Всемирная история. Том 4. Новейшая история - Оскар Йегер

Александр II, российский император

Д. А. Милютин

Великобритания, впрочем, была за этот период времени также избавлена от тяжких забот в своей внешней политике, кроме вышеупомянутых отношений в Центральной Азии, да разве еще мелкой борьбы с варварскими племенами в своих собственных владениях (например, усмирение ашантиев в Верхней Гвинее, 1873 г.). За великим поединком между Германией и Францией Англия следила с напряженным любопытством, но безучастно. Второй частью войны, после 4 сентября 1870 года, Англия не преминула воспользоваться для осуществления выгодных сделок с оружием и боеприпасами. Заключительным результатом войны Англия могла быть вполне довольна: Германии ей нечего было опасаться, Франция же надолго лишалась всякой возможности вызывать какие бы то ни было опасения в Англии. Министерству Гладстона удалось провести некоторые реформы: например, введение тайной подачи голосов при парламентских выборах; при нем и ирландский вопрос вступил в новый фазис развития, благодаря поднятию дублинским адвокатом Буттом агитации в пользу установления на острове самоуправления (Home-rule). Церковные и богословские кружки Англии были за это время сильно возбуждены ватиканскими декретами и старокатолическим движением, проявившимся в Германии; этому движению со стороны английских обществ была оказана и поддержка, и поощрение, каких оно в самой Германии почти не удостаивалось, благодаря полному равнодушию правящих классов к церковным вопросам. В 1874 году выборы дали перевес ториям и Дизраэли явился во главе нового правления, приступившего к власти именно с той целью, чтобы придать более энергичное направление внешней политике, как бы находившейся в некотором пренебрежении за последнее пятилетие. Это новое направление отчасти и проявилось в том, что королева английская приняла титул императрицы индийской, льстивший ее щепетильному самолюбию; а также и в том, что Англия сделала отличный финансово-политический оборот, скупив разом у вице-короля египетского все принадлежавшие ему акции Суэцкого канала, чем и обеспечила за собою решающий голос в делах этого торгового пути, против проведения которого она так долго ратовала.

Эдуард Гладстон, английский премьер-министр

В то время как в Европе совершались важные события, изменившие весьма существенно взаимные отношения между державами, в то время, когда создавалась сильная Германская империя, когда Италия начинала приобретать значение великой державы — Испания оставалась все на том же уровне политического ничтожества и крайней неопределенности условий своего внутреннего строя. 2 января 1871 года новый король испанский, Фердинанд Амедей, второй сын Виктора Эммануила, торжественно въезжал в Мадрид; а уже 12 февраля 1873 года он спешил покинуть Мадрид и удалиться к себе на родину. При самом добросовестном отношении к обязанностям своего сана, он убедился в том, что ему не справиться с этим хаосом, среди которого постоянно враждовали друг с другом не только республиканцы, карлисты, конституционалисты, прогрессисты, но еще и отдельные кружки, на которые эти партии распадались, и самые вожди этих партий; вследствие чего и министерства сменялись одно за другим — Серрано, Зорилья, Сагаста — и опять Серрано, и опять Зорилья — и только им самим, по-видимому, были известны поводы их смены. Дошло дело до того, что Испания очутилась республикой против воли: выборы в кортесы в мае 1873 года ввели в состав этого собрания 360 таких ярых республиканцев, которые почитали свободу лишь в том случае обеспеченной, если бы история Испании могла повернуть вспять и вся Испания распалась бы на известное число федеративных республик, наподобие Соединенных Штатов Америки. Президентом этой республики был Пи-и-Маргал, ее законодателем — Кастеляр. Возрастающее разложение государства, которое выражалось в беспрерывных переменах правления (Пи-и-Маргал, Сальмерон, Кастеляр), с одной стороны, ободрило сторонников парижской коммуны (intransigentes, как они себя называли), анархистов, которые в Картахене захватили власть в свои руки; а с другой стороны — карлистов, которые вместе с королем своим, Дон Карлосом V, овладели всем северо-западом Испании, а в июле 1874 года стали уже перебираться и за Эбро. Нашелся, однако же, такой энергичный солдат, который положил конец этой путанице речей и внутренней смуте: генерал Павия, 3 января 1874 года, разогнал кортесы, не пролив ни капли крови, а в декабре того же года другой генерал, Мартинец Кампос, разрешил все затруднения, провозгласив королем Альфонса XII, принца астурийского, сына Изабеллы. В этом и был ключ к разгадке: ниоткуда не последовало никаких возражений, и 14 января 1875 года этот юноша, только что достигший совершеннолетия, торжественно въезжал в Мадрид.

