Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Келли Линк

— Где чертов пульт?

Я перекинула ей дистанционный пульт.

Она, должно быть, попыталась отключить звук или сменить канал, но от возбуждения прибавила по ошибке громкость. «Вода залила всю долину…»

Энн вскочила и, пошатываясь, заковыляла в ванную. Когда она снова появилась, то прятала глаза и руки ее дрожали.

— Энн, в чем дело? Что это было?

— Господи, как неловко… почему они пропускают это в эфир? Как, черт возьми, позволяют такое?

— Что «позволяют»?

— Непристойности! Грязные слова. Разве ты не… — Она закрыла лицо руками. — Господи, да ты ведь понятия не имеешь, о чем я говорю.

Внутри у меня похолодело.

— Какие непристойности?

— Ой, сама знаешь. — Она доверительно придвинулась ближе, всем своим видом и тоном давая понять, что сейчас последует какое-то жаркое признание, вроде связи с зятем или растраты казны школьной футбольной команды. — Есть такие неприличные словечки… Их произносят вслух, а окружающие делают вид, будто все в порядке, даже ухом не ведут. Я их сейчас услышала и… черт, пришлось бежать в ванную, так меня разохотило. И почему только все прикидываются, будто в этих словах нет ничего неприличного?

— Энн, — сказала я, — когда мама вышла за доктора Идза, она стала пить больше прежнего, а он много времени проводил с нами, с каждым в отдельности. Компенсировал отсутствие материнского внимания, по его выражению. Он делал что-то с тобой? Эти слова, от которых ты рассмеялась… он что, связал их в твоем воображении с… другими вещами?

Секунду она смотрела на меня так, словно я только что высадилась из космического корабля пришельцев. Потом лицо ее по-старушечьи сникло.

— И ты тоже? — едва слышно пролепетала Энн. — Черт… он и с тобой проделывал свои грязные трюки?

— И с Эндрю, — добавила я. — Можешь не сомневаться.

— Я всегда считала, что он только со мной затевал свои извращенные фокусы. Мне было стыдно кому-то признаться. Но почему вдруг слова? Если ему нравилось приставать к детишкам — это одно, но зачем привязывать секс к словам, не имеющим к нему никакого отношения и, скорее всего, выбранным наугад?

— Может, как раз это самое главное. Доктор хотел выяснить, нельзя ли зарядить обыкновенные слова эротическим смыслом — причем навсегда. Он все время рассуждал о том, как мозг воспринимает язык общения. Думаю, мы служили для него объектами эксперимента.

Энн обхватила себя худенькими руками:

— Вот гад. Я всю жизнь терзалась стыдом, считая себя ненормальной. Стоит где-то только услышать эти глупые слова, как у меня наступает оргазм.

— А ты когда-нибудь просила Роберта… ну, в общем… произносить их, когда вы занимаетесь любовью?

— Ты шутишь? Я ведь понимаю, что это самые обычные слова для любого, кроме меня. Я бы почувствовала себя полной идиоткой. А ты? Пробовала когда-нибудь попросить любовника повторить то, что внушил тебе Идз?

Я попыталась улыбнуться, но уголки губ не слушались.

— Пятнадцать лет, Энн. Я ответила на твой вопрос? Она сжала веснушчатые ручки в кулаки:

— Какая несправедливость. Он растлевал нас обеих. Может быть, и Эндрю. Нужно выяснить, где он сейчас живет и заставить его поплатиться.

— Я уже думала об этом, — сказала я, — но боюсь… Боюсь, что наваждение снова начнет меня преследовать.

Но у Бога своеобразное чувство юмора, что Он и доказал, позволив мне столкнуться с Рики Кэллоуэем в самом неподходящем для нас обоих месте — в церкви. Рики вырос в том же приходе ирландских католиков, что и я. Хотя особой набожностью он не отличался, все-таки несколько раз в год приходил в церковь послушать мессу и исповедаться. Мне внезапно позвонил священник, отпевавший Эндрю, — Барнетт опять устроил в церкви выступление. Оккупировав лестницу, он выдавал импровизированную зажигательную речь. Старый священник хотел знать, «не буду ли я столь любезна приехать и увести брата».

К тому времени, как я добралась туда, Барнетта и след простыл, зато меня чуть не сшиб с розовых мраморных ступеней какой-то здоровяк со злыми черными глазами, вылетевший из дверей, как торпеда. Позже Рики объяснил, что забыл поставить охранный замок на своего «харлея», а потому и выскочил из церкви посреди мессы, боясь, как бы хулиганы не присвоили себе его драгоценный байк. Ему-то не знать, насколько легко и выгодно совершить такую кражу, ведь это был один из способов, каким он сам зарабатывал на жизнь.

— Смотри, куда идешь, — рявкнула я.

— Я смотрел, — ответил он, останавливаясь, чтобы окинуть меня сверху вниз оценивающим взглядом. Точно так он мог бы прикинуть, сколько монет ему достанется из церковной кружки для пожертвований. — Я видел тебя на похоронах Эндрю. Ты его сестра.

— Кристин, — представилась я. — А я тебя тоже помню. Ты Рики Кэллоуэй. — Поражаясь собственной смелости, я добавила: — Куда-то собрался?

Он усмехнулся:

— Прямиком в ад, если верить священнику.

— Я тоже.

Он снова оглядел меня:

— Верится с трудом.

— Ты бы удивился, если бы все знал.

— Так удиви меня.

И я удивила — правда, совсем не так, как он надеялся.

Мы оба, каждый по-своему, находились на грани отчаяния, но при этом проявляли невероятное самообладание, откладывая секс на то время, пока между нами не зародится дружба. У меня много лет не было партнера ни того, ни другого пола, а Рики только недавно расстался со своей подружкой и почти целую неделю обходился без женщины — для него срок немалый, так что если сравнить — мы с ним страдали приблизительно одинаково. И у обоих из нас было Прошлое. О своем он любил похвастать. Я же предпочитала отмалчиваться. Мы встречались, чтобы вместе пообедать, или выпить, или сходить в кино. Я узнавала его историю жизни, но не по отдельным крохам, а огромными кусками, которые сразу и не переварить: столько всего там было намешано — драк, интриг, наркотиков и алкоголя, — что напоминало остросюжетный приключенческий сериал. Отсидев срок в колонии для малолетних преступников за убийство отца, он работал на стройке и втихаря толкал наркоту. Его арестовали и посадили в тюрьму за торговлю наркотиками и разбойное нападение; он пережил два развода, множество расставаний с подружками, смерть матери и пулевое ранение в бедро, в миллиметре от артерии.

Мы не приступали к сексу четыре месяца, отчасти потому, что я сама толком не знала, чего хочу от Рики Кэллоуэя, отчасти потому, что лелеяла надежду: на этот раз все сложится иначе. Рики был настолько другой, не такой, как все, что и я буду другой и наш секс тоже будет другим. Не постыдным и грязным, а полным желания, силы и животной страсти.