Круги в пустоте - Виталий Каплан

Он осторожно, бочком, начал было двигаться вперед, но тут, едва не сбив его с ног, навстречу промчался бородатый воин с обнаженным мечом в руке.

— Ворота взяли, можно пускать конницу, — выкрикнул он, пробегая мимо. И сейчас же сзади послышался шум, лязг, глухой стук обернутых тряпками конских копыт. Сплошным потоком, не суетливо, но уверенно, двинулась к выходу конница. Митьке пришлось прижаться к черной стенке, чтобы его не зацепили. Стенка оказалась твердой, но понять, из чего она сделана, было совершенно невозможно, тем более, стало куда темнее — конные заслоняли и без того слабый свет. Митька, однако, понял, что это не камень, да и вообще вряд ли что-то такое, что можно потрогать. Что-то вроде затвердевшей тьмы.

Конница казалась нескончаемой, хотя он знал — большую часть хандары составляют пешие воины, всадников около тысячи. И вся эта тысяча сейчас тянулась мимо него, мелькали конские бока, лязгал металл, слышалось частое, возбужденное дыхание. Вспомнились Уголек и Искра. Хорошие были кони, жалко их…

Он все-таки осторожно двигался вперед вдоль стенки, поминутно оглядываясь на старика. Тот, казалось, не замечал ничего, целиком погрузившись в свое бормотание. Однако, когда последний всадник черной тенью проскользнул мимо него к выходу, Митька обнаружил вдруг, что чьи-то стальные пальцы больно сжимают его ухо.

— Ножиком помахать не терпится? — Тми-Наланси, оказывается, стоял у него за спиной. — Так не терпится, что и приказ блистательного Оорта-ла-Мирру забыл? Смотри, Митика, как бы не пришлось тебя наказывать… ибо млад ты и зелен, и помыслы твои колеблемы южным ветром. Тростью же направляют заблудшего на стезю его…

Блин, еще и эти! Обида внезапно взметнулась внутри, жгучей волной прокатилась от желудка к горлу. Уж кто только в этом дикарском мире ни грозил ему — и кассар, и люди из государевой спецслужбы, и князь… а теперь, выходит, и единяне тоже туда же? Да какое они имеют право?

— Права не имеете, — хмуро сообщил Митька. — И ухо отпустите, вы что, совсем?

Старик ухо отпустил, но уставился на Митьку удивленно.

— Что с тобой случилось, мальчик? Откуда в тебя вползла тьма? Впрочем, поговорим об этом после — сейчас нам действительно пора идти.

Солнце жгло, слепило, дышало с высоты белым огнем… оказывается, он уже немного подзабыл, каким оно бывает, олларское солнце. Точно по Темной Дороге шли не пару часов, а несколько месяцев.

Короткие и угольно-черные тени пересекали утоптанную до каменной твердости землю. Тени весело галдящих воинов-единян, тени сторожевых башен, тени врытых в отдалении столбов. Здесь, в этой части двора, Митьке еще бывать не приходилось. Синто его сюда не водил — рядом громоздилось угловатое здание темницы. Сами-то камеры внизу, но в тюрьме, понимал Митька, бывают не только камеры.

Неподалеку аккуратной горкой были уложены тела. Не так уж много, десятка два. Те княжеские воины, что не догадались или не захотели вовремя бросить оружие. Смотреть в ту сторону было неприятно, тем более что нахальные мухи уже начинали заинтересованно кружиться.

Митька сжимал рукоять своего кинжала, хотя в этом пока не было никакой необходимости. Оборона замка подавлена, немногих скрывшихся княжеских слуг ловит в поле конница, солдаты в казармах окружены тройным кольцом и, похоже, скоро сдадутся. А самое главное, виден на горизонте столб пыли. Это тянется вторая хандара, и менее чем через час будет здесь. Сам Митька, разумеется, этого не видел — ему сказал Тми-Наланси, за которым приходилось таскаться точно хвосту за собакой. Сам старик, впрочем, тоже не видел, это дозорные на башнях углядели и сообщили начальству.

Само же начальство, энергичный Оорта-ла-Мирру, мотался повсюду на гнедом жеребце, отдавал короткие распоряжения и вновь исчезал. Один раз, появившись рядом, строго погрозил Митьке пальцем и что-то на ухо сказал старику. Тот поглядел на него с сомнением, но все же кивнул.

— Вот что, Митика, — обернувшись к нему, сказал Тми-Наланси, — сейчас мы с тобой пойдем в подземелье, в темницу, людей выпускать. Ты там уже был, поэтому пригодишься. — Вдвоем пойдем? — поежился он, вспомнив того страшного немого узника.

— Ну, не совсем, — сухо улыбнулся Посвященный. — Возьмем пару десятков воинов. Мало ли… И смотри у меня, без фокусов чтобы. Ты еще успеешь совершить подвиги. И потому меч свой в ножны спрячь… не обнажают клинка без дела, знаешь ли.

Ход в подземелье долго искать не пришлось. Ни магических камней, ни молитв к Единому не потребовалось. Нашелся проводник — испуганный небритый дядька с запекшейся под губой кровью. Его нашли в темной коморке, где, поставленные одна на другую, едва ли не до потолка громоздились скамьи, висели по стенам цепи, валялись в углу мотки веревок и факелы. Задвижка, на которую сдуру понадеялся дядька, не выдержала и одного хорошего удара ногой, дверь слетела с петель, а дядька, заполошно воя, повалился на колени, тычась лбом в чисто выметенный пол. Кем он был — стражником, палачом или простым прислужником, выяснять не стали. Успеется. Запасшись факелами, двинулись вслед за ним по винтовой лестнице. Десятник Симлиу на всякий случай накинул проводнику на шею веревочную петлю — чтобы не вздумал улизнуть в какой-нибудь боковой проход.

Вскоре лестница кончилась тяжелой, окованной бронзовыми полосами дверью. Дядька виновато обернулся.

— Прошу пощады, почтенные господа, только ключей у меня нет. Я ж кто, презренный раб, принеси-отнеси и все такое, откуда у меня ключи? Не извольте гневаться…

— Подвинься, пропадающий, — небрежно заявил один из воинов, выходя вперед. — Без тебя управимся.

Он ласково ощупал пальцами замочную скважину, присел на корточки, зачем-то дунул внутрь. Непонятно откуда в руке у него появилась толстая, по-хитрому загнутая проволока, воин сунул ее в черную дырочку, осторожно повернул — и раздался тихий щелчок, вроде как ломается сухая ветка или кость.

— И всего-то, — пренебрежительно заявил воин, отходя в сторону. — Можно открывать.

— Это Имли-Лаотни, — шепнул Митьке Посвященный. — Добрый слуга Единого, а до обращения своего к вере — знаменитый сарграмский вор. Как видишь, даже злые навыки по воле Господа нашего обращаются ко благу. На самом деле, конечно, главный запор был не этот, а заклятье «преграды». Но сейчас все заклятья лопнули. Вот это, — указал он на висящую у него на шее деревянную рыбку, — силой Бога Единого разрушает магию.

Митька кивнул. Таких «рыбок» он видел и раньше — на корабле. Зарубленные тела на палубе, темные струйки крови… и единянские «рыбки» на шеях мертвецов. Рыбки, про которые Хьясси сказал, будто они ненастоящие. Не из красного дерева. Хьясси… Широкий, волнообразно изогнутый нож в руке кассара. «Не делайте этого, господин!». Пронзительный детский крик, острый запах крови…