши на Дальнем Востоке как во время китайских событий в 1900 году, так и при настоящих военных действиях с Японией, причем Вы своею благоразумною деятельностью вполне оправдали Мое к Вам доверие.

После несчастного случая с эскадренным броненосцем «Петропавловск», на котором погиб Командовавший флотом вице-адмирал Макаров, Вы, вступив, по Моему повелению, в непосредственное командование флотом Тихого океана, проявили свойственные Вам энергию и распорядительность, отбивая многократные атаки неприятеля брандерами и миноносцами, направленные преимущественно на заграждение выхода из Порт-Артура.

Высоко ценя Ваши боевые заслуги и в изъявление искренней Моей признательности, жалую Вас кавалером Императорского ордена Нашего Святого Великомученика и Победоносца Георгия третьей степени, коего знаки при сем препровождая, пребываю к Вам навсегда неизменно благосклонный и искренно благодарный Николай”.

Среди своих подчиненных Алексеев пользовался большим уважением и авторитетом за твердость воли, огромную трудоспособность, прямоту характера, большой государственный ум и ясное понимание сложной политической и стратегической обстановки»{365}.

Про уважение и авторитет Евгения Ивановича у подчиненных мы уже могли судить по запискам лейтенанта Р.

«К сожалению (вернее, к несчастью России. — Б.Г.) все эти положительные качества его (адмирала Алексеева. — Б.Г.) были парализованы (а теперь мы знаем — умело нейтрализованы. — Б.Г.) тем распределением власти на театре войны, которое очевидец событий ее, барон Теттау, назвал в своих воспоминаниях “своеобразным, и не вполне ясным”. Русская печать, отмечая в свое время оставление Алексеевым своего высокого поста, справедливо назвала его “безмолвной жертвой несчастно сложившихся обстоятельств”»{366}.

Последним серьезным политическим шагом Е.И. Алексеева стало представление по запросу МИДа своих соображений применительно к условиям будущего русско-японского мирного договора, использовавшихся для составления инструкций русским уполномоченным{367}. Рассматривалась кандидатура Е.И. Алексеева и на вновь вводимый пост Морского Министра, но, разумеется, Витте не пожелал видеть бывшего Наместника в составе своего кабинета.

8 июня 1905 года состоялось упразднение Наместничества на Дальнем Востоке. 13 июня того же года адмирал Алексеев был назначен членом Государственного Совета и Адмиралтействсовета с увольнением от должности Наместника и с оставлением в звании Генерал-Адъютанта. До конца своей долгой жизни (1843-1917) Алексеев продолжает сохранять доверие Императора. 

Японцы ненавидят Алексеева, но зато любят Куропаткина