Виктор Эммануил торжественно совершил свой въезд в Рим, и этот факт несомненно стоял в тесной связи с ослаблением влияния Франции на итальянские дела. Парламентарные перемены, и здесь также очень частые, не представляют собой ничего особенно существенного и важного; они только служили поводом к тому, чтобы показать, в какой степени была богата талантливыми государственными деятелями страна, выводившая на парламентскую арену таких людей, как Мингетти, Селла и Депретис. Прогресс сказался во всех областях государственных: под давлением общегосударственного порядка стало быстро исчезать романтическое разбойничество; обязательное обучение было введено в 1877 году и поставлено вне всякой зависимости от деспотического гнета духовной опеки. Дальнейшей и весьма существенной школой для всего населения Италии было созданное общей воинской повинностью новое войско (1875 г.), перед которым исчезла прежняя национальная гвардия, сделавшаяся излишней; значительно улучшились и финансы, и в тронной речи 1876 года уже возвещено было о равновесии, установившемся между государственными расходами и доходами. Прежние итальянские государи были всеми забыты — в такой степени они были чужды местных интересов — и у них не оказалось никаких сторонников, никакой партии, которая могла бы препятствовать работе прогресса: это видно было даже и в Риме, где папа увидел себя ограниченным в своих действиях и своем влиянии стенами Ватикана, которые, однако же, нимало не стесняли его сношений со всем миром. Едва ли нужно упоминать о том, что никакое соглашение между папским престолом и национальным королевством Италией не могло состояться, и время от времени из Ватикана исходил только бессильный протест против утеснений «Церкви» со стороны «приальпийского королевства». Но эти протесты не приводили ни к каким серьезным затруднениям, и правительство устраняло все то, что в церковных порядках или учреждениях могло вредно отзываться на государстве (так, например, были упразднены католические монастыри): действовало, вообще говоря, справедливо и гуманно. В смысле внешних политических отношений все устраивалось и складывалось очень благополучно: Франция была ослаблена, Австрия — ничуть не страшна, а новоучрежденная Германская империя являлась для Италии естественной союзницей, которой было выгодно Италию поддерживать.

Нам остается еще сказать несколько слов об остальных европейских государствах, второстепенных и третьестепенных по значению, которые, подобно скандинавской группе государств или Голландии, стоят вне области внутренних европейских комбинаций и соотношений великих держав, или же, как Бельгия и Швеция, пользуются обеспеченным и признанным державами нейтральным положением. Нельзя не заметить, что во время войны между Германией и Францией, симпатии всех этих держав были на стороне Франции, в особенности в группе государств Скандинавских и Дании, в которых продолжало держаться, в некотором роде, чувство скандинавского общения, впрочем, ограничившееся за это пятилетие только учреждением общего почтового союза между Швецией, Данией и Норвегией. Еще определеннее симпатии к Франции высказывались в Бельгии, Голландии и Швейцарии, хотя и Бельгия и Швейцария, во всех многообразных случайностях войны, самым добросовестным образом сохранили свой нейтралитет. Все эти три государства были глубоко возмущены тем новым догматом «о папской непогрешимости», который провозглашен был из Ватикана во время франко-прусской войны; и в той борьбе, которая была вызвана новым догматом, эти три государства играли немаловажную роль. В Голландии меньшинство населения, около 2/5 принадлежит к католическому вероисповеданию; может быть именно потому они и наделали так много шуму из-за ватиканской новинки, тем более, что 80-е годы нынешнего столетия совпадали с воспоминаниями о славных днях освобождения от испанского ига — взятии Бриелля, осаде Лейдена и учреждении его университета — и эти воспоминания праздновались и протестантской, и свободомыслящей частью католического населения. Под именем Гёзов (которое с понятной национальной гордостью произносится в Голландии) в Бельгии партийная ненависть разумеет «либералов», и здесь-то борьба обеих партий, клерикальной и либеральной, приняла весьма широкие размеры, причем клерикальная партия опирается, главным образом, на фламандскую часть населения. При этой борьбе, между прочим, проявилась удивительная наивность невежества в этой части населения, которая оказалась способной верить в разные, сочиненные католическим духовенством сказки о «пленении папы», об утеснениях, которым он подвергается и т. д., и выказала при этом уровень религиозного развития, не на много опередивший средние века. Не то было в Швейцарии, где высокомерие духовной иерархии было в значительной степени ограничено демократическим самосознанием и высокоразвитой автономий кантонов и общин. Ватиканские догматы встретили здесь, среди миллиона швейцарских католиков, сильнейший отпор, и центром этого отпора в Немецкой Швейцарии явился Золотурн, а во Французской — Женева. Часть принадлежавших к Базельскому епископству католиков в кантонах Золотурн, Люцерн, Берн, Ааргау, Тургау, Базель и Цуг — отказалась от подчинения епископу Ляша и вошла в состав старокатолического церковного союза, которому конгресс в Ольтене (август 1873 г.) придал более прочную организацию. Во Французской Швейцарии дело дошло даже и до полного разрыва с папой из-за того, что пастор Мермильо был им назначен викарием, по единоличной его воле, без всякого сношения с правительством кантона и союзным советом. В окружном послании папы Пия IX (от 21 ноября 1873 г.) были преданы осмеянию германские старокатолические епископы, причем в очень едких выражениях упоминалось и о церковных событиях в «гельветийском союзе» и некоторых его кантонах. Союзный совет ответил на это послание тем, что обратился к папскому нунцию и в самой вежливой форме просил его назначить день его отъезда из Швейцарии. В связи с этими оживленными церковными смутами, которые привели в 1876 году к выбору старокатолического епископа, стоял и пересмотр союзной конституции, который был закончен в 1874 году. Предложенные союзным советом перемены были приняты большинством 340 000 голосов против 198 000 в швейцарском народе. Перемены, внесенные в конституцию, касались установления более тесной связи между кантонами в отношении к единению в смысле военном, правовом и торговом. Достойно внимания то, что в числе отрицающих новые дополнения конституции явились главным образом все кантоны прежнего отдельного союза и большое количество католиков, обладавших правом голоса.