Orwell - D.J.Taylor
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизбежная цена", неопубликованный роман, который Холбрук закончил через некоторое время после возвращения из Юры, не является точным отчетом о его пребывании на сайте - некоторые из описанных событий произошли до его приезда, а Сьюзен (Бриджид в романе) только недавно вступила в должность, а не занимала ее в течение последнего года. Тем не менее, его рассказ о семейной паре Барнхиллов - писателе Грегори Барвелле, его сестре Олвин и маленьком сыне Дэвиде - полон поразительных деталей. Альтер эго Холбрука Пол Гриммер приезжает на ферму, чтобы застать Бэрвелла ("черная, обтянутая маслом фигура, присевшая за одним из углов каменного дома, глядящая вдоль ствола ружья") в процессе стрельбы по гусю. На вопрос Буруэлла, почему птица должна быть застрелена, он сразу же выдает себя как педантичного зануду, который издает "любопытный скрежещущий звук", "объясняя тему без человеческого интереса, но с изнурительными подробностями". Затем следует мучительный вечер, в течение которого Пол слушает монотонный разговор Буруэлла и его сестры ("Самым мрачным удовольствием этой пары было подрывать все возможности: они любили, чтобы все было недоступным, сломанным, не подлежащим ремонту, недостижимым"), наблюдает, как Буруэлл уныло разделывает гуся, которого Олвин ужасно пережарил, и слушает сказочно-унылые светские беседы о местной фауне.
Впоследствии каталог недостатков Буруэлла расширяется до снобизма - Пол и Бриджид не допускаются в гостиную в тот день, когда Робин Флетчер и его избиватели приходят на чай, - и пренебрежения к сыну, забота о котором в основном возложена на его кормилицу. Олвин, которую молодые люди прозвали Старой ведьмой, - просто ворчунья. Пол и Бриджид мстят за себя, пробираясь наверх, чтобы осмотреть незавершенную работу Буруэлла и заняться любовью на полу кабинета. Одно из объяснений этого увядающего портрета жизни на Юре - элементарное столкновение поколений: молодой человек и преждевременно состарившийся, неожиданно оказавшиеся в компании друг друга. Но у Оруэлла было несколько друзей-ровесников Холбрука, которых не смущала двадцатилетняя разница между ними. В основе обвинительного листа "Неизбежной цены", как вы подозреваете, лежит разочарование, которое Холбук испытал от того, что его ожидания были так жестоко обмануты. Потрясение Пола от того, что "этот известный автор, чьи книги он читал, восхищался ими и даже иногда находил чувствительными, оказался таким скучным и таким задумчивым", явно принадлежит его создателю. В зрелом возрасте Холбрук считал Оруэлла "жалким занудой", живущим в "замкнутом мире" и постоянно "говорящим о чертовых птицах". Было что-то странное и в обстановке в Барнхилле, где все казалось разбитым или разваливающимся на куски, - атмосфера уныния, которую только усиливала "привычка Оруэлла все ломать".
Не слишком утешал и предварительный просмотр начальных глав "Девятнадцати восьмидесяти четырех". 'Довольно депрессивная вещь', - вспоминал Холбрук. 'Там был этот человек Уинстон... и эти унылые сексуальные эпизоды. Это казалось удручающе безнадежным". Визит Холбрука, который, похоже, длился всего десять дней, оказал решающее влияние на домашние порядки Барнхилла. Сара, которая недолюбливала парня своей матери, считая его "наглым и провокационным" и не делая ничего, чтобы развеять плохое мнение Оруэлла о нем, считала его приезд последней каплей в отношениях Аврил и ее матери. В какой-то момент в первую неделю октября Аврил убедила брата, что инвалидность Сьюзен не позволяет ей должным образом ухаживать за Ричардом. Нехотя Оруэлл, который предпочел бы, чтобы она осталась, с чувством вины передал 60 фунтов стерлингов - чуть меньше, чем в два раза больше четырехнедельной зарплаты, на которую она имела право по закону. Сьюзен, Сара и Холбрук уехали вместе, чтобы переночевать у Флетчеров в Ардлуссе, а затем отправиться в Крейгауз и далее на материк. Холбрук еще больше понизил мнение Сары о себе, высмеяв Библию, которая выпала из ее сумки с вещами, когда они покидали Барнхилл.
Оруэлл и его иждивенцы последовали вскоре после этого, причем Оруэлл отделился от группы в Глазго, чтобы навестить могилу Эйлин. Он вернулся в Лондон 13 октября. По меркам Оруэлла, пять с половиной месяцев, проведенных на Юре, принесли смешанные результаты. Хотя он наслаждался отдыхом, он осознавал, что добился гораздо меньшего, чем предполагал. Этим летом я практически ничего не сделал", - сказал он Хью Слейтеру, исправляя это огульное отречение на "на самом деле я наконец-то начал роман о будущем, но я сделал только около 50 страниц, и Бог знает, когда он будет закончен". Одним из основных препятствий для дальнейшей работы над "Девятнадцатью восемьдесят четырьмя" было обязательство возобновить социальные контакты, которые прервались за время его отсутствия. Я не могу выделить ни одного дня на этой неделе, - объяснил он Джулиану Саймонсу вскоре после своего возвращения, - потому что у меня много дел, а я и так должен сделать три обеда". Коннолли был в Америке, но Оруэлл фигурировал в социальных планах, которые Лайз Лаббок разрабатывал в его отсутствие. В понедельник у нас будет званый обед: Ричардсоны, Родни [Филлипс, богатый австралийский спонсор "Полемики"] и Оруэлл с Соней и мной в качестве поваров", - сообщила она ему 22 ноября. Вечер прошел хорошо, сообщила она пять дней спустя: "Званый ужин прошел с большим успехом. Оруэлл был очень весел!".
Спустя всего месяц после возвращения Оруэлл отмечает, что "я уже снова задыхаюсь от работы". Хотя он предпринял один или два шага по сокращению своих обязательств - он собирался завещать свое место обозревателя в Manchester Evening News Саймонсу, - он продолжал писать обычные колонки в Tribune, а также несколько более длинных эссе, включая "Лир, Толстой и Fool" для Polemic и еще одну статью о Джеймсе Бернхеме для американского New Leader. Очевидный вопрос, который можно задать Оруэллу на этом этапе его карьеры: почему он считал, что должен так много работать? Почему бы просто не удалиться на Кэнонбери-сквер, где Аврил теперь работала сиделкой и экономкой, и не продолжить работу над "Девятнадцатью восемьдесят четвертыми"? Другой вопрос: в каком состоянии он находился через восемнадцать месяцев после смерти Эйлин и с несколькими неудачными предложениями руки и сердца за плечами?
Почти маниакальная энергия, которую Оруэлл привнес в свою профессиональную и социальную жизнь осенью 1946 года, вполне могла быть реакцией на ухудшающееся здоровье. Почти для всех окружающих было очевидно, что он не только болен, но эта болезнь подстегивает в нем решимость продолжать работу, чего бы это ни стоило. Сьюзен Уотсон заметила, что он не мог успокоиться, когда явно выбивался из сил на
