Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Все уездные города наполнены были выходцами из Москвы и Смоленской губернии. За недостатком помещения в домах, ночевали на поле. Сборным местом бывали храмы Божии. Лишь только раздавался благовест, выходцы стекались к церквам; площади вокруг них покрывались тысячами людей всякого звания и возраста, для усердного и слезами растворенного моления с коленопреклонением. Самые раскольники из приезжих обращались к православной Вере и просили служить молебны[375]. Каждый город был разделен на участки из 50 дворов. Они находились под смотрением пятидесятника, избираемого из граждан известной честности, имевших свои дома. Под присягою обязали их: все начальнические повеления и увещания объявлять каждому в своем участке и надзирать за исполнением; ежедневно по два раза осведомляться о приезжающих и отъезжающих, отбирая от них письменные виды и разные частные сведения, и обо всем дважды в день доносить полиции, а праздношатающихся представлять начальству. Для прекращения всех средств пробираться через города беглым или подозрительным людям, выходы загорожены были палисадами, и оставлены только главные проезды, занятые караулом; в ночное время делались беспрестанные разъезды. По улицам только и слышен был скрип повозок и телег с казенным и частным имуществом, которое погружали также на барки. Мужчины, однако, не трогались, несмотря на отправление присутственных мест, казны и церковных сокровищ. В храмах оставлялось только самое нужное для богослужения. Градские общества и экономические селения оставались непоколебимы, собирались в думы и мирские сходки и делали приговоры: отпустив семейства, самим не выезжать, но каждому вооружиться, а в случае приближения неприятеля защищаться до последней капли крови. Первый подобный приговор состоялся в Козельске. Так, не страхом к Наполеону исполнялись верные подданные Александра, когда к родным полям их подходили бранные тревоги, неизвестные им с незапамятных лет. Везде ждали неприятеля, чтобы сразиться и за собою оставить один пепел. Из Твери присутственные места были вывезены в Бежецк. В самой Твери сделано распоряжение: при появлении неприятеля казенную соль топить, казенное вино выпустить из бочек, хлеб жечь и все истреблять, «сколь можно действительнее и скорее». Губернатор Кологривов доносил Государю: «Мною предприняты уже меры к разведанию о неприятельских действиях и приготовлено ему на каждом шагу отражение. Я получаю донесение, что народ готов до последней капли крови защищать свое благоденствие, Престол и православную Церковь. Беспримерный сей патриотизм понудил меня удовлетворить ревностному жителей желанию; я одобрил их усердие, предписал полициям поощрить еще, чтобы они, подъяв какое кто может иметь орудие, стали при нападении неприятеля на защиту и единодушно положили отражать злодея, не повинуясь пагубным его обольщениям. Когда по сему же случаю получено было повеление Генерал-Губернатора, позволяющее убивать Француза, яко злодея России, и мое подтверждение, то уже в пограничных к Смоленской губернии уездах, Ржевском, Старицком, Зубцовском и Тверском, начались и разъезды, которые обязаны при приближении врага к пределам, донести земской полиции и повестить крестьянам, чтобы изготовились, а между тем во всей губернии, мне вверенной, делается с успехом приготовление. Я имею наблюдение, не терпят ли жители какого принуждения, какое имеют влияние нынешние обстоятельства на нравы; но можно ли сомневаться в Россиянах? Они готовы с удовольствием пролить последнюю каплю крови за искупление себя от злодейских рук»[376]. Когда внезапным поворотом Князя Кутузова от Боровского перевоза к Подольску открылась вторжению Рязанская губерния, оставшаяся под ненадежной защитой одного ополчения, уложили к отправлению водой присутственные места, денежную казну, сокровища духовного ведомства и ждали нашествия. Но как ждали? Губернатор Бухарин издал печатное объявление, начинавшееся сими словами: «Приглашаю всех жителей городских и деревенских, особенно дворянство здешней губернии, соединиться и противостать на случай скорого к нам прихода Французов. Единодушие и поголовщина могут еще удержать злого неприятеля, который губит все огнем и мечом. Ежели же случится, что чрез нашу губернию враг покусится идти далее по России, то пусть прежде мертвыми телами нашими устелет путь свой; Бог накажет его, а соседи наши отмстят ему»[377]. В Тамбове, по получении печатного воззвания Графа Ростопчина идти на Три Горы, дворяне положили: независимо от производившегося рекрутского набора, составить внутреннее ополчение, собрать с владельческих имений более 12 000 человек, половину конных, другую пеших, и поставить их на границах губернии. Сверх сих 12 000 человек, положили иметь еще столько же в готовности. В определении сказано: «Ведая, какие насилие, грабительства, злодейства употреблены, где прошел враг человечества, особенно узнав, что злодей приближается уже к Москве, дворянство согласилось идти с вооруженным народом всюду, куда слава, честь, Отечество и Его Императорское Величество потребуют»[378]. Что можно прибавить к таким выражениям? Лишь одно пожелание, чтобы сии и подобные им слова были вырезаны на мраморе или меди и в память и назидание будущих поколений выставлены в дворянских собраниях тех губерний, где их произнесли.

Тарутинский лагерь

Усиление и устройство армии. – Изобилие и веселость в лагере. – Частности о Князе Кутузове. – Меры осторожности. – Расположение ополчения 1-го Округа. – Прибытие в Тарутино Донских полков. – Высочайший рескрипт о начатии наступательных действий.

Когда на всем протяжении неприятельских сообщений от Москвы до Смоленска пировала смерть, Русская армия, огражденная в Тарутине окопами и извещательными отрядами, насладилась, впервые после отступления от Немана, трехнедельным отдохновением. В Тарутине стала она сильнее числом, крепче устройством. Из резервов пришло 20 000 солдат, обмундированных и вооруженных, приходили полки с Дона и Урала, шли кавалерийские ремонты, привозились снаряды, сукна. Амуничные вещи были исправлены, людей снабдили сапогами, валенками, полушубками, для которых уже с Августа велено было заготовлять овчины, для главной армии в губерниях: Воронежской, Курской, Екатеринославской, Харьковской и Тамбовской, для корпуса Графа Витгенштейна в Лифляндской и Псковской. После Бородинского сражения Высочайше повелено было укомплектовать дивизии, расформировав для того слабейшие, из коих люди долженствовали поступить на пополнение дивизий, понесших менее урона. Вместо того Князь Кутузов, не уничтожая дивизий, в каждой обратил один егерский полк на укомплектование прочих пяти полков. Расформированные полки, за оставлением в них малого числа людей, отправил он к Князю Лобанову-Ростовскому для преобразования. В Тарутине объявлены были награды за Бородинское сражение и розданы пожалованные нижним чинам по 5 рублей на человека; офицерам отпущено третное жалованье. В разных местах в тылу армии учреждены госпитали, усугублены меры для скорого доставления к полкам выздоровевших, устроено следование подвод с продовольствием. Три раза в неделю отпускалась винная порция, а в дурную погоду ежедневно. Вино, овощи, плоды были привозимы целыми обозами от купеческих обществ из разных городов. Отправляя в Тарутино приказчиков с запасами, хозяева приказывали продавать товар за самую умеренную цену. У маркитантов было изобилие всякого рода товаров. Из соседних губерний приезжали крестьяне в лагерь, узнавать об участи своих родственников; жены и матери приходили с гостинцами отыскивать мужей и сыновей. Бывали радостные встречи, или проливались слезы о падших за родину. Простые шалаши, сначала наметанные наскоро, становились обширнее, красивее; в иных были даже комнаты. Для освежения солдат после четырехмесячного кочеванья на биваках устроили бани в деревнях и на берегах рек. Дни проходили в обучении молодых солдат и рекрут, особенно стрельбе в цель. У генералов и офицеров бывали роскошные обеды. По вечерам, в полках гремела музыка, раздавались песни, и среди их веселых перекатов зажигались огни биваков. Происшествия от Немана до Тарутина казались тяжелым сном, размыкалось прежнее горе, тускло в душах недавнее зарево Москвы: все оживало новой жизнью; воспрянуло убеждение, что наконец достигнули до крайней точки отступления, что неприятель не перешагнет за Нару и близок час кровавой расплаты за оскорбленную честь Державы Александра